ПРОВАЛ ПУТИНЫ В БРИСТОЛЬСКОМ ЗАЛИВЕ

      Поселок Кинг-Сэмон (в пер. Чавыча) штата Аляска (население 375 жителей) — это неприглядное местечко с грязными дорогами и единственной заправочной станцией. Но как и другие окрестности Бристольского залива, Кинг-Сэмон буквально трещит по швам в середине июня, когда тысячи рыбаков, разнорабочих, рыбообработчиков, механиков и других специалистов, обслуживающих рыбацкий флот, «десантируются» в данном районе для «перехвата» самого крупного на планете стада тихоокеанского лосося, направляющегося на нерест.

Еще в 1996 году лососевая путина в Бристольском заливе продолжительностью всего шесть недель оценивалась на сумму 147 миллионов долларов. Это превышало доход от всего добытого палтуса, трески и даже тунца.

Рыболовный флот, включая 6.400 ловцов и 30 судов-переработчиков, понес миллионные расходы в подготовке к путине еще до подхода первого лосося, полагая и надеясь, что эти ставки окупятся сполна за счет даже одного захода лосося. До прошлого года такая рискованная стратегия приносила уверенную победу.

До того момента Аляскинский Департамент охраны водных биологических ресурсов (Alaska Department of Fish and Game — ОВБР) в течение 20 сезонов безошибочно предсказывал подход лосося с точностью до суток, если не до часа. Уже в прошлом году, несмотря на предсказанные 35.8 миллиона голов лосося, к месту путины подошли только 20.1 миллиона.

В результате последующих низких показателей по вылову — 12.3 миллиона вместо прогнозируемых 24.8 миллиона — рыбаки остались с неоплаченными расходами на содержание флота; некоторым пришлось брать в долг у переработчиков, которые в свою очередь сами умыли руки перед покупкой авиабилетов домой.

Однако неудачные сезоны являются частью бизнеса, а неопределенность — фактическая часть и правда нашей жизни. Таким образом в середине июня текущего года небольшое летное поле в поселке Кинг-Сэмон снова бурлило от деятельности — экипажи прибывали в основной массе, а затем спешно убывали в районы Накнек, Квичак, Эгегик, Угашик, Тогиак, Нушагак — речные системы, где ожидался подход лосося и где рыбаки могли бы установить жаберные сети для его перехвата. Прогнозы для этих районов ориентировали на подход 30.1 миллиона голов лосося с возможным выловом до 20.6 миллиона голов.

Я прибываю в Кинг-Сэмон 1 июля, день традиционного начала пиковой недели в течение путины. На День Независимости обычно приходится основная масса прибывающего лосося. Я получил переменные сводки по состоянию путины еще до своего приезда, однако совсем не требуется много времени после того, как я ступил на землю в окрестностях Бристольского залива, чтобы понять: «Что-то не так».

В разговоре с двумя рыбаками, с которыми мне довелось лететь на малом аэроплане до Южного Накнека, я узнал, что лососевое стадо «едва просачивается» в Бристольский залив и что многие реки не были открыты для лицензированного лова. Их настроение, однако, на удивление жизнерадостное.

Обращаясь к одной из своих спутниц, Ребекке, которая направлялась помогать своему отцу на рыболовном судне, я сообщил, что прибыл, чтобы написать статью в журнал. «Лучшего времени для этого и не придумаешь, — отвечает она мне возбужденно. — Рыбалка — это всегда волнение, получишь ли ты свой «длинный бакс» (big buck) или нет. У вас будет отличная возможность это испытать».

      Утром 2 июля шеф-повар берегового рыбозавода компании «Трайдент Сифудз» Дон Камерон, стоя у входа в заводской кафетерий и наблюдая проходящих рыбаков и переработчиков, пытался подбадривать их: «Улыбайтесь! Не делайте таких серьезных лиц!». Сам родом из города Глосестер (штат Массачусетс), Дон проработал шеф-поваром в «Трайдент Сифудз» уже пять лет. Он не планировал приезд на путину в этом году, но его другие рабочие планы рухнули: он планировал приступить к работе в качестве палубного мастера на траулере-переработчике «Атлантик Стар», которому по решению конгресса было запрещено в этом году производить промысел скумбрии на Восточном побережье США.

В среднем, Камерон, которого многие филиппинские рабочие предприятия кличут «папой», обслужил до 42.500 приемов пищи, обрабатывая до 50.000 фунтов мяса за каждую путину. Он говорит о заводском кафетерии с любовью: «Хочу, чтобы здесь всем было хорошо и комфортно. Сейчас сложно всем. Все основные речные системы находятся под охраной программ по увеличению возвратности лосося. В настоящий момент размер стада, заходящего в реки, недостаточен для массового воспроизводства. Поэтому Департамент ОВБР не собирается открывать их для лицензионного промысла. Это означает, что в такой ситуации денег никто не зарабатывает».

«Это тяжело, — говорит Камерон, — сказывается на рыбаках, которые нуждаются в заработках, а также на жителях морских поселков, которые нуждаются в этой рыбе просто как в продовольствии».

Прямо через реку, на упаковочном заводе «Нелбро Пэкинг», Дэвид Херсилла, президент Маркетинговой Ассоциации Независимых Рыбаков Аляски, — в ожидании сына Скотта, который в этом году работает на его судне палубным матросом. «В 9.00 часов будет известно, чего ожидать дальше», — говорит он, явно ссылаясь на прогнозы Департамента ОВБР, транслируемые в 9.00, 12.00, 15.00, 18.00 и 20.00 часов. В эти часы целые причалы замолкают в ожидании новостей и в надежде возможного открытия промысла в ближайшие дни. «Все как в рот воды набрали в эти дни, — сетует Дэвид. — Все переживают, многим в этом году необходимо оплачивать приличные суммы расходов по эксплуатации флота».

Однако Дэвид, равно как и многие другие рыбаки, не допускает и мысли об еще одной неудавшейся путине. «Сейчас не имеет смысла даже делать какие-либо заключения, — говорит он, как мне показалось, не столько в мою сторону, сколько самому себе, — слишком рано делать выводы».

Очень много гипотез витает в воздухе в попытках объяснить поведение лосося, которому вздумалось вдруг не объявиться в районе «обещанного рандеву», а также несколько приободрить рыбаков. Среди них: а) «прилив был недостаточно силен и не смог прибить рыбу к берегу»; б) «научный промысел в Порт-Моллер постоянно предоставляет неверные сводки»; в) «Департамент ОВБР проявляет консерватизм по причине несостоявшейся возвратности лосося в прошлом году» и т. д.

В настоящий момент в самой гавани среди рыбаков бытует мнение, что никто не станет громогласно подкреплять их опасения, что как и в прошлом году лосось может не придти вовсе. Девятичасовая сводка приносит достаточно хороших новостей, чтобы хоть как-то удерживать демонов неопределенности от буйного разгула. Хотя в районе Накнек-Квичак промысел по-прежнему открыт не будет, но результаты открытия промысла накануне вечером в районе Эгегик в два раза превысили результаты прошлого сезона, и Департамент ОВБР сообщает о возможно более интенсивном промысле в предстоящие сутки.

Итак, чтобы воочию наблюдать самую дорогостоящую «экстремальную» морскую регату в мире, как один из рыбаков удачно обрисовал открытие промыслового сезона в Бристольском заливе, мне предстояло направиться на юг, в район реки Эгегик. Там на пользующейся определенной дурной славой северной линии можно наблюдать, как рыболовные суда стоимостью до 300.000 долларов жестоко эксплуатируются рыбаками, как говорится, «идут в расход», совсем как бывшие в употреблении автомобили.

Следую на вспомогательное судно «Балаина», 105-футовую баржу, стоящую под выгрузкой у доков и планирующую далее следовать на юг. Вспомогательный флот в Бристольском заливе выполняет гораздо большую работу кроме просто выгрузки рыбы и снабжения малого рыболовного флота пресной водой и топливом. Он предлагает столь необходимые просветы отдыха для экипажей в ограниченной жизни на 32-футовых промысловых судах (32 фута или 10.71 метра — максимальная разрешенная длина судов для лова жаберными сетями в Бристольском заливе). И среди местных вспомогательных судов баржа «Балаина» с ее горячей ванной, рыбокоптильней и машиной для приготовления мороженого пользуется наибольшей популярностью.

«На эксплуатацию машины для приготовления мороженого мы ежегодно расходуем до 1.000 долларов, — объясняет 73-летний Лаланд Дэниелс, шкипер баржи и живая легенда Бристольского залива. — Что такое 1.000 долларов? Главное, рыбакам это нравится, и, кроме всего прочего, это вещь, о которой можно просто поговорить за порцией хорошего мороженого». Дэниелс занимается обслуживанием малого рыболовного флота в Бристольском заливе еще с 1965 года, когда он впервые узнал из газет о размерах нерестовых стад лосося в данном регионе и решился на расширение своих операций, которые он осуществлял, базируясь на юго-востоке штата Аляска. В те годы нерест в Бристольском заливе был в не меньшей степени неопределенным, чем сейчас. Японский флот безжалостно эксплуатировал местные ресурсы нерки до тех пор, пока Акт Магнусона от 1976 года не отбросил его за пределы 200-мильной экономической зоны и в 1978 не были полностью запрещены дрифтерные сети. «Я переживал плохие времена и ранее, — говорит Дэниелс. — Многие рыбаки не справляются с трудностями».

После неудачного сезона 1997 года многие промысловики балансировали на самом краю пропасти. Финансовая группа «Аляска Дивижн-оф-Инвестмент» предоставила примерно до 400 займов, обеспеченных лицензиями на рыбный промысел в Бристольском заливе. Около двух третей держателей займов не смогли выполнить своих обязательств перед кредиторами по результатам прошлого промыслового сезона. Для многих сезон 1998 года решит: быть или не быть.

«Если вы желаете стать рыбаком, — говорит Дэниелс, — нужно запастись доброжелательным отношением. Как говорят, «жить в надежде и умереть в отчаянии». Я не думаю, что следует умирать в отчаянии, но необходимо всегда верить, что все изменится к лучшему».

Мы входим в устье реки Эгегик около 19.00 часов, как раз до начала пятичасового промыслового «дебюта». Уже поздно «голосовать» в попытке попасть на «ловца», так что я наблюдаю за действием из рулевой рубки «Балаины» и ожидаю, когда ловцы потянутся за мороженым в 12.30 часов.

С моей позиции промысел выглядит вялым, что и подтверждали рыбаки, пришвартовываясь один за другим по корме «Балаины» после полуночи.

Экипаж судна «Силвер Тайд» («Серебряный прилив») привязывается и приветствует капитана «Балаины» и его экипаж. Их улов составил немногим более половины того, что удалось выловить вчера. Палубный матрос Джон Кларк рассказывает мне, что он раньше участвовал в проектах по искусственному разведению морских моллюсков дома в штате Флорида. «Всегда приятно иметь возможность снимать порядки и знать, что тебя всегда ожидает какой-то улов, — говорит он. — Здесь же — все по-другому».

Брэд Хендерсон с сейнера-морозильщика «Квик Сет-II» («Хваткий-II») отзванивает швартовку: «Я никогда не видел ничего похожего. Я думал прошлый год был самым скверным. Но в том году к текущей дате я бы имел в три раза больше улова, чем имею сейчас».

Окончательный подсчет показал, что в среднем улов каждого судна снизился по сравнению с предыдущим днем с 3.500 фунтов до 1.500 фунтов.

      После слабых вечерних показателей в районе Эгегик на 3 июля открытия лова не планируется. Имея по меньшей мере 18 часов ожидания до нового открытия промысла, «гиллнеттеры» (ловцы жаберными сетями), привязанные попарно, по три и по четыре, приткнулись к берегу. Немногим после полудня, после отлива, около двухсот судов покоились на пляже около Коффи-Пойнт в районе устья реки Эгегик. На Коффи-Пойнт имеется группа зданий: маленькое кафе, где можно приобрести гамбургеры по цене 9 долларов за штуку, магазин снабжения, пара небольших жилых домиков и несколько рыбоперерабатывающих аванпостов. Эту группу строений трудно назвать поселком. По всей видимости, там проживает не более одного постоянного жителя, находящегося там круглогодично. Но контраст между этими ветхими строениями и окружающей их глубинной Аляской заявляет о присутствии цивилизации громче, чем «центральный Манхэттен». Невозможно смотреть на них в первый раз, не задаваясь при этом вопросом об их происхождении здесь, у черта на куличках. Но потом невозможно не понять, что причина их появления здесь заключается лишь в том, что у нерки щелкает что-то в голове, заставляя ее возвращаться домой на нерест.

Повсюду слышны реплики рыбаков, мол никогда не видели такого количества рыбацких судов на берегу, или такого числа рыбаков, бесцельно слоняющихся по округе, многих из них — в поисках хоть какой-нибудь работы с оснасткой или оборудованием, которую они еще не успели сделать, или в поисках какой-либо статьи в ворохе газет пятидневной давности, которую они еще не успели прочитать. В толпе вижу знакомые лица парней, с кем рыбачил вместе в разное время. Один из них, по прозвищу Фалькон («Сокол»), конспиративным шепотом сообщает мне, что он в последние годы увлекается поиском сокровищ и сейчас участвует в переговорах на самом высоком уровне с бразильским правительством на предмет поднятия шести золотых слонят реального размера со дна океана. Я не верю ни единому его слову, но тем не менее встрече с ним очень рад.

Здесь я встретился и с президентом Ассоциации ловцов дрифтерными сетями Бристольского залива и шкипером рыболовного судна «Слэм Данк» («Отчаянный нырок») Дэном Барром. Он нарисовался в дверном проеме кафе и объявил о собрании рыбаков на берегу с целью обсуждения возможных идей о местонахождении лосося и оглашения устрашающей перспективы еще одного неудавшегося нерестового сезона.

Хотя основной причиной озабоченности Барра является перехват русским рыболовным флотом нерки, направляющейся на Аляску, он все же разбирает целый реестр возможных версий вместе с приблизительно восьмьюдесятью рыбаками, собравшимися на берегу.

«В открытом море хватает пиратов на нашу голову, — заявляет Барр собравшимся. — Китайские и тайваньские дрифтнеттеры ловят нашу нерку». Он указывает, что ранее в этом году, по меньшей мере шесть океанских дрифтнеттеров были замечены в районах миграции Бристольского лосося. В прошлом году — почти двадцать. Это прямая угроза, хотя улов китайцев и тайванцев — это слезы по сравнению с тем, что забирают у нас русские».

      Он также говорит: «Холодная война может и завершилась, но нам необходимо вести горячую войну за свой лосось». Русские, по его словам, вели промысел за пределами своих районов и в прошлом году выловили по меньшей мере на 6.5 миллиона голов лосося свыше нормы. Некоторая часть этого объема представлена лососем, имеющим происхождение в дальневосточных реках, соглашается он. Однако, от 10 до 20 процентов этого объема традиционно приходились на лосось, направляющийся в Бристольский залив.

Другие рыбаки в толпе соглашаются. Они также за последние три года встречали все возрастающее число особей лосося, помеченных дрифтерными сетями чужаков. В конце концов Барр приходит к третьей гипотезе, заключающейся в том, что возросшая популяция китов-белух усилила хищническое истребление молоди лосося на выходе из речных систем.

«Наша рыба и наше благосостояние под угрозой, — заявляет Барр толпе рыбаков. — Мы вынуждены принять факт, что второй сезон подряд лососевая путина терпит провал. Уже пора принимать экстремальные меры баллистического характера». (Много лет назад рыбаки уже буквально прибегали к таким мерам, направленным против китов-белух, сбрасывая баллистические заряды на хищников, пытаясь избавиться от их присутствия в окрестностях нерестовых речных систем).

Толпа начинает рассеиваться. Новый промысловый раунд был только что объявлен на завтра. Рыболовный флот уже потратил много финансовых средств на одно только присутствие здесь. Так что, опомнившись, все, вероятно, подумали, что если выходить на промысел, то лучше уж отставить зловещий тон Барра в сторону.

«Лосось подходит», — сообщает Стэн с сейнера морозильщика «Корн Фиш» («Золотая рыбка»). «Они уже здесь, — добавляет Кейси с сейнера морозильщика «Кэш Флоу» («Движение наличности»), — прошлый сезон был неудачным, но это не должно повториться. Иначе — это будет просто вздор».

Речные системы в заливе блокируются системой Лоран (системой дальней радионавигации), которая строго вычерчивает линии промысловых районов. Промысел за пределами этих районов представляет угрозу особям лосося, возвращающимся для нереста в речные системы. Нарушители караются штрафом 3.000 долларов.

Большинство судов старается производить вылов по самому периметру промыслового района. Именно там лосось может появляться в первую очередь. В районе Эгегик северная линия периметра промыслового района печально известна за так называемую игру «в цыплячий выводок», когда сотни и сотни рыболовных судов выстраиваются в одну линию, стараясь быть ближе к периметру промыслового района, но не за его обозначенными пределами.

Однако в этот ранний час кроме «Каманио» только два других судна бороздят залив вдоль «северной линии», ни одного «выскочки» в прямой видимости.

«Что у тебя там «Майк Си»?» — «Уинд Сонг» («Песня ветра») запрашивает с южной линии. «За целое утро и рыбины не заметил», — отвечает «Майк Си» (радиопозывной «Каманио»). Другие ловцы в этой радио-группе представляют аналогичные безрадостные сводки как из устья реки, так и с южной линии. Уже 4 июля, по всем показаниям, — пик промыслового сезона, а рыбы так никто и не видел.

      Экипаж «Каманио» в составе двух человек уже начинает одевать рыбацкое прорезиненное снаряжение, ввиду приближения открытия промысла в 6.30 часов. Дейв Кьюберт, член экипажа, рыбачит уже со второй половины 70-х. Тогда он впервые подписался на работу в совместном предприятии по промыслу хека в штате Орегон во времена, когда, по его мнению, «рыбак еще мог заработать немного денег».

      Джеймс Мелтон десять лет назад ответил на объявление, обещающее «приключение на Аляске» и работу в рыбодобывающей отрасли. «И ты купился на это дерьмо?» — спрашивает Дейв.

      Трое наручных часов, имеющиеся в настоящий момент на борту, показывают разное время. Так что мы усредняем показания, и Дейв выбрасывает первый буй за борт по корме. Мы отдаем 150 морских саженей сети (строго регламентированная норма), выбрасывая ее хребет по дуге, создавая естественный загон для лосося. Потом мы ждем. «Вон там был всплеск!» — визжит Дейв от радости, заметив долгожданный сигнал на водной глади. Крупный лосось, попавший в одну из верхних ячей сети, отчаянно отбивается на поверхности. А вот и другой всплеск в другом месте, затем следующий. С каждым разом, когда поверхность залива начинает бурлить по линии установленных порядков, экипаж взрывается радостным возбуждением. Потом снова ничего. Сеть остается недвижимой.

Мы снимаемся с одного окончания и отвязываем буй. Майк разворачивает судно и ведет вдоль всего отрезка сети, по ходу стараясь загонять в нее всю, какую ни попадя рыбу. Мы доходим до противоположного окончания сети и отвязываем буй. По-прежнему ничего. Мы ждем несколько минут и снова двигаемся в обратном направлении. Опять пусто.

«Давайте выбирать сеть», — предлагает Майк и спускается из рулевой рубки, чтобы запустить гидравлику и помочь остальным подбирать рыбу. Джеймс и Дэйв закрепляют конец хребтины на барабане и начинают выборку, внимательно всматриваясь в ячеи в предвосхищении улова — запутавшихся в жаберных сетях крупных особей лосося. Первый порядок, установленный 4 июля, одарил рыбаков только одним единственным лососем. Остальные были съедены сивучами. Другие члены радио-группы дают схожие сводки: «Ничего не имеем. Ничего не видим». Но один все же осмеливается добавить: «Сохраняю оптимизм».

Мы привязываемся к ловцу «Силвер Галл» («Серебряная чайка»), и я перехожу к ним на борт. Там узнаю, что шкипер «Серебряной чайки» Майк Джордан происходит родом из штата Северная Каролина, где владеет парой траулеров совместно со сводным братом. Это уже третья подряд его лососевая путина в Бристольском заливе. Объясняя свою любовь к заливу, он утверждает: «Это адреналин». Как водится, к концу лососевой путины он, похоже, уже готов вернуться к более спокойному промыслу креветки в родной Северной Каролине, но как только наступает июнь, его снова зовет лососевая лихорадка.

К данному моменту некоторые ловцы, расположенные вдоль северной линии, уже начинают принимать на борт рыбу, и видно, как они начинают теснить друг друга у незримого барьера. «Готовьтесь к «козлиным боям», — замечает Джордан, меняя курс «Серебряной чайки» на самый центр назревающей «драчки» за место на линии и заранее настраиваясь на очередную порцию адреналина.

И вот мы уже устанавливаем порядки, двигаясь на полном ходу в направлении другого «гиллнеттера», барражирующего вдоль северной линии нам навстречу. Любой рыбак Бристольского залива в такой ситуации имеет выбор из трех решений: удерживать свою позицию и надеяться, что оппонент сдастся и свернет вглубь района промысла; самому сдаться и позволить оппоненту продолжать рыбачить по «заветной» линии; или действительно набраться смелости и пойти в лобовую атаку в духе «козлиных боев», что нередко и происходило у нас на глазах.

      Встречный «гиллнеттер» заканчивает установку своего порядка раньше, чем мы успеваем с ним поравняться. Так что, по умолчанию, его порядок остается «закупоренным», т.е. перекрывается нашей сетью. Джордан и шкипер другого судна стараются не встречаться взглядами. Как только наша сеть установлена на месте и отлив начинает относить наше судно вглубь промыслового района в направлении от северной линии, настает и наша очередь быть «закупоренными» другим встречным судном. Его порядки буквально «обматывают» «Серебряную чайку» со всех сторон. Затем, почти мгновенно, и он уже в «западне».

Если уж мы и выловили какую-то рыбу, то это произошло в течение нескольких минут, когда мы удерживали «линию». К моменту первой выборки наших порядков в непосредственной близости от нас, между нами и заветной линией — уже целых пять судов. Улов на этот раз — 20 лососей, что недостаточно даже для покрытия износа, только что понесенного снаряжением.

Джордан говорит, что планирует скоро оставить рыбалку. В прошлом году он долго ожидал подхода лосося и, как выяснилось, совершенно напрасно. Тогда, в конце июля, он опоздал на креветочную путину в период полной луны, когда его сводный брат в родном штате смог заработать 40.000 долларов в неделю.

По завершению промыслового интервала 4 июля, после окончательного подведения итогов выясняется, что средний улов упал до 1.200 фунтов. Реальность становится для всех неоспоримой.

В 5 часов того же вечера распространяется слух, что Институт Исследований в рыбной промышленности — группа ученых из Университета штата Вашингтон, разрабатывающая прогнозы лососевого нереста независимо от Департамента ОВБР, понизила прогнозы по прохождению лосося в заливе с 33.8 миллиона до 24 миллионов голов при реальных объемах вылова до 10 миллионов. Неопределенность сразу рассеивается.

Возвращаюсь в Накнек на следующий день. Оставшийся там флот по-прежнему привязан к докам: Департамент ОВБР пока не дал «добро» на начало промысла. Неожиданно встречаю Тони Викича, моего давнего знакомого — одного из многих рыбаков Бристольского залива, хорватского происхождения. Его рыбацкая семья промышляла лосось в Олд-Кантри на протяжении пяти поколений. Он еще помнит с детства, как охотился за рыбой с носа маленькой резиновой лодки с помощью маленького гарпуна.

«Что ж, было весело», — говорит он. Я встретил Викича еще на Эгегике, когда он пребывал в сомнениях, остаться ли там или спешно переместиться в Накнек. По правилам, если бы он переместился, то ему не разрешалось бы производить промысел в новом месте в течение 48 часов. Но с рекой Накнек он был знаком больше, чем с Эгегиком, и, предвидя, что промысел не будет открыт на Эгегике еще двое суток, он все же решил рискнуть. «Всегда приходится решать самому. Никогда не знаешь наперед, где может проходить лосось», — говорит он.

Его судно, сейнер-морозильщик «Лиль Джин», в прошлом году не раз отмечалось как ведущее в системе компании «Трайдент Сифудз» на реке Накнек, хотя он также оказался в затруднительном положении, с трудом заработав 13.000 долларов. Он надеется, что промысел трески и палтуса будет удачнее и поможет выровнять финансовый обвал, ожидаемый от рыбалки в заливе в этом году. «Есть и полегче способ заработать свой миллион», — говорит он с иронией.

Рыбаки, наконец, дождались открытия промысла в Накнеке 6 июля, впоследствии отмеченного скудными уловами. Открытие промысла не Эгегике 1 июля показало, что этот день оказался пиковым по общим результатам для этого района.

Рыбаки признаются, что произошло невообразимое: промысел провален второй год подряд. «Мы не можем с уверенностью сказать, где вся рыба может находиться в настоящий момент, — заключает Джефф Регнард, управляющий биолог Департамента ОВБР. — Возможно, сказались температурные изменения в водах океанов, возможно — влияние дрифтерного промысла в открытом океане, а возможно — усиление фактора истребления лосося хищниками. Нам известно, что в реки проходит достаточное количество лосося. То же можно сказать о стадах молоди, покидающей речные системы. Но что-то происходит в течение двух-трехлетнего периода нагула лосося в открытом океане».

Опытные исследования департамента свидетельствуют о резком падении численности возвращающегося пятилетнего лосося, который должен был составить треть всего нерестового стада. Это особи, которые проводят первые два года в верховьях рек, потом два года в море и должны возвращаться на нерестилище на пятый год своей жизни.

«Мы отслеживаем, как они покидают реку, — говорит Регнард, — надеясь, что они все-таки вернутся».

До моего отъезда задаю вопрос Викичу, не планирует ли он вернуться на путину в Бристольском заливе на будущий год.

«Не знаю, — говорит он отворачиваясь в сторону, — надеюсь. Рыбаку только и остается — надеяться».