БРАТЬЯ СЫЧЕВЫСычевы. Это была большая семья.
Шестеро братьев не вернулись с войны, последний из них, Игорь, погиб в Берлине 9 мая 1945 года. Уверен, что о каждом из тринадцати родных и сводных братьев и сестер Сычевых можно написать целые книги.
Этот же рассказ о старших — Евгении и Георгии. О тех, кто начинал строить на полуострове свою новую жизнь.
КитобоиНикогда Камчатка не была хозяйкой собственных богатств — на суше, на море.
Пушнина расходилась за бесценок по рукам своих и чужих купцов Косыгиных, Брагиных, Свенсонов, Гибардов, Филиппеусов, Уолшей, Му Ин Данов...
Тресковая печень одной только Явинской рыболовной банки на западном побережье Камчатки за путину троекратно покрывала все расходы на промысел американских тресколовов Фришенов и Фалкенбергов.
Одна только лишь команда брига «Пай» во главе с капитаном Протом уничтожила за один набег 1500 моржей на Семеновской косе острова Карагинского. Американцы вырубили моржовые клыки и бросили туши на берегу. Звери ушли из этих мест и не появились до сего дня.
В результате постоянных набегов японских и американских браконьеров не стало на Командорских островах многих котиковых лежбищ. Почти полностью были истреблены морские выдры — каланы. Выбиты практически все киты в богатейшем промысловом районе — у Шантарских островов.
От камчатского лосося «жирели» Демби, Биричи, Эккерманы, Менарды и целая свора японских рыбопромышленников под вывесками «Хокце Гио Гио Кабусики Кайша», «Хокай Сейкай Соокой Кабусики Кайша»...
В апреле 1917 года Нестор, епископ Камчатский, писал: « ...я очевидец голода и нужд населения, за свое десятилетнее служение в Камчатской области подтвержаю, что население неотложно нуждается в помощи». Вот такие последствия были у этого открытого грабежа камчатских природных богатств.
Но даже после установления на полуострове Советской власти в 1922 году остановить браконьеров было чрезвычайно сложно: на два тысячеверстных побережья было практически одно сторожевое судно «Красный вымпел».
Чтобы как-то противостоять хотя бы хищническому истреблению в наших водах китов, Советское правительство подписало в 1923 году концессионный договор сроком на 15 лет с представителями норвежского акционерного общества «Вега» о монопольном праве общества на промысел китов в камчатских и чукотских водах. «Вега» же, со своей стороны, обязалась выплачивать СССР пять процентов с каждого заработанного ею рубля. Но главное — она должна была подготовить советских мастеров-китобоев: гарпунеров, раздельщиков-крючников и жиротопов.
В первых числах июня 1925 года капитан китобойной базы «Командорен-I» Отто Пауст принял на борт шестерых камчатских парней, среди которых был и Евгений Сычев. Пятерых определили на разделку и жиротопку, а одного, Ивана Акимова (Игрушечкина), сделали подручным гарпунера. Расстановку производили уже в море: капитан спешил на промысел. И работа обрушилась на всех, как шторм, мгновенно и во всю силу уже в бухте Моржовой у Петропавловска. Четыре китобойца безостановочно подводили к базе все новые и новые туши. Разделывали их прямо на плаву — слипа на «Командорене» не было. Китов же доставляли много, поэтому снимали только верхний жир, а все остальное бросали, нередко даже китовый ус... Капитан торопился. И были у него на это основания и особые причины.
Русские работали наравне со всеми — норвежцами, шведами, канадцами, филиппинцами, китайцами, американцами, немцами, всех было около тысячи пятисот человек, говорящих на такой ужасной смеси наречий, что даже камчадалы понимали их. Когда же дело касалось принципиальных вопросов, переходили на английский. За переводчиков были Дмитриев и Акимов.
С первых же дней шестерку русских возмутила промысловая политика капитана. Она была явно направлена против интересов советской страны. Заявили об этом. Пауст грубо оборвал и отчитал молодых полпредов: «Договор подписан, и не вам его уточнять. Ваше государство заинтересовано в нашей прибыли — именно с нее и вы получаете определенный процент. Прибыль же слагается: во-первых, из штук китов, во-вторых, из килограммов жира. Мы можем взять на борт сорок тысяч бочек жира, вот и нужно спешить взять то, что нам положено. А расчет с вами идет от бочек, а не от китов. Вот бочки и считайте — их много! — и радуйтесь. И не суйтесь ко мне больше со своими дурацкими вопросами. Здесь хозяева, слава Богу, не вы, а мы. А мы не коммунисты, мы деловые люди».
И снова чуть не сутками, без отдыха разделывали они туши, срезая жир и бросая все остальное. А жиротопные камеры равнодушно поглощали все новые и новые порции. Разогнуться было некогда, не то что вникнуть в премудрости технологии разделки китов или перетопки жира. Пауста, по-видимому, это очень даже устраивало. Но не русских.
— Мы вынуждены протестовать. Во-первых, вы нарушаете в наших водах закон о нормированном рабочем дне. Во-вторых, вы желаете получить от нас, как от рабочих, сполна, но при этом не желаете расплачиваться с нами так, как положено. Поэтому мы требуем сокращения рабочего дня и обучения нас всему, что предусмотрено договором. В противном случае мы отказываемся работать на таких условиях и вынуждены будем обратиться к своему правительству.
Пауст побелел от злости.
— На «Командорене» нет университетов. Единственный университет — ваша собственная работа. Для ее освоения я предоставляю вам все двадцать четыре часа в сутки. Это раз. На моем судне не было и никогда не будет профсоюзов, как и Советской власти с ее законами, — это два. И потому я не принимаю ни одного из ваших требований, можете не работать. Но расчет с вами я буду производить по тем законам, что положены на норвежском судне, где капитан Отто Пауст.
Но через несколько дней к группе обработчиков и жиротопов были прикреплены опытные мастера.
Флотилия вслед за китами вышла из бухты Моржовой и пошла на север в бухту Глубокую. Здесь, с базы наблюдали моряки, как целым стойбищем, на вельботах и байдарах, окружив кита, метали чукчи в него гарпун с воздушным мешком на конце длинного линя и долго преследовали животное, пока выдохшийся гигант не выбрасывался сам на берег или не погибал от пуль охотников-промысловиков. И тогда на берегу начинался праздник китобоев.
А на «Командорене» все повторялось заново. Сновали, как челноки, китобойцы. Покачивались туши у бортов базы. Кипела работа. И горы китового мяса ненасытно поглощал океан, как жиротопки — свои порции-куски...
Сжимались от бессилия кулаки русских парней. Самодовольно, надменно поглядывал на них с капитанского мостика Отто Пауст. Равнодушны были мастера. Усталые рабочие безропотно покорны. Кое-кто уже подсчитывал в уме прибыль. Добыто 286 китов. Финвалов. Горбачей. Калифорнийских серых. Кашалотов. Синих. И это все за пять месяцев. Тут озолотишься. Получено полтора миллиона килограммов жира. Это не меньше 400 тысяч рублей золотом. Стоит ли жалеть о каких-то китах?! Странные эти русские...
В октябре затяжелевшая матка с четырьмя китобойцами вошла в Авачинскую бухту. Вот и снова дома. Тепло распрощались с теми, кто был рядом все эти дни. Сухо — с капитаном: только несколько общих слов.
Через несколько дней после возвращения они отчитывались на губбюро РКСМ. Николай Дмитриев подготовил доклад об орудиях и средствах охоты на китов, Булатов — об обработке китов и приготовлении жира. Остальные дополняли. Доклады понравились даже тем, кто мало что понял. Было в них главное — уверенность в своих знаниях. Это-то и радовало всех — ведь решался вопрос о создании своей дальневосточной китобойной флотилии.
А потом посыпались вопросы. И посуровели лица, погасли улыбки, злые желваки забегали на скулах... Плыли и плыли перед глазами огромные окровавленные туши и медленно погружались в океан, разлагались, выброшенные на берег: обжирались и чумели от них лисицы и песцы...
Нет, это не должно повториться — необходим жесточайший контроль за деятельностью этой самой «Веги». Или разорвать, к чертям, договор. Убереглись, называется, от хищников. Как же! Это от Норвегии далеко: там не аукнется, не отзовется бедой. А здесь... — не в свой же колодец плюешь...
В июне 1926 года «Командорен» снова вошел в Авачинскую бухту. Теперь он взял на борт десять русских. Второй раз пошли в море обработчик Николай Дмитриев и гарпунер Иван Акимов, остальные были новенькие. Перед выходом в море капитан Отто Пауст и председатель Камчатского окружного бюро профсоюзов Соколов подписали договор. Теперь рабочий день у русских не мог быть больше 10 часов. Зарплата выплачивалась в иностранной валюте. За переработку — двадцать процентов доплаты.
И снова совершен круг в океане вслед за китами. Основным промысловым районом были избраны Командорские острова. Из 284 добытых китов 110 были загарпунены здесь. И здесь же, в бухте Лисинской, их разделали и бросили. Рядом с котиковыми лежбищами. Здесь же, на месте преступления, застало их охранное судно «Брюханов» под командованием капитана А.И.Дудника.
В ноябре этого же года Совет Народных Комиссаров принял решение о расторжении договора с акционерным обществом «Вега». Нарушения договорных условий были очевидны. И смысл этих нарушений, направленных против интересов страны Советов, также.
Необходимо было создавать свой китобойных флот, свою — советскую — китобойную промышленность. Речь об этом шла уже давно.
Но не сразу все это решилось. Прошло несколько лет, пока в июне 1933 года китобойный промысел в Беринговом море открыла первая советская китобойная флотилия «Алеут». В числе ее специалистов были и товарищи Евгения Сычева — Николай Дмитриев и Иван Акимов.
На Уэлен и ДиксонИмя радиста Георгия Сычева хорошо известно на Севере. Это он принимал радиограммы с легендарного «Челюскина» и через него вся страна следила за подвигом челюскинцев в Арктике.
Здесь, в Уэлене, с учителем Петром Скориком и секретарем Чукотского райревкома Михаилом Аристовым организуют они первую чукотскую ячейку РКСМ.
Отсюда начинается его дорога по Севморпути, которая улицей имени Георгия Сычева ляжет на Диксоне, навечно останется в памяти полярников Тикси.
Кроме того, он будет еще и камчатцем. Вот об этом он и расскажет нам сам*.
* * *«Специальность моя — радио. Ей я отдал полвека. Из них 27 лет Арктике, 15 лет Петропавловску-Камчатскому, четыре года на Великой Отечественной войне, остальные — в Москве. Отец и мать в поисках хлеба насущного попали из Петербурга на Камчатку, а отсюда — на Командорские острова, на остров Беринга, в село Никольское, где я и родился 27 апреля 1903 года. Отец тогда работал в торговой компании, снабжавшей Камчатку, Чукотку и Командорские острова всем необходимым... потом жили в Тигиле... Петропавловске...
Среда, 24-е августа 1927 года. Как член горсовета я был на расширенном заседании президиума. Впервые за много лет существования города избранники народа обсуждали вопрос о постройке городской электростанции. Установку двигателей предложено сделать в нынешнем году. Все необходимое выписывается из Америки. Столбы по всем улицам (Ленинской, Таможенной, Нагорной) уже установлены. Предположительно киловатт-час электроэнергии будет обходиться гражданам 50 коп., правительственным учреждениям — 1 руб.
Суббота, 17-е сентября. Вечером собрались в гости к одним знакомым. Чудные это были сборы: у меня нет ботинок, рубаха и брюки рваные. У Коли Медведицына (он живет у нас несколько лет и считается нами как родной) тоже брюки рваные, нет приличной рубашки. Кое-как собираем и то, и другое. Лучше всех нас выглядит брат Женя — у него «тройка», но зато отстали подметки у ботинок. Смеху было много! Больше всех хохотал Коля. Оденешь одно — дырявое, оденешь другое — не в тон. У третьего короткие рукава!..
Понедельник, 3-е октября. Делал доклад на окрбюро ВЛКСМ о «Радиолюбительстве и его перспективах на Камчатке». Меня назначили организатором этого движения. В 17 часов военные занятия. Утвержден командиром отделения. С занятий возвращались с песнями.
Вторник, 4-е октября. Мама нервничает, плачет. Трудно с деньгами. Бьемся как рыба об лед. Живем без отца. Семья 9 человек. Работаем вдвоем с братом. Ребята учатся. Всех надо одеть, обуть и накормить. Дома — форменный потоп. Кругом льет, крыша протекает точно решето. Воздух дома влажный, спертый, тяжелый. Тут же в комнате и кухня — обстановка кошмарная. Живем в частном доме. Хозяин ремонта не делает..
Суббота, 8-е октября. Утром учусь в ремесленном, с обеда работаю на рации. В 18 часов заседание страхкассы. Я председатель. Вечером в народном доме живой журнал «Красный Север». Ставим веселую пьеску.
Вторник. 11 октября. В 16 часов состоялось первое орг. собрание радиокружка юных пионеров. Председателем избрали брата Алешу... Отряд ю.п. решил просить денег на покупку радиоаппаратуры и запчастей.
Пятница. 14 октября. Днем ходил в окрбюро ВЛКСМ насчет денег для радиокружка ю.п. Составили ориентировочную смету в 212 рублей на приобретение радиодеталей. Но средств нет. Если их не найдут, то все труды по организации радиолюбительского движения могут оказаться напрасными.
Воскресенье. 16-е октября. Писал статью в местную газету «Полярная Звезда», «К организации радиолюбительских кружков». Составил план работ радиолюбительского кружка.
Вторник. 18-е октября. Ходил в окрбюро ВЛКСМ насчет выписки радиодеталей. Сказали: денег нет ни копейки, даже на пионерский кружок. Занимался с ребятишками. Утверждали план работы радиокружка. Познакомил пионеров со структурой ОДР (общества друзей радио) и правилами радиолюбительства.
Вторник. 25-е октября. Вызывали в окрбюро ВЛКСМ. Секретарь Сережа Вдовин предлагает вступить в партию.
Среда. 26 октября. Получка, но она не радует: много долгов у китайцев, у которых мы берем продукты. У меня рвутся последние рубашки и износились ботинки...
Днем ходил на собрание музыкального кружка. Избрали председателем его.
Пятница. 28-е октября. Работаю в ремесленном. Пилю дранку по 3 коп. за штуку. Поддежуриваю на рации.
Среда, 2-е ноября. Получил сверхурочные — 59 руб. Отложил на радиодетали 35 рублей, остальные отдал маме. Понимаю, что ей трудно, но кружок не может существовать без деталей: ребят становится все меньше и меньше.
В 13 часов заседание редколлегии стенгазеты «Связник». Я член коллегии.
Понедельник. 7-е ноября. Дежурю на рации.
Суббота. 12-е ноября. С утра хлопочу насчет радиодеталей. Пока безрезультатно. Занимаюсь радио, строим детекторный приемник. Хотим попытаться поймать на него Хабаровскую вещательную станцию. С нетерпением ждем вечера. Мне помогает брат Леша — пионер. Наконец, время настает. Включаем приемник — ни звука. Полное разочарование. Вещалки не слышно. Значит, на детекторном приемнике здесь Хабаровск нечего и слушать.
Среда. 16-е ноября. Сегодня на радиокружке отряда ю.п. демонстрировал ребятам коротковолновый детекторный приемник. Ребята очень заинтересовались. В кружок записалось сразу 16 человек, теперь их 41. Большим тормозом в работе является отсутствие ридиодеталей и помещения. Нас гоняют из одной школы в другую, не дают света. Это, конечно, расхолаживает ребят.
Днем из Владивостока в Петропавловск вышел пароход «Астрахань». Там радистом мой друг Макс Смольский. Заказал ему радиодетали. Может быть, что-нибудь удастся достать.
Вторник. 22-е ноября. Дежурю. Смольский сообщил, что заказ на радиодетали выполнил. Обойдутся рублей в 40.
Пятница. 25 ноября. Из 143 рублей домой принес только 90. И еще остался должен. Пожалуй, снова останусь без тужурки и сапог.
После обеда поддежуриваю на рации.
Понедельник. 28-е ноября. Днем пришел пароход «Астрахань». Смольский привез мне радиодетали. Ну, все — радиокружок наш не рассыпется. Очень рад деталям.
Вторник. 29 ноября. Дома сыро. Кругом течет.Настроение у всех плохое. Денег нет. От получки не осталось ни копейки — даже все долги не удалось покрыть. Ношу дядины сапоги, а он сидит из-за этого дома.
Суббота. 10-е декабря. В 17 часов занятия радиокружка ю.п.. Ребят пришло очень много. Все интересуются радио. Начали монтировать коротковолновый ламповый приемник по схеме Андреева. После занятий общегородское собрание ВЛКСМ. Доклад об оппозиции.
Среда. 28-е декабря. Со вчерашней получки наконец выкроил на тужурку. На ботинки денег не хватило. Но сестренке ботинки взяли. Свои сбережения от сверхурочных и работы в ремесленном отдал брату Жене на тужурку, которой у него тоже не было. Сам хочу занять денег у товарища по работе Миши Левина на сапоги и брюки. Предполагается в скором времени получка сверхурочных. Из них ему выплачу долг.
Понедельник. 2-е января 1928 года. Брат Женя переведен на рации в мотористы. До сегодня он работал здесь уборщиком и одновременно учился на моториста. Дежурит он в одной смене с Колей Медведицыным. Еле успеваем принимать все по рации. Особенно много поступает информации РОСТА. В день от 5000 до 7000 слов и более. Прием от Хабаровска доходит до 8500 слов в день. Владивосток дает без перерыва подряд 4 часа. Вся эта масса информации обрабатывается на слух. Слышимость очень плохая. Мы почти все время пропадаем на рации. Переутомление страшное. Очень болит голова и раковины ушей. После 6-ти часов дежурства домой идешь, как пьяный. В ушах звон, в голове шум. Срывается учеба в ремесленном — так могу и не стать краснодеревщиком вдобавку к имеющимся специальностям радиста и учителя (после окончания Высшего начального училища). Радиокружок уже два раза не занимался. Нет ни минуты свободной.
Суббота. 21-е января. Как сейчас помню этот день — первую телеграмму в Петропавловске о смерти В. И. Ленина в 1924 году в 2 часа ночи по местному времени пришлось принимать мне, тогда еще молодому радисту-комсомольцу. От волнения рука отказывалась писать. Никто еще, кроме меня, не знал этой трагической вести. За здоровьем Ильича следила вся Россия, в том числе и Камчатка, очень внимательно. Интересовались каждым сообщением... Поэтому можно понять, какое тягостное впечатление произвело сообщение о смерти В. И. Ленина.
Сегодня, впервые за все время существования Петропавловска, в городе зажглась «лампочка Ильича». Пустили новую электростанцию на постоянном токе.
Вторник. 24-е января. В окружкоме комсомола не считаются, что работаю и учусь. И вообще на комсомольцев-учащихся нагружают столько, что они не могут нести нагрузки без ущерба для учебы. Поэтому учатся все гораздо хуже, нежели беспартийные. Последние же смеются над нами за неуспеваемость, козыряют своими успехами. И что плохо — ведут агитацию против вступления молодежи в комсомол. Приходится ухо держать востро и давать отпор таким наскокам.
Понедельник. 5-е марта. Сегодня секретарь ячейки ВКП(б) спрашивал насчет вступления в партию. Над этим вопросом давно думаю. Как-то совестно. Ведь у меня нет никаких революционных заслуг.
Среда. 21-е марта. Сегодня брата Женю принимали в партию. Он — красный партизан, воевал с белобандитами на западном берегу Камчатки в районе с.Тигиль и др. местах.
Суббота. 26-е мая. Вчера на бюро комсомольской ячейки рассматривалось мое заявление с просьбой дать рекомендацию для вступления в партию. Решили дать!
Суббота. 23-е июня. Днем получил свидетельство об окончании ремесленного.
Понедельник. 25-е июня. Начальник областной конторы связи т.Ерахтин предложил ехать начальником рации в село Тиличики Олюторского района. Пока отказался. Есть вторая вакансия в село Уэллен Чукотского района. Остановился на нем. Домашние не возражают.
Понедельник. 17-е сентября. (Борт парохода «Астрахань»). Получил радиограмму от брата Жени и Коли Медведицына о том, что меня приняли кандидатом в члены ВКП(б)...
* * *Воскресенье, 14 октября «Астрахань» потеряла лопасть винта около мыса Дежнева.
Понедельник, 15 октября — авральная выгрузка. На моторном вельботе пошли в бухту Лаврентия.
Вторник, 16 октября. В состав нашей экспедиции входят пять эскимосов и семь русских (из них одна девушка учительница), предс. РИКа Пономарев Павел, от Союззолота — Терегулов, завшколой б.Лаврентия (Культбазы) Семушкин Тихон Захарович, учитель этой школы Николаев Женя, Суховилова Аня и я.
...Мешает крепкий молодой лед. Его приходится разбивать веслами, топорами. В 13 час. дошли до первого чукотского жилья — Янракеното. Здесь вышли на берег. В 14 час. 10 мин. по чистой воде пошли далее. Через два часа увидели другое маленькое поселение. Далее путь преградили тяжелые полярные льды.
...В кукуль (спальный мешок) я залез вместе с Семушкиным Т. З., так как ему негде было спать. Он ничего не захватил. А я, наученный горьким опытом, взял из Петропавловска свой медвежий.
Среда, 17-е октября. На шлюпке остались Семушкин и Суховилова Аня. А мы все пошли пешком, таща шлюпку на буксире как бурлаки против встречного ветра и дождя со снегом. Идти пришлось по гальке, которая разъезжалась под ногами, чем страшно затрудняла движение, изматывала силы. Один Семушкин Т.З. оказался нечестным человеком по отношению к товарищам, оказавшимся в беде! Он не слез с вельбота и ничем не помог нам. Ссылался на то, что у него теплые чукотские брюки спадают и идти он не может. Ничего не скажешь — убедительный аргумент! Каждый из нас предлагал ему второй свой ремень. Не тут-то было. Семушкин расположился на шлюпке как «барон» и мы должны были, как батраки, везти его, т.е. лишних 70 кило. До этого он хвалился, что сможет пройти пешком 200 клм! Он даже не постеснялся пожилых Пономарева, двух чукчей! Аня Суховилова тоже сидела на шлюпке. Но к ней претензий никаких не было. По молодости и неопытности ехала в туфельках. Никакой другой обуви у ней не было. Все мы честно «бурлачили», подменяя друг друга. Сначала подмены были редки, потом стали все чаще и чаще. Выдыхались. Спина мокрая. Рубашку хоть выжимай, а жилья не видно! Особенно устали чукчи и эскимосы, которые раньше нас впряглись в бурлацкие лямки. Как мы не стыдили Семушкина, как ни уговаривали — ничего не помогло. Он развалился в шлюпке и даже пробовал над нами насмехаться. Большую часть времени спал. Что нас особенно возмущало. С толстой красной рожей, в длинном ватном пальто, в шапке-ушанке он очень походил на китайского мандарина, путешествующего с молодой женой по Ян-Цзы! На одном из привалов все, даже чукчи и эскимосы, навалились на него. Стали стыдить, но он нагло заявил, что тащить шлюпку все равно не будет, не может! Так познаются друзья в несчастьи!! Опять впряглись в лямки, но силы быстро исчезали. Начали спотыкаться на каждом шагу, падать. Короткий день кончился, темнота усугубляла наши мытарства: спотыкались о камни, оступались в ямках. От места высадки с эскимосского вельбота вышли в 15 час. и только в 19 час. 35 мин. добрели, именно добрели, до чукотского селения — Нухчьиген! Измучились ужасно.
(После отдыха) ...На Семушкина противно было смотреть! Трудности отошли. Ребята затянули песни. Я чувствовал себя скверно: лихорадило, озноб чередовался с жаром, рубашку хоть выжми. Не помогла и мадера с чаем. В 21 час легли спать. Как не противен мне был Семушкин, снова пришлось положить его в свой спальный мешок. Чувство товарищества обязывало меня к этому, иначе он не смог бы спать от холода. Первый день трудностей и невзгод показал характер и лицо каждого участника. На счастье, из 11 чел. только один оказался мерзавцем — Семушкин Т. З. — завшколой Культбазы б.Лаврентия. Что хорошего он сможет дать чукчам и школьника??! «Бурлацким» способом прошли более 30 клм., общее мнение: Семушкин хитрый, бессовестный, наглый человек. Попросту скотина.»
Это писал радист Сычев. А вот что читаем мы в повести «Чукотка» известного советского писателя, автора знаменитой книги «Алитет уходит в горы», которой зачитывалось не одно поколение романтиков, очно и заочно влюбленных в Север, Тихона Захаровича Семушкина. Это сравнение — небольшой штрих к прошлой истории, такой понятной и непонятной, в которой слились в одном потоке идеология и человечность, нравственность и безнравственность. Мы знаем, что оба они, и Георгий Петрович Сычев, и Тихон Захарович Семушкин — были людьми известными и почтенными. Только вот пути их к славе были, вероятно, разными. Хотя кто знает. Мы располагаем только лишь одним сравнением. И то только потому, что оно позволяет нам глубже раскрыть своего героя — молодого, искреннего, горячего...
Как же видел те же события писатель Семушкин?
«Мы с грустью расстались с вельботом и теперь одни, без эскимосов, идем вдоль берега по морской гальке. Она шуршит, и ее круглые, обкатанные морскими волнами камешки все время ощущаются подошвами ног. Мы бредем устало, сгорбившись, ссутулившись. На пути никаких признаков жизни. Кажется и конца-краю не будет этой безжизненности.
...Я всматриваюсь в лица моих спутников, стараюсь проникнуть в их душевное состояние...»
Назад |