МИНТАЙ:

В годы высокой численности минтая его суммарный вылов в российской экономзоне достигал 3,5-4 млн т. При этом в 70-80-е годы изъятие в каждом промрайоне было фактически одинаковым и не превышало 18-20% от биомассы нерестового запаса. Но в 90-е годы у южных Курил, восточной Камчатки, на восточно-сахалинском шельфе ухудшились условия воспроизводства минтая, в течение ряда лет не было его урожайных поколений. Запасы резко уменьшились, добыча упала в несколько раз, а то и вовсе прекратилась. А это привело к увеличению нагрузки на запасы в главных районах промысла — в северной части Охотского моря и на северо-западе Берингова.

Особенно пострадал охотоморский минтай. В последнее десятилетие, даже по официальным данным, его вылов постоянно и значительно увеличивался, тем более — с началом нерегулируемого иностранного промысла в открытых водах Охотского моря. Но сложное положение складывается и на промысле минтая в Беринговом море. По данным учетных съемок, выполненных совместно учеными ТИНРО и Аляскинского центра рыбохозяйственных исследований США, в последние годы отмечается рост (правда, незначительный) биомассы и численности восточноберинговоморской популяции минтая. Однако масштабы его нагульных миграций в российскую экономзону сократились, а их начало сдвинулось на более поздние сроки. Причины и здесь естественно-природные: изменение гидрологического режима, увеличение биопродуктивности восточноберинговоморского шельфа и другие. В результате, несмотря на достаточно высокие величины объективно допустимых уловов (ОДУ), российский вылов в Наваринском районе уменьшился до 250-300 тыс. т — против былых 600-800 тыс.т. А в западной части Берингова моря запасы минтая, размножающегося в российских водах, истощены до того, что всерьез высказываются предложения вовсе прекратить здесь специализированный промысел, ограничившись пятью-десятью тысячами тонн в рамках контрольного лова. Конечно, это больно ударит по рыбакам. Но если не принять кардинальных мер по спасению охотоморского и беринговоморского минтая сейчас, то в лучшем случае его запасы будут расти очень медленно, а в худшем — они не восстановятся совсем. Кстати, так уже было с минтаем Приморья, с сахалино-хоккайдской и другими популяциями сельди и другими промысловыми объектами.

Единственный район промысла минтая, который вселяет определенные надежды, — воды у Южных Курил. В последние годы там растут численность и биомасса этого объекта, и благодаря этому стало возможным увеличить прогнозируемый ОДУ с 10 до 50 тыс. т. (Замечу, что в 80-е годы здесь добывалось около 0,5 млн т). Восстановление запасов южнокурильского минтая, надо полагать, снизит нагрузку на охотоморские запасы, отвлечет из Охотского моря часть крупнотоннажных добывающих судов: а их количество там уже сейчас превышает возможности сырьевой базы.

Еще ряд естественных причин уменьшения численности минтая ученые ТИНРО-центра выявили в результате широкомасштабных экосистемных исследований, проведенных в 80-90-е годы в северной части Тихого океана. Одна из основных — изменение водообмена Охотского и Берингова морей с остальной океанской акваторией. В период относительно интенсивного водообмена океанические ландшафты расширялись, и это благоприятно сказалось на воспроизводстве минтая: в 80-х годах его биомасса в Охотском и Беринговом морях составляла около 80 процентов биомассы всех обитающих в пелагиале рыб. В начале 90-х же водообмен стал ослабевать, и биомасса уменьшилась в несколько раз — причем, по всему ареалу. Значительны потери минтая и от его потребления другими видами морских сообществ. Например, по результатам исследований на западнокамчатском шельфе выяснилось, что донные хищные рыбы съедают его за год сотни тысяч тонн, то есть примерно столько же, сколько вылавливают рыбаки.

Начавшееся во второй половине 90-х годов уменьшение биомассы охотоморского минтая по естественно-природным причинам усугубилось непомерно высокой интенсивностью промысла (особенно на западной Камчатке, где, по официальной статистике, в позапрошлом году доля изъятия составила почти 42 процента от нерестового запаса) и так называемым неучтенным выловом. Напомню, он складывается из-за применения недостоверных коэффициентов расхода сырца на единицу продукции и выбросов не идущей в обработку мелкой рыбы. По экспертным оценкам доктора биологических наук Н.С.Фадеева, за 1996-1998 годы в целом по Охотскому морю рыбаки выбрасывали за борт до 250-300 тыс. т молоди. А вот научно обоснованные оценки ученых ТИНРО-центра и КамчатНИРО по итогам минтаевой путины-2000: в западнокамчатском районе только у крупнотоннажного флота не пошло в обработку около 50 тыс.т, в североохотоморском — около 80 тыс. т молоди. В сумме это составляет по массе 15 процентов от общего ОДУ, а по численности — примерно 1 млрд особей, или одно среднеурожайное поколение.

Приведу наглядное подтверждение тому, что высокая смертность младшевозрастных групп минтая во второй половине 90-х годов определялась прежде всего хищническим выловом. Это судьба поколения 1995 года. В годовалом возрасте оно имело высочайшую численность — 100,7 млрд особей! А в возрасте трех лет она составила всего 2,7 млрд экземпляров. То есть сократилась почти в 40 раз! Естественной смертностью это объяснить невозможно. И вот что произошло в итоге. Это поколение три-четыре года назад считалось высокоурожайным, с ним связывались надежды на восстановление численности — а к началу вступления в промысловый запас оно оказалось фактически истребленным.

В настоящее время охотоморская популяция минтая находится в плачевном состоянии, общая биомасса за последние пять лет сократилась вчетверо. Мало того: в результате выборочного промысла (рыбакам ведь нужна крупная рыба с преобладанием самок, чтобы выпускать наиболее дорогую икряную продукцию) разрушена возрастная структура популяции. Доля производителей настолько мала, что в ближайшие годы они уже не смогут дать урожайного поколения.

Из всего сказанного вывод один: если варварская добыча будет продолжаться, то в самом близком будущем запасы охотоморского минтая будут полностью уничтожены.

Такие печальные — не побоюсь даже сказать — трагические перспективы диктуют кардинальные изменения в организации минтаевого промысла, поскольку существующие до сих пор меры регулирования ожидавшихся результатов не дали. Первые шаги в этом направлении уже сделаны. Запрещена добыча тралами с ячеей в кутцовой части менее 100-110 мм. В приказном порядке предписано использование так называемых зеркальных вставок. Запрещен промысел в период массового нереста. Закрываются районы постоянного обитания молоди и так далее. Теперь следует установить жесточайший контроль за объемами вылова, обязательное включение всей поднятой на борт рыбы до последнего «хвоста» в официальную статистику освоения ОДУ, ввести самые строгие меры наказания за сокрытие уловов и выбросы молоди.

Поддержать запасы минтая и экономическую эффективность его промысла можно и за счет более глубокой переработки уловов. Ведь при их объемах на уровне двух миллионов тонн любой, даже незначительный по массе, орган рыбы суммарно составляет сотни и тысячи тонн сырья. В море такой переработки добиться в полной мере не получается. Например, на судах, не оборудованных консервными линиями и жиротопочными установками, за борт идут все внутренние органы рыбы вплоть до высокоценной печени. Слабая производительность судовых рыбомучных установок приводит к потере 30-40 процентов сырья. Полный спектр пищевой и технической продукции можно получить только на береговых перерабатывающих мощностях с доставкой на них полуфабрикатов. А в море — только на судах с технологическим оборудованием, обеспечивающим безотходное производство.

И, наконец, наиболее болезненная для наших рыбаков проблема — иностранный промысел минтая в российских водах. Мнение всех дальневосточников едино: в условиях непрерывного сокращения сырьевой базы отечественного рыболовства и промысловых квот, надвигающейся безработицы для многих тысяч рыбаков — необходимо вывести все иностранные добывающие суда из экономической зоны России.

Но пока наблюдается совсем иная картина. Нынешней осенью в Наваринском районе Берингова моря иностранных судов, промышляющих минтая, было вдвое больше, чем российских…

Пользуясь случаем, мы попросили Дмитрия Федотовича поделиться соображениями по поводу ряда нововведений Госкомрыболовства. Рыбак с более чем четвертьвековым стажем, Стогний хорошо известен на Дальневосточном бассейне и его мнение интресно узнать сегодня, когда рыбную отрасль буквально лихорадит от перспектив ее дальнейшего существования.

— Показатели немного выше, чем в 1999 году. Минтай был покрупней, уловы добывающего флота оказались стабильнее. Среди лучших хочется отметить СТР «Иматра». Ледовая обстановка сложилась тяжелая. Подвигом, иначе не назовешь, была работа добытчиков на минтаевой путине. Наша плавбаза рассчитана на переработку 450 тонн сырца в сутки, можно было обеспечить такое количество, но...

Во-первых, сказались местнические интересы. Сахалинцы, камчадалы, да и рыбаки других регионов не работали с нами. Квоты, к сожалению, распределяют не на Дальнем Востоке, а в Москве. Каждый невольно «тянул одеяло на себя». Во-вторых, и меня поддержит большинство рыбаков, при снижении ресурсов следует сначала обеспечить прибыльную рыбалку отечественным судам, а у нас приоритетом пользуются иностранцы. Мы имеем возможность для продажи японцам, полякам, корейцам и китайцам не квот, а уже готовой продукции из минтая. Американцы в своей восточной зоне Берингова моря квот иностранцам не продают ни за какие деньги. Это не выгодно ни стране, ни рыбакам. Как сделать нашу боль государственной заботой?

— Я бы попросил направить его к нам. Уверен, на будущий год регулирование промыла изменилось бы в корне. Добывающим судам приходится по 4-5 суток изображать из себя гончую в поисках старшего инспектора Рыбвода, чтобы только сделать отметку на разрешение промысла. Представьте ситуацию: в различных районах Охотского моря скапливается во время путины до 300 судов и каждому выдана квота, и каждый должен отметиться у инспектора. Практически весь флот минимум один раз в год, а то и по два-три раза и чаще занимается этой дурацкой, иначе не скажешь, процедурой. А в это время по всему миру даже банковские документы передаются и принимаются по факсу. Нам — нельзя. Ну давайте для полного счастья запретим переговоры по рации, будем общаться на уровне XVIII века, что из этого получится?

Следующее. Не каждый имеет достаточный оборотный капитал для покупки квот на весь сезон. Вместо того, чтобы вынуждать заново переоформлять во время путины квоту, разрешите расплачиваться по частям: поймал рыбу, выпустил продукцию, получил деньги и погасил задолженность. Вопрос вполне разрешается без заседаний на уровне Госдумы или Правительства.

Продолжаю перечень несуразиц. В районе промысла ни о каком браконьерстве, контрабандной сдаче рыбы иностранцам речи идти не может. К чему орава контролеров? Деньги некуда девать? Вот поддержать бы, например, такой вариант — квоты выдавать перерабатывающим базам. Пусть они отмечают документы добытчикам по приемке у них сырца. В таком случае у капитан-директора и заместителя по производству исчезает головная боль по загрузке линии обработки, у капитанов траулеров — по количеству добытого, сокращается число контролеров.

— Это если есть заинтересованность в улучшении. Допущенные промахи легко исправить, согласен. Но ими никто не занимается. Более того, в Москве не обращают внимания на «глас вопиющего в пустыне». Введение аукционов — ария именно из этой оперы. По всей стране прозвучало сообщение о декабрьской чрезвычайной конференции дальневосточных рыбаков. До сих пор ни один чиновник Госкомрыболовства не выступил с комментарием, в Москве нашу конференцию игнорировали. Они наплевали и забыли, а мы сидим, гадаем, чем вызвано введение аукционов. Президент камчатской рыбопромышленной компании «Поллукс» Полукаров высказал предположение: заботой государства о сохранении национальных ресурсов. Я уважаю Василия Николаевича, но хотелось бы услышать объяснение создателей столь необычного приема в пополнении государственного кармана. Более склоняюсь к мнению делегатов Чрезвычайной конференции — идет уничтожение рыбной отрасли России. Аукционы на руку богатым иностранным соседям.

— Мы собираемся выходить в море. Само по себе рыбацкое дело рисковое.

Ледовая обстановка, погодные условия обязательно внесут поправки.

Но терять мы будем еще из-за прошлогодних ошибок. Обидно и досадно.

Я полностью поддерживаю оргкомитет.

Начиная с 1940-х годов и по 1983-й, на Камчатке (что на западном, что на восточном ее побережьях) были одинаково высокие подходы на нерест горбуши по нечетным годам. Но вот, в восемьдесят третьем году, случилось сильнейшее переполнение нерестовой горбушей рек западной Камчатки. После чего все поколение этого года нереста практически погибло: рыба давила друг дружку, а выметанная икра не попала в грунт, т. к. нерестилища были перепаханы животами вновь и вновь подходящих особей. От такого нереста скат молоди стал незначительным, и уже с 1985 года подходы возвращающейся на нерест горбуши оказались низкими.

С этого времени высокочисленные (доминантные) поколения горбуши западного и восточного побережий стали нереститься в противофазе: на западном — по четным годам; на востоке — по нечетным.

Надо сказать, что такое природное разделение нереста самой массовой рыбы по годам очень благоприятно сказалось на других видах лососевых рыб, нерестящихся в этих же реках. В те годы, когда в меньших количествах шла на нерест горбуша, — больше и лучше нерестились здесь нерка и кета. А также, в результате ската молоди горбуши в море, раньше регулярно происходил подрыв кормовой базы, которая у всех лососей является идентичной, что отрицательно сказалось на нерке и некоторых стадах кеты. Теперь, из-за разобщения лет нереста доминантных поколений горбуши западной и восточной Камчатки, у нерки и кеты камчатских стад, за счет более стабильного и равномерного поступления пополнения в океан и снижения межгодовой пищевой конкуренции, произошло улучшение выживаемости особей в морской период жизни приблизительно в 2-3 раза. А вот для кижуча и чавычи, как считает доктор биологических наук В. Ф. Бугаев, эти последствия могут оказаться не совсем удачными. Но это покажет время.

Однако в первые восемь лет ученые не связывали увеличение численности такой ценной пищевой рыбы, как, допустим, нерка, с уменьшением численности горбуши. Это увеличение, например, озерновской нерки, приписывали исключительно результату минеральной подкормки (фортилизации) и оптимальному пропуску производителей в бассейн Курильского озера, из которого вытекает река Озерная. Впервые на такое увеличение ученые обратили внимание в 1991-92 годах. В 2000 году это предположение переросло в уверенность. Затем — на почве ослабления конкурентных пищевых взаимоотношений нерки и горбуши в море — стала в последние годы восстанавливаться и численность нерки и кеты реки Камчатки.

Вторым благом для камчатских лососей ученые считают наступающее глобальное потепление климата, в том числе на севере Тихоокеанского побережья. Как говорит, в частности, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник КамчатНИРО Виктор Федорович Бугаев: «Увеличение температуры воды в океане в среднем на полтора градуса станет большим благом для наших и аляскинских лососей, потому что она в этой части Берингова моря очень холодна для них. А вот такое же увеличение на побережье штата Вашингтон или Британской Колумбии приведет к депрессии стада. Если на реке Фрейзер (Ванкувер) берут сейчас 20-30 тысяч тонн, то по прошествии некоторого времени уловы могут упасть до 5 тысяч тонн. И это потепление уже сказывается на численности наших стад.

Но надо не забывать, что наравне с положительными факторами для наших лососей существуют и отрицательные. Главными из них считаю разрешенный японским рыбакам дрифтерный лов в российской экономической зоне. Наиболее губительным этот промысел оказался для запасов камчатской чавычи, которая, будучи неполовозрелой и имея сходные размеры с неркой и кетой, всегда присутствует в прилове дрифтерных сетей. А значит, эта часть чавычи уже никогда не созреет и не вернется на нерест в свои реки. Глубоко убежден, что в резком снижении запасов чавычи на Камчатке прежде всего повинен дрифтерный промысел.

На втором плане стоит браконьерство в нерестилищах рек. Это касается всех рек Камчатки, но основную тревогу вызывают реки Большая и Камчатка и, в частности, положение в Мильковском районе, где нещадно истребляются как чавыча, так и кижуч.

На Камчатке также воспроизводится порядка 15 процентов всех мировых запасов нерки, и 80 процентов из них составляет нерка реки Озерной — на западе и реки Камчатки — на востоке. В настоящее время нерка реки Камчатки находится по своей численности на уровне численности 30-х — начала 40-х годов. Что приятно радует. Уловы ее составляют 4-6 тысяч тонн. Таких уловов не наблюдалось на протяжении 60-ти лет.

Нерка реки Озерной максимальную численность имела в 1990 году, когда ее выловили 14,5 тысяч тонн береговым способом и несколько тысяч тонн в открытом море. Сейчас уже наблюдается снижение уловов. Стабилизация наступит в ближайшие годы на уровне 5-6 тысяч тонн. В 2003-2004 годах может снизиться до 4 тысяч тонн. В целом хочу сказать, что 5-6 тысяч тонн ежегодного вылова в реке Озерной — это довольно неплохо, а чтобы по 15 тысяч — такого постоянно не может быть.

Большое место в наших научных работах занимает прогнозирование подходов рыбы к камчатским берегам. Само собой разумеется, что из-за новых взглядов на роль горбуши в динамике численности нерки, наработанные ранее материалы прежнего прогнозирования уже не подходят для прогнозирования современного. Но мы активно работаем как по прогнозированию нерки реки Озерной, так и реки Камчатки. И уже есть неплохие результаты.

Некоторую проблему составляет прогнозирование на реке Камчатке. Здесь на динамику численности нерки сильное влияние оказывают частые извержения вулканов. Допустим, хорошее удобрение вулканическим пеплом озера Азабачье может обеспечить рыбаков выловом здесь до 60 процентов нерки всего бассейна реки Камчатки. Здесь у нас опыт прогнозирования всего 6 лет. В 1999 году мы впервые разработали по этим наблюдениям новый прогноз, отвечающий современным условиям. Ошибка такого прогноза составила в прошлом году всего 3 процента. Эта цифра сама за себя говорит, что методика такого прогнозирования очень прогрессивная, тем более что она и далее будет проходить корректировку в нужном направлении.

С большим интересом мы ожидаем возврат в бассейн реки Камчатки нерки в 2001 году. Дело в том, что в 1995 году произошло 14-кратное переполнение рыбой нерестилищ озера Азабачье. Если брать те знания, которые ранее существовали об этом озере, то в 2001 году туда практически не должны бы вернуться рыбы. Уловы должны бы, по методике тех прогнозов, составить 0,5 или 1,0 тысячу тонн. Но мы ожидаем, что улов все же будет в пределах 5 тысяч тонн, и нерка озера Азабачье составит в нем 30 процентов. Такие выводы мы соотносим с изменениями ситуации в океане, о которых я уже говорил. А если бы в 1995 году не было такого большого переполнения нерестилищ, то улов на реке Камчатке в 2001 году мог бы быть порядка 8-9 тысяч тонн.

До 2004 года уловы нерки в Камчатке будут варьироваться в пределах 4-6 тысяч тонн, а с 2005-2006 годов снова предполагается некоторое увеличение.

Эти выводы я уже делаю после того, как поменял свои взгляды на оптимальную численность заполнения нерестилищ неркой во всем бассейне реки Камчатки. Еще два года назад я предполагал, что она должна составлять 1200000-1300000 штук, а когда пересмотрел динамику, то пришел к выводу, что необходимо 530000 штук, при этом в озеро Азабачье достаточно пропустить 50000 производителей. Четырнадцатикратное переполнения особями нерки озера Азабачье в 1995 году, когда на нерест прошло 690000 штук, могло бы в этом году привести рыбаков Усть-Камчатска к безрыбью, то есть к катастрофе относительно уловов нерки, но по описанным выше причинам, связанным с горбушей западного и восточного побережий, которая с изменением своего поведения изменила пищевые взаимодействия лососей в океане, — повысила выживаемость нерки в 2-3 раза,— нерка вернется в Камчатку. Катастрофы с ней в этом году не произойдет».