Андреян Толстых

Давайте попробуем представить тот разговор в зиму 1746 года в одной из полузанесенных снегом изб Нижнекамчатска, который решил судьбу Емельяна Басова.

У печи, гудящей огненной пургой и обдающей жаром, трое. Свет слабо проникает в слюдяное оконце, и потому на грубо сколоченном столе среди бела дня горят свечи, а на стенах колышутся громадные тени. И впечатление, если бы мы вошли сейчас в эту комнату, было бы жутковатое.

Кто же эти трое? Купцы Никифор Трапезников, в недавнем иркутский посадский. Еще во времена всезнающего Крашенинникова заимка Трапезникова была у Большерецкого острога, а теперь вот махнул в Нижний — поманил басовский бобровый вояж на «Св. Петре». Федос Холодилов пришел из Тотьмы. Андреян Толстых — сибиряк из Селенгинска.

Все трое богаты. Никифор и Федос уже в возрасте. Толстых молод. Никифор с лальским купцом Афанасием Чебаевским уже отправил в плавание свой шитик «Святой Евдоким». А теперь вот с Федосом и Андреяном собирал еще одну компанию — в складчину покорять бобровые острова в океане.

Но сейчас речь идет не об этом. О Басове. Эти трое решают его судьбу. И потому давайте и мы с вами прислушаемся к этому тайному разговору.

Хозяин здесь Трапезников. Потому начинает он:

— Разговор у нас с вами будет короткий: надобно Емельку Басова повалить. Из грязи в князи шагнул и от купцов нос свой поворотил. Когда нищим еще был и деньги у меня на шитик свой канючил, то готов был ноги мои лизать. А теперь, как пес с цепи, — не прощу, говорит, обиды, ни одного купца ни в артель, ни на Командорский остров не пушу, и есть, дескать, у меня на то бумага из Большерецкой канцелярии. Так что Емелька сейчас нам на горло наступил — ведь на Командорском острове можно припасы морской говядины на несколько лет вперед сделать…

Обойти-то мы его теперь обойдем — есть у меня верный человек на «Петре» — Евтихий Санников, мореход, так он его меж пальцев проведет, а к другим бобровым не пустит…

Я уже послал «Евдокима» вперед, сейчас еще один шитик сошьем и туда же отправим. Но надобно нам самого Басова в подкову согнуть и «Петра» его в свои руки взять. Паи все скупим — и будет, голубь сизый, в нашей клетке, и пусть там уж эта птаха смелая и непокорная, в клеточке, грудью о прутья железные бьется. Нужен будет — отпустим, не понадобится — пусть сидит себе…

Толстых, до этого со всем вроде бы согласный, тут не утерпел:

— Это как же — смелый-то ведь и торит дорогу. Зачем же в клетку его?

Трапезников спрятал усмешку в бороду, зная, что Толстых такой же настырный, как и этот передовщик со «Св. Петра»:

— Тропинку торит, Андреяша, рисковый, кому не только себя, но и денег своих не жаль. Нам себя, может быть, тоже не жаль. Ведь человек — это что? Тьфу, и нет его. Деньги — это вот настоящее добро, вечное, вот кто «человек»-то, кого жалеть и оберегать надо…

Мы всю Сибирь-матушку прошли след в след за теми, кто реки собольи, как сейчас острова эти бобровые, искал. Как караван журавлиный: один — в голове, впереди, остальные — за ним. А уж когда дошли — вот тогда и наша сила, сбереженная, пошла в дело. И тогда уж мы сами с пути этого кого хошь своротим, если встанет на нашей дороге… Умный человек не полезет бездорожье настить — чего время даром терять, когда и подождать не грех. Поторопился — и на полпути уже выдохся. Потерпел — всех обогнал. Вот потому я Басову денег и не дал — знал, что он все равно на последней жиле, но вытянет это дело… А теперь я готов в три раза больше того, да что в три раза — в тридцать три против того, что Басов просил, положить, лишь бы его с дороги убрать.И вам советую.

Холодилов, все время угрюмо молчавший, так и не дал ни копейки. Сказал, что все деньги убухал в «компанейские дела», а про себя подумал: «Ты, Никифор, сам готов на Басова все свои деньги положить — зачем же я буду тратиться. Я тоже ждать умею — придет и мой черед тебя, Никифор, еще со своего пути убирать, можа, и Андрияху».

А Толстых, увлеченный новой идеей, горячо заверил, что возьмет себе все паи морехода Евтихия Савинкова, который, в свою очередь, уйдет от Басова к ним на строящийся шитик. Но при этом не удержался:

— Только давай теперь в вояж пойдем к Штеллеровой земле — в Нижнекамчатске только о ней все и говорят: там якобы и зверя морского пропасть, и злата-серебра, и каменьев самоцветных…

— Ну уж нет, — свел брови Никифор, — если Беринг ту землю не отыскал, пусть еще какой-нибудь Басов испробует. А мы пойдем в сторону матерой земли, о коей мне еще покойный Афанасий Шестаков говаривал, и где Беринг был… Ее и Пушкарев с Наседкиным, Верхотуров и толмач Алексей Лазуков видели. А Штеллерову землю никто еще… так что и нужды в ней пока нет. Пусть Басовы ищут…

Толстых смолчал, стиснув зубы: не знал Трапезников, что Толстых с Санниковым и без него уже решили, что не быть Басову первым на той земле.

Да, Беринг искал эту землю, известную в научном мире под названием Земли да Гамы, но не нашел. И по сей день нет-нет да и промелькнет в той или иной книге упрек в адрес командора: «Не искал бы Беринг эту пресловутую Землю, послушался бы он умного совета Чирикова, и все было бы в порядке». Но нет ничего удивительного в том, что Иван Иванович, как называли Витуса Беринга на Камчатке, верил в нее — на полуострове верили в нее и через тридцать лет после гибели капитан-командора.

Да и Стеллер 22 июня 1741 года писал на пакетботе в своем дневнике:

«… видели мы очень явственные признаки близости земли: во время тихой погоды окружило судно наше множество морских растений такого рода, кои, как известно, не отдаляются от берегов на большое расстояние, а вслед за оным летели птицы, кои не любят залетать далеко в море. Нет никакого сомнения, что на юг или юго-восток от курса нашего должна была находиться земля».

И совсем уж уверовал Толстых в ту землю после того, как на остров, приютивший в океане экипаж пакетбота «Св. Петр», пришли по весне откуда-то с юга, с зимовки, неисчислимые полчища морских котов.

Откуда? Конечно же, с незнаемой южной земли, о которой было столько разговоров. С Земли, в которую он верил и в существовании ее убеждал каждого, рассказывая о походе к берегам Америки, с Земли Штеллера, как стали называть ее.

Летом 1746 года, когда Санников ушел к Толстых, Емельян Софронович Басов снова помышляет о южном направлении новых поисков незнаемой земли, но в навигацию 1747 года, как мы уже знаем, «Св. Петр» был поврежден на камнях острова Медного, а в следующий свой вояж шитик ушел без передовщика — сожрали его все-таки купцы и завладели суденышком.

А к Земле Штеллера пошел Андреян Толстых. Вел шитик «Святой Иоанн» компании купцов Холодилова, Толстых и Трапезникова мореход Евтихий Санников. Вышли они из устья реки Камчатки 20 августа 1747 года.

Нужно ли говорить,что земли они не обнаружили и вернулись в августе следующего года в Нижнекамчатск с малым количеством бобровых шкур, добытых на острове Беринга. Привезли столько же, сколько Неводчиков с Атту.

Поэтому дорога на юг ему закрыта. С 1749 по 1752 год Толстых ведет промысел на Ближних Алеутских островах, откуда привозит богатую добычу.

Разбогатев, Андреян Толстых с Федосом Холодиловым строят совместно новое судно — «Андреян и Наталия». В 1756 году Толстых сам ведет судно на Алеутские острова. И снова счастье не отвернулось от удачливого купца — все с тех же Ближних Алеутских островов он привозит неслыханное число бобровых шкур — 5360, песцовых — 1190. Деньги сами шли в руки.

В 1760 году на «Андреяне и Наталии» он уходит в новое плавание. И новая удача на этот раз не только обогатит купца, но и обессмертит его имя — он станет первооткрывателем большой группы островов, которые и будут названы в честь знаменитого купца-морехода Андреяновскими.

Это произошло 28 августа 1761 года. Открытие началось с острова Адак, где промышленники зимовали. А позже произошло знакомство с островами Канага, Большой Ситхин (Чешхина), Таталак, Атка, Амля…

Три года прожил на Андреяновских островах Андреян Толстых, ведя подробные записи и об этих землях, и о жителях. К сожалению, записи погибли при кораблекрушении у устья реки Камчатки во время возвращения промысловой экспедиции домой, но память сохранила и восстановила многое из записанного, и мы обязаны Толстым за самые первые сведения об этом дальнем уголке планеты. Екатерина Великая щедро наградила удачливого морехода — теперь он имел право не сдавать в казну десятую часть добычи, то есть становился одним из богатых купцов Камчатки и, несмотря на гибель «Андреяна и Наталии», мог снаряжать и посылать экспедиции куда хотел.

Он хотел открывать новые земли сам. Торопился это сделать. И больше всего влекла его к себе Штеллерова земля… Не мог он идти, как учил его Трапезников, «след в след». Он шел на такой же риск, как и уничтоженный не без его же помощи Емельян Басов, шел, не щадя ни себя, ни других. И становился опасен для компаньонов: его переставали интересовать деньги.

Трапезников с Холодиловым не хотели иметь с ним больше дела, тем более, что после гибели нескольких судов компании главный компаньон становился фактически банкротом и был не у дел, а Холодилов, наоборот, шел в гору и не желал рисковать ничем, особенно на какой-то там Земле Штеллера, когда добыча шла прямо в руки на востоке…

Федос Холодилов выждал свой час. Чтобы Толстых не встал на его дороге, он «по дружбе» предложил Андреяна как искусного морехода Ивану Лапину из Соликамска, зная, куда поведет его промысловый бот азартный мореход.

Новая промысловая компания — соликамского купца Ивана Лапина, устюжанина Василия Шилова и тульского оружейника Афанасия Орехова — была создана в 1765 году.

Они построили два судна — «Святой Петр» и «Святой Павел». Раззадоренные баснословными удачами прославленного морехода, легенды о котором ходили к тому времени уже по всей России, купцы, несколько удивленные широким жестом Холодилова, вверяют Андреяну свой бот. Таким образом, круг судьбы замыкается — с чужого «Св. Петра» начиналось и чужим же «Св. Петром» должно было завершиться.

10 сентября 1765 года бот «Св. Петр» вышел из Охотска, зимовал в Большерецке и летом 1766 года в течение двух месяцев безуспешно бороздил океан на юге от Камчатки.

Смирившись с неудачей, Толстых взял курс на Нижнекамчатск, чтобы, покорившись судьбе, идти на Алеутские острова, но 2 октября сильный шторм захватил бот у берегов Шипунского полуострова и бросил на скалы. Из 65 членов экипажа в живых осталось лишь трое. Андреяна среди них не было.

Больше уже никто из промышленников не искал эту землю — всем хватало богатств на восточных островах, хотя и продолжали в Камчатке складывать легенды об этой земле.

И вот — то ли по стечению обстоятельств, то ли по злому предопределению судьбы — в 1771 году в Большерецком остроге ссыльному польскому конфедерату Августу Морицу Беньевскому удастся поднять на бунт рабочих с промыслового судна «Святой Михаил» и увлечь их за собой на мятежном галиоте «Св. Петр» (снова «Петр»!) сначала в Китай, потом во Францию, а затем и на Мадагаскар… Приманкой же была Земля Штеллера.

Но самое неожиданное даже не в этом. Не в том роковая суть случившегося. А в том, что «Святой Михаил» принадлежал тотемскому купцу… Федосу Холодилову. Но рассказ об этом еще впереди.