У берегов океана.  Небо в серой дымке. Берега обрывисты, скалистая гряда спускается к самому океану, словно хочет врезаться, потонуть в пенном вихре прибоя. Вдали белые сопки, возвышаясь над основными хребтами, дымятся жертвенными курильницами старых времен. В штормовую погоду громады волн нескончаемой грядой ползут на берег. Порой две волны сталкиваются одна с дугой и, с грохотом разбивая свои пенные гривы, снова уходят в туманную даль…

Океан рычит рассерженным зверем. Росчерком белых крыльев чайки, истерически вскрикивая, падают, на миг исчезают в серо-зеленых валах и снова взмываются в легком полете над рокотом морской пучины…

Валы, как боевые кони, вытянув шеи, бегут на берег, их жемчужно-синие гривы дымятся на ветру и с грохотом рушатся на отмели, свиваются в кольца, языками зеленого пламени кидаются на скалы, но бессильные, гневношипящие скатываются вниз…

Тысячелетия, века, всегда юный старик океан тешится здесь, одевая гордые плечи Камчатки в жемчуга, в пенное серебро прибоя.

Рыбий поток. Производство консервов на усть-камчатских заводах АКО в смысле оборудования поставлено по-американски. Процесс производства поражает своим совершенством и о нем надо рассказать подробнее…

К пристани завода катер подтащил кунгасы, груженные свежей рыбой. Выброшенная на пристань рыба попадает в пасть элеватора и по цинковым бесконечным ступеням поднимается наверх и скатывается в закрома — большие деревянные ящики. Из этих закромов отмягшая рыба пропускается в прокатный желоб с проточной водой, где ее сортируют, потому что сырец попадает разных сортов.

Из непрерывно струящейся матово-серебряной массы сортировщики выхватывают пиками не идущую в данный момент рыбу. Пройдя сортировку, ползущие в струях воды рыбьи трупы поднимаются выше в здание, где грохочут неутомимые «железные китайцы». На заводе № 1 их четыре, но они заменяют сотни рабочих, освобождая их от самой грязной работы.

На цинковых столах несколько рабочих укладывают в ряд сыплющуюся рыбу головой к себе, а брюшком вправо. Рядом стоящие подсовывают их на равномерно скользящую гильотину — нож, который одним взмахом отрубает рыбьи головы. Обезглавленная рыба другими рабочими проталкивается хвостом вперед в небольшую щель в машине — невидимая рука втаскивает ее внутрь машины и через несколько секунд выбрасывает обратно выпотрошенную, с очищенной чешуей и отрезанным плавниками и хвостом. Потом мойщики полощут ее и перебрасывают на верхнюю конвеерную ленту, по которой рыба идет на главный элеватор…

Поднятая на высоту десятков метров выливается промытая и совершенно потерявшая свой облик рыба в длинное корыто. Куски алого мяса несутся силой воды в здание, где рядом стоят набивочные станки… Механическая резка крошит рыбу на равные куски для набивочного станка. Это главный пульс завода. Встал станок — нет жизни в длинных корпусах.

Ток, чек, ток, чек, ток, чек… 75 банок в минуту! Ток, чек, ток, чек… летят беложестяным потоком мимо контрольного стола, где ловкие руки опытных работниц без устали дополняют «недовес», и дальше — в недра предварительной закатки…

На банку надевается крышка и 12 минут она бродит и томится в жаркой темноте парового ящика. Выскочив из пара, банка окончательно закупоривается на другом станке и по конвейеру попадает в решета, а с них в ящики. Так, пройдя свой путь, будет готова не одна тысяча консервных банок.

Неутомимые лапы лебедок перебрасывают в пароходные трюмы консервные ящики, а через месяц-два какая-нибудь леди из особняка на модной лондонской улице на своем званом обеде предложит чопорным гостям отведать: «“Ред салмон” или “Сильвер салмон”, Камчатка, АКО».

Горячие дни. Каждое утро по зову гудка, когда солнце, купаясь в море, начинает свой очередной рейс, веселой гурьбой идут рабочие, и оживают серые корпуса, приходят в действие тысячи трансмиссий и конвейеров…

Пусть английские леди жрут наши консервы. Рабочие знают, что на валюту, полученную от этого, в СССР вырастут новые сотни заводов…

День за днем стремительно несется золотой поток, рождаются тысячи баночек, наполненных «ред-салмонами». Проворные руки веселых работниц-ударниц во главе с комсомолками обязались по соревнованию дать наименьшее количество брака и недовеса, достигнуть высшего качества продукции.

Техник-рационализатор Киташев, изобретатель машины, дающей 500 банок в минуту, совместно с ударниками, коммунистами и комсомольцами, на страх лентяям и тупоумным старым спецам, провел на заводе учет и выявил, кто и что вредит производству, по чьей вине бывают простои машин и станков.

Ударники сумели поднять производительность. Выездная газета «Полярная звезда», обслуживающая заводы, писала: «Введение учета дает возможность выявить все недостатки и достижения производства. Основными белезнями можно считать: неправильное распределение сырья, невтянутость рабочих, отставание резки, простои машин, закатки и проч.»

Спецы старой закалки ворчали за углами: «Ишь, выдумали учет, а к чему он? Зря время тратят!» Но… поговорили, да и умолкли: жизнь доказала их неправоту. Были дни, когда станки давали до 80—85 банок. Были страдные дни, часы… Восемь линий, четыре «китайца» работали с полной нагрузкой. Жизнь кипела, журчала вода в желобах, а на пристани тысячи серебристых рыб взлетали, поднятые пиками рыбаков, чтобы упасть на лопасти конвейера, завертеться, пропасть в заводском водовороте разных превращений.

Человек и машина. Машина вечно оспаривает первенство у человека, но он не сдается, он так же неутомим и крепок…

Ударники, крепкий, здоровый народ, строят социализм у себя на заводе. На производственном совещании, рационализаторском бюро, в кабинете директора, ячейке, ну прямо везде, всюду ударники…

— Даешь семьдесят пять банок!

— Даешь социалистическую стройку!

Таков клич ударников.

Дай руку, товарищ! т завода до самого устья реки Камчатки тянется Дембовская Кошка. С одной стороны ее неумолчно шумит прибой и штормы старика-океана, с другой — несет свои воды быстрая река.

Наши лососевые рыбы, выйдя мальками из рек в море, растут там от четырех до шести лет, а затем вновь возвращаются в родные места огромными стаями (рунный ход). Тут то их и встречают во всех реках Камчатки рыбацкие сети…

На речном берегу Кошки весной вырастает целый маленький полотняный город. Рыбаки, ловя рыбу, сдают ее заводу для обработки, а тот снабжает их орудиями лова и продовольствием. В этом году единоличников-ловцов очень мало. Народ организованный. Многие из них за свою жизнь «хватили» заводской житухи и поэтому вполне оценили важность преживаемого момента. На одном из собраний группа ловцов-колхозников предложила вызвать рабочих на соревнование.

«Мы обязуемся, — пишут ловцы в своем вызове, — выловить полностью промысловую норму и сдать рыбу на завод. Изживем прогулы и пьянство на рыбалках».

«Дай руку, товарищ! — сказал председатель собрания ловцов, встретив рабочего — представителя завкома. — Будем вместе работать. Страна требует от нас напряжения сил!»

И в сухие, митинговые слова было влито теплое чувство. «Дай руку, товарищ!» — звучало, как призыв к совместной борьбе с общим врагом. И каждое утро, когда солнце начинает свой рейс, рабочие завода и ловцы Дембовской Кошки строят социалистическое хозяйство…