Камчатский краб и краб стригун

Шторм налетает без предупреждения, хотя в большинстве случаев он заявляет о своем пришествии в районах крабового промысла в Беринговом море заранее. Небольшое судно-краболов, 125 футовый (38 м) стальной ветеран, проведший на промысле не один десяток сезонов, болтается как бутылочная пробка на фоне гигантских зеленых волн, которые тяжело обрушиваются на его носовую часть и промывают палубу.

Шкиперу хорошо знакома такая погода, и хотя требуются значительные усилия, чтобы удерживать судно против ветра, он надеется, что сможет с честью выйти из ситуации. Палубные матросы, вооруженные бейсбольными битами, по очереди откалывают лед, который постоянно нарастает на леерах и такелаже, угрожая остойчивости судна. Неумолимая килевая качка, неослабно бросает носовую часть то вверх, то вниз, сопровождаясь сокрушительными ударами волн. Но с этим экипажу приходится мириться, ведь вчера каждому удалось заработать по 1.000 долларов до завтрака, и есть надежда что, это повторится и завтра, и по окончании шторма.

Затем происходит неожиданное. Никто так и не узнает почему, но судно начинает развивать крен, или корма начинает неожиданное погружение. Пока шкипер старается справиться с рулем, очередная волна накатывает и полностью «выносит» иллюминатор в рулевой рубке, а следующая заваливает судно на борт. Оно возвращается к нормальному балансу, но слишком медленно. И уже следующая волна снова накрывает его, не дав оправиться от предыдущего удара. Двигатель замолкает. Гаснет палубное освещение. В темноте и неразберихе экипаж, поспешно одевает спасательные гидротермокостюмы. Кто-то успевает отдать крепление автоматического спасательного плота, но он застревает в тросах. Экипаж, преодолевая, завывающий ветер и ослепляющую водяную пыль, пытается высвободить плотик, и всем удается запрыгнуть в него в самый последний момент, когда судно — их дом, крепость, тепло и благосостояние, вздымается в последний раз на волнах и уходит в темную пучину.

Коммерческое рыболовство по-прежнему считается самым опасным видом деятельности в Соединенных Штатах, однако, ничто не может сравниться по степени риска с зимней крабовой путиной на Аляске, на фоне которой промысел лосося и сельди выглядят позитивно благоприятными. В зените своей активности, краболовный флот, промышляющий камчатского краба в водах залива Аляска и в открытом Беринговом море, считался самым опасным местом трудоустройства в Америке, где ежегодно погибали и калечились десятки шкиперов и матросов. В один из мрачных дней 1983 года два краболова бесследно затонули, унося с собой жизни 14 рыбаков. В течение последующего месяца того же года холодные серые глубина Северной Пацифики поглотили уже 20, а к концу года — 30 рыбаков-крабовиков.

Не удивительно, что данный регион также пользовался славой самого прибыльного трудоустройства в стране, а возможно и в мире. Палубные матросы на некоторых судах зарабатывали до 100.000 долларов за несколько недель, и часто тратили до нескольких тысяч всего за одну ночь на берегу. Суда стоимостью до 1.000.000 долларов полностью окупались за один промысловый сезон, и поэтому сотни миллионов долларов инвестировались в новые суда, перерабатывающие предприятия и крабовые ловушки, целью и предназначением которых был промысел драгоценного камчатского краба.

Paralithodes camschatica давно считается «сливками» всех ракообразных на Аляске. Он достигает веса 25 фунтов (11.5 кг) при размахе конечностей до 6 футов (1.8 м), хотя средний экземпляр обычно весит 6 фунтов (2.7 кг). Камчатский краб можно найти повсеместно вдоль побережья Аляски, также как и его меньших по размеру и численно-сти родственников — синего краба (Paralithodes platypus) и равношипового краба (Lithodes aequispina).

Так же как и в случае с донными породами, первыми нацелились на широкомасштабный промысел краба японские суда, которые промышляли в Беринговом море с конца 19 столетия до начала второй мировой войны, а затем возобновили свое присутствие на этом промысле в середине 1950-х. Траулеры добывали краба прямо с морского дна; флот маломерных судов использовал специальные драговые сети – продолговатые, неглубокие сети, похожие на жаберные, со стеклянными поплавками в верхней части и грузилами в нижней, тяжелыми настолько, что сети практически проходили волоком по дну. В них то краб и запутывался своими конечностями и шипами.

Американский флот впервые вышел на промысел краба в заливе Кука, в районе острова Кадьяк и полуострова Аляска в начале 1920-х, а первый американский консервный завод по переработке краба был построен в Селдовии в 1923 году. Однако уловы и объемы консервирования краба оставались весьма ограниченными, пока один из переработчиков с острова Кадьяк «провидец» Лоуэл Уейкфид совершенно случайно не обнаружил новый, более совершенный метод обработки крупного краба – заморозку. Его личные маркетинговые усилия способствовали успешной реализации крабовой продукции по всей стране. Чтобы удовлетворить новый спрос Уейкфилд построил первый краболов-переработчик – траулер, на котором крабы разделывались, варились и замораживались.

Аппетиты отечественного крабового флота были несколько «усмирены» после 1959 года, когда правительство штата Аляска запретило использование драговых сетей, а вскоре после — и крабовых тралов. Консервативно настроенный Совет по рыболовству мотивировал такое решение тем, что драговые сети и тралы убивали огромное количество самок и молоди краба. Практическим эффектом этого запрета стало смягчение конкуренции для только оперившегося маломерного флота, использующего на промысле уже крабовые ловушки.

Рыбаки Аляски нашли круглые ловушки, традиционно используемые в южных 48 штатах для промысла тихоокеанского краба, слишком легкими для применения в Северной Пацифике, и с присущей Аляскинской изобретательностью произвели на свет свои собственные. Первые экземпляры были сварены из армейских коек. Со временем, ловушки увеличились в габаритах до 8 кв. футов (0.74 кв. м) по площади и 3 футов (0.91 м) по глубине, при этом вес достигал 80 фунтов (36 кг).

Когда в 1960-х возрос спрос и цены на крабовую продукцию, поползли вверх и заработки краболовов. Некоторые молодые матросы зарабатывали до 50.000 долларов в год, в то время как их сверстники в Сан-Франциско модничали, увлекались наркотиками и исключались из учебных заведений. Хотя работа была тяжелой, а сезоны длинными и холодными, слухи о хороших заработках на промысле быстро распространились в рыболовецком сообществе, и вскоре было построено первое стальное судно специально для крабового промысла: 99-футовый (30 м) краболов «Пегги Джо», базирующийся на Кадьяке, был мощнее, мог выдержать более сильное волнение, вести промысел дальше от берега и нести больше крабовых ловушек, чем любое из конкурирующих судов. Однако его преимущества имели короткую жизнь.

Уже к 1971 году, судоверфи от залива Паджет до Мексиканского залива работали сверхурочно, чтобы удовлетворить возросший спрос на новые стальные суда-краболовы. За одну только постановку в очередь на постройку 94-футового (28.6 м) судна на судоверфи «Марко» необходимо было заплатить 100.000 долларов. Но те судовладельцы, которые получали новые прочные суда, окупили свои начальные затраты сполна, получив возможность вести круглогодичный промысел камчатского, синего и равношипового краба от острова Кадьяк до острова Святого Матвея.

Прадедушкой всех промысловых районов был все-таки Бристольский залив. В конце 1960-х уловы резко упали в районе острова Кадьяк и полуострова Аляска, а так как судоходные качества нового флота позволяли выдерживать более суровые погодные условия, промысловики стали больше концентрироваться в районе восточного Берингова моря. Данный промысел, казалось, не отвечал никаким общепринятым нормам. Несмотря на постепенное увеличение числа промысловых единиц, крабовая квота была непомерно раздута, и уловы среднестатистического краболовного судна увеличились вчетверо в период с 1968 по 1978 годы. Цены также не отставали в росте. Они поднялись от 0.38 до 1.23 доллара всего за 4 года.

Единственным аспектом промысла, который пошел на убыль, стала продолжительность путины, которая сократилась с 3 месяцев до 6 недель. Краболовы зачастую работали по 24, 30, и даже 40 часов без перерыва, когда путина достигала своего апогея, отдыхая только после доставки улова в Датч-Харбор, Акутан или Порт-Моллер. Ожидание перед сдачей сырца береговым переработчикам могло занять несколько суток, поскольку заводы не поспевали за флотом. Некоторые суда даже возвращались на всех парах в Кадьяк, чтобы успеть сдать краба, так как оплата там была лучше, а ожидание гораздо короче, чем в других портах.

При пиковом значении своей численности в 1980 году краболовный флот из 236 единиц «выдал на гора» 130.000.000 фунтов (58.500 тонн). Им понадобилось меньше 6 недель чтобы выбрать все лимиты, хотя в среднем каждое судно добыло камчатского краба на сумму не менее 500.000 долларов. Доля простого матроса могла составить тогда около 10.000 долларов в неделю, а многие зарабатывали и того больше.

И все же этот промысел умер гораздо быстрее, чем развился. В следующий год все были парализованы, включая и морских биологов, видом пустых крабовых ловушек, которые поднимались рыбаками на поверхность. Сезон закончился с беспрецедентным результатом — 34.000.000 фунтов (15.300 тонн). В 1982 году улов упал до 3.000.000 фунтов (1.350 тонн). Район был полностью закрыт для промысла в 1983 году, и хотя промысел возобновился в 1984 году, уловы, начиная с того года, редко превышали 15.000.000 фунтов (6.750 тонн).

Никто не знает, почему промысел в Бристольском заливе так резко «свернулся», хотя многие считают, что произошло это из-за целого ряда факторов. Теперь оказалось, что стадо краба возросло до рекордно высоких показателей, и последующий спад был просто неизбежен. В данной связи интенсивный промысел, возможно, только ускорил коллапс крабовой популяции. Стадо так и не восстановилось даже до половины своего прежнего размера, и многие указывают на закон Магнусона-Стивенса как возможную причину — ведь его следствием стало ограничение промысла донных пород иностранным флотом, и соответственно увеличение популяций минтая и трески, которые известны как хищники, истребляющие молодь краба.

Другим потенциальным фактором, возможно, было повышение температуры воды в Северной Пацифике в 1977 году. Биологи утверждают, что потепление морской воды привело к рекордному уровню популяции лосося, и выражают опасения, что оно же вызвало обратный эффект у ракообразных.

Хотя порт Кадьяк обрел свою известность как первоклассный порт Аляски в первую очередь благодаря камчатскому крабу, он был также центром процветающего креветочного промысла в 1960-70-х. Но по причинам, доселе неизвестным, стада креветки биологического рода Pandalus, которая добывалась с помощью тралов и ловушек, также претерпели коллапс в районе острова Кадьяк и залива Кука в начале 1980-х и уже никогда не восстановились в последствии.

Какой бы ни было бедствие, которое вызвало падение численности популяции — сверхинтенсивный промысел, болезни, истребление хищниками, ухудшение условий среды обитания — похоже, имело произвольный эффект на популяции двустворчатых моллюсков. Рыбаки острова Кадьяк и юго-востока по-прежнему ловят тихоокеанского краба, но в заливе Кука его коммерческий промысел был закрыт уже в течение более десяти лет. Уловы краба-стригуна-опилио в районе Кадьяке снизились, но затем снова восстановились, а на юго-востоке промысел камчатского краба по-прежнему продолжается в нормальном режиме.

Хотя небольшие промысловые районы вокруг Аляски, продолжают обеспечивать работой некоторое количество судов, вся индустрия в целом потерпела крах, когда наступил коллапс популяции камчатского краба в Бристольском заливе в начале 1980-х. Многие суда были переоборудованы в траулеры и возвращены в Берингово море на промысел минтая и трески. Оставшиеся краболовы сконцентрировались на добыче малочисленных синего и равношипового крабов, а также и на нескольких других породах, которые ранее не принимались во внимание.

Краб-стригун-бэрда (Chionoecetes bairdi) и краб-стригун-опилио (Chionoecetes opilio) с веретенообразными конечностями, известные американским потребителям как «снежный краб», представлены практически во всех специализированных морских ресторанах в США. Обе эти породы промышлялись в период 1970-х, но когда ресурс камчатского краба истощился в 1980-х, необходимость поиска менее дорогостоящей альтернативы сделала «снежный краб» естественным продуктом-заменителем. Цены на него возрастали, популяции были здоровыми, и это способствовало еще одному буму, хотя и не такому стремительному и прибыльному, как в случае с камчатским крабом.

С момента большого срыва в 1980 году крабовый промысел Берингова моря обрел относительную стабильность и размеренность. Хотя теперь зачастую камчатско-крабовый сезон продолжается не более недели, бывают исключения, когда он может продлиться с августа по ноябрь, а промысел краба-стригуна-опилио обеспечивает дополнительную занятость флота в течение нескольких зимних месяцев.

Контроль за промыслом стал строже с выделением меньших промысловых лимитов и жестким ограничением объемов прилова других крабовых пород. Крабовый прилов тральщиков также сократился за счет полного закрытия некоторых районов Берингова моря для глубоководного траления, чтоб обеспечить защиту среды обитания крабов. Теперь, однако, защиту получает не только краб. Конгресс США в 1988 году принял закон о безопасности судов промышленного рыболовства и впервые принял участие в управлении рыбной промышленностью. Теперь, рыболовные суда должны были иметь минимально необходимое количество спасательных средств, включая спасательные плотики, подлежащие ежегодному осмотру и тестированию, средства оповещения на случаи чрезвычайных ситуаций, осветительные ракеты и стробоскопические источники. Теперь ежемесячно проводятся обязательные испытания систем безопасности, а каждое судно должно иметь на борту хотя бы одного члена экипажа, специально подготовленного для оказания первой медицинской помощи.

Хотя рыболовство в Северной Пацифике остается одним из самых опасных видов деятельности в Соединенных Штатах, количество затоплений судов резко сократилось в начале 1990-х, а смертность на промысле упала вдвое. Риск все же присутствует, и суда иногда бесследно исчезают, но вероятность того, что шкиперы и их экипажи увидят родной берег гораздо выше, чем в золотые времена прибыльного промысла камчатского краба.

Камчатский краб и краб-стригун