…Началось все с Псалтыри, единственной старинной книги в нашей библиотеке. Я была в библиотеке новенькой и впервые видела такую книгу: в кожаном переплете, с выдавленным на нем затейливым узором, с остатками металлических застежек. Темная кожа, пожелтевшие хрупкие страницы, старославянская вязь… Она была, как целый мир, совсем чужой среди современных книг, одинокой и никому не нужной.

«Откуда она?» — спросила я. В хранении точно этого никто не знал, и меня отправили к Юлии Михайловне Дутовой, одному из «старожилов» библиотеки, долгие годы проработавшей заведующей отделом комплектования. Она, конечно же, знала, откуда эта книга, и ответила сразу, что Псалтыря была когда-то давно куплена у частного лица. Однако мне казалось, что она что-то не договаривала: Юлия Михайловна была старше меня и принадлежала к тому поколению, которое умело молчать.

«Давайте сходим к Александре Ивановне Ивиной! — предложила мне заведующая читальным залом Людмила Мелентьевна. — Она, уж точно, знает, откуда взялась эта Псалтырь! Она ведь столько лет работала в библиотеке и как-то даже рассказывала о купце Огородникове, имевшем огромную библиотеку и даже собственную типографию. Возможно, эта книга принадлежала когда-то ему».

Так впервые прозвучала фамилия Огородникова…

Александра Федоровна Ивина… Если когда-нибудь существовали библиотечные Королевы, не «Мисс», а Королевы, то облик Александры Федоровны вызывал именно это сравнение: Королева в изгнании. Может, это сравнение вызывала ее гордая голова, обвитая венцом густых серебристых волос? Стена книг и одиночество перед лицом болезней и нищеты.

«Да, был такой Огородников, купец, богатый человек, меценат, большой любитель книг, везде бывал, много путешествовал, имел свои магазины и свою типографию. А звали его, кажется, Иваном. После революции иммигрировал в Харбин», — рассказывала Александра Федоровна. Позднее я проверила эту версию. Огородниковы, уехавшие в Харбин, возможно, имели родственные связи с «нашим» Огородниковым, но мне их выявить не удалось.

Прошло некоторое время, и однажды Людмила Владимировна, сотрудник книгохранения, показала мне тоненькую брошюру, на титульном листе которой было написано: «Глубокоуважаемому Владимиру Ивановичу г-ну Огородникову на добрую память. 21.1.13. Л. Ильинский». Так вот как звали таинственного владельца Псалтыри! Теперь есть имя, есть отчество, известно, что он имел какое-то отношение к историку Ильинскому, автору труда «Русский на Западе в 1659 году»!

Так вот что означает экслибрис — вязь из двух букв «В» и «О», встречающаяся на некоторых книгах! Владимир Огородников! И, казалось, книги стали сами попадаться мне на глаза: «Смотри! Вот надпись: “Куплена в Казани”» и подпись «Огородников». А вот четырехугольный штамп: «Из книг профессора В. И. Огородникова». И вот есть уже звание «профессор», вероятнее всего, историк.

Итак, одна за одной находятся книги которое потихоньку рассказывают, где они куплены и за сколько, кто подарил. И вот уже проступает из тени образ человека, историка, приобретавшего книги в Казани, Иркутске, Москве, имевшего связь с видными учеными. Что же дальше? Нужно искать, но уже за пределами библиотеки, и я пишу в Иркутск, в Казань, во Владивосток…

Письма ушли, канули… Я уже перестала надеяться на ответ, и вдруг — письмо! Из Владивостока от библиографа-краеведа Рублевой. В своем письме коллега из Приморской областной библиотеки писала: «В 1923 году Владимир Иванович Огородников по поручению Дальревкома приступает к работе в должности ректора Государственного Дальневосточного университета (ГДУ)». Действительно, путь его в Приморье лежал через Казань и Иркутск. И на самом деле он был историком и занимался в основном историей культур народов Азии и Сибири. Издал ряд работ. К письму был приложен их список.

Постепенно количество книг в особом шкафу «Библиотека профессора Огородникова» увеличивалось, помогали коллеги из книгохранения, иногда даже читатели. Так, кто-то из них как-то заметил на корешке кожаного переплета одной книги буквы «О» и «В».

А затем высветилась связь между ним и книгами со штампом «АКО», в которых встречались пометки, сделанные рукой Огородникова (я уже научилась отличать его почерк). Но оставалась еще масса вопросов. Что он делал на Камчатке? По всей вероятности, имел отношение к выше названной организации. Что с ним произошло? Репрессирован? Этот вопрос возникал сам собой. Да и наша мудрая Юлия Михайловна Дутова туманно намекала на это.

Но вот наступила перестройка, и многое стало возможно. Появились статьи о репрессиях тридцатых годов, страна захлебывалась от потока хлынувших из подполья сведений. Стало возможным обратиться в органы внутренних дел за справкой о судьбе профессора Огородникова. Теперь мои предположения обрели суровую реальность в казенных строчках «Дела»…

В газете «Дальневосточный ученый» № 16 за 1992 год доктор исторических наук Елена Васильева пишет: «Год великого перелома завершился громкими процессами, прокатившимися по стране. Не мог оставаться в стороне и Дальневосточный край… Здесь то же, что везде: и своя “промпартия”, и свои “рютинцы”, и свои “троцкисты”. В органах ГПУ зреет идея о якобы действовавшей на Дальнем Востоке контрреволюционной организации. Во главе ее ставят Арсеньева, к тому времени уже умершего. Вся интеллигенция Дальнего Востока подозревалась в сепаратистских настроениях. В частности, на Камчатке было сфабриковано “Дело об Автономной Камчатке”».

Первым по этому делу был арестован директор музея, известный на полуострове краевед Прокопий Трифонович Новограбленов. Затем пришли и за Огородниковым…

5 мая 1933 года в Петропавловске-Камчатском органами ОГПУ был арестован заместитель директора Камчатского отделения Арктического института Владимир Иванович Огородников.

«Огородников Владимир Иванович, 28 мая 1886 года рождения, уроженец села Пустополье, Уржумского уезда, Вятской губернии, сын сельского учителя… Был арестован по обвинению в том, что, являясь участником контрреволюционной организации, проводил организованную вредительскую деятельность по научной и хозяйственным линиям, направленную на подрыв экономической мощи советского государства… (cт. cт. 58-6, 58-7, 58-11 УК РСФСР)».

По этому обвинению постановлением судтройки ОГПУ от 29 апреля 1934 года В. И. Огородников был заключен в лагерь сроком на десять лет. 22 мая 1938 года его этапировали из «Дальлага» в «Севжелдорлаг» в Архангельскую область, где 22 сентября 1938 года он умер. В 1956 году дело Огородникова было пересмотрено и прекращено за отсутствием состава преступления. Посмертно он был реабилитирован.

Казалось бы, все: моя история о судьбе ученого, прошедшего свой горестный путь от Камчатки до Архангельской области через весь ад унижений и допросов, и его книгах, тихо стоящих в шкафу и хранящих память о неизданных трудах и несбывшихся надеждах, закончена. Но история требовала продолжения…

Идею организовать на Камчатке местный научно-исследовательский институт вызвала необходимость серьезного изучения края, что было невозможно сделать силами небольших сезонных ученых отрядов.

9 мая 1932 года Огородников писал в одной из своих статей: «Неудивительно, что советский хозяйственник, пришедший в Охотско-Камчатский край на смену капиталистическим хищникам, с первых же шагов своей деятельности был поставлен в необходимость одновременно с социалистической стройкой хозяйства приступить к проведению на новых основах широкой научно-исследовательской работы. Естественно, что и новые исследовательские работы стали перестраиваться из случайных и сезонных в планомерные и постоянные. Прежде всего, новый хозяйственник, организовавшийся в Акционерное Камчатское Общество, приступил к энергичным поискам и детальным разведкам на местные полезные ископаемые…

Полное объединение этих работ в будущем местном научно-исследовательском институте, их комплексность, углубленность и прикладной характер останутся теми принципиальными задачами, которые обуславливаются новой социальной основой советского социалистического хозяйства».

Мысль об учреждении на Камчатке Института исследований Охотско-Камчатского края возникла в связи с тем, что Дальневосточный научно-исследовательский институт (ДВНИИ) обращал основное внимание на изучение Приморского края. Постепенно в ходе обсуждений руководящие круги института пришли к выводу о необходимости децентрализации научных учреждений и организации филиалов в главнейших экономических и административных центрах края: в Хабаровске, Благовещенске, Чите, Александровске-на-Сахалине, Петропавловске.

Правление АКО поддержало идею создания института на Камчатке. На сессии совета института во Владивостоке было принято решение, предварительно согласованное с заместителем председателя Крайисполкома: «Признать необходимым в 1930—31 гг. организовать Охотско-Камчатский (в Петропавловске-на-Камчатке) филиал ДВНИИ».

Одновременно с этим в газеты известили, что Арктический институт в этом же 30-м году открывает свой филиал в Петропавловске-Камчатском. И Тихоокеанский институт рыбного хозяйства выступил с предложением об учреждении здесь же своей небольшой лаборатории или филиала. Для правления АКО было ясно, что все научно-исследовательские работы должны быть объединены в одном институте.

Таким образом, точка зрения правления АКО была конкретно определена: «Учитывая учреждение в 1930 году в Петропавловске-Камчатском Института исследований Охотско-Камчатского края, согласованное с Дальневосточным краевым исполнительным комитетом, признать этот институт представителем всех научно-исследовательских организаций, заинтересованных в изучении естественных производственных сил Охотско-Камчатского края, и принять участие в оборудовании и обеспечении института постоянным составом исследователей» (из отчета В. И. Огородникова).

Однако, ни о филиале Арктического института, ни об Институте исследований Охотско-Камчатского края на Камчатке нет никаких сведений. Так что же за институт был создан и был ли он создан вообще? Или органами ОГПУ его следы были так тщательно затерты, что их теперь не отыскать? Так же, как было стерто имя самого профессора, и лишь книги, чудом сохранившиеся в библиотеке, стали ключом к истории их хозяина.

Я вижу его путь от Казанского университета до Иркутского, а затем до Владивостокского, где он был ректором, завершившийся на Камчатке. Бежал ли он от советской власти, чувствовал ли он свою чужеродность новому строю? Не знаю, но он пытался, всерьез пытался быть полезным, энергичным и деятельным.

Итак, вопрос о создании института на Камчатке был, казалось, решен в 1930 году, и Огородников специально направляется в Москву и Ленинград для переговоров с Академией наук и другими научными организациями, а также для поиска оборудования, формирования научной библиотеки и подбора сотрудников. Его столичные «хождения по мукам», начавшиеся 20 мая и закончившиеся 19 августа 1930 года, вылились в объемный отчет об огромной проделанной работе. Но в то же время за «телеграфным» стилем этого документа чувствуется разочарование и нервозность от получаемых им разноречивых приказов.

Сразу по прибытии в Москву Огородников направляется в Госплан, где в беседе с представителем секции науки Муравейским выясняет позицию Госплана по созданию в Петропавловске научно-исследовательского института. Полагая этот проект целесообразным, Госплан считал, что он должен находиться не в ведении Наркомпроса, а Наркомторга как учреждение научно-прикладного характера, выполняющего в основном задания АКО.

С одобрением отнеслись к созданию института Ленинградское и Тихоокеанское отделения Академии наук.

Далее я хочу процитировать слова профессора: «Одновременно с “продвижением” идеи Камчатского института в академических кругах, я обратился к заместителю директора Арктического института профессору Р. Л. Самойловичу с целью наметить будущие взаимоотношения между этим институтом и Камчатским. Профессор Самойлович после беседы со мною об основных установках Камчатского института, заявил мне, что Арктический институт откажется от создания на Камчатке своего филиала, действительно незадолго до того намеченного, если только Институт исследований Охотско-Камчатского края обеспечит изучение Арктики. При таком условии Арктический институт передаст Камчатскому из своего штата четыре платных должности научных работников и окажет ему материальную поддержку для проведения ряда специальных оперативных работ. В указанном условии я не видел ничего опасного для Камчатского института и дал профессору Самойловичу предварительное согласие на включение в программу работ этого института вопросов по изучению Арктики».

Затем решение о создании института поддержал Комитет Совета Труда и Обороны (СТО). Была создана комиссия в лице Шеина, Шмидта и Огородникова для того, чтобы составить проект положения о вновь учрежденном (!) институте и представить его на рассмотрение Комитета СТО.

Но телеграмма, полученная 5 июля от Сергеева, разрушала и перечеркивала все хлопоты и переговоры по созданию института. В ней говорилось, что Арктический институт неправомочен, что АКО никаких обязательств по отношению к институту не несет, что на Камчатке будет создан «объединенный центр разных учреждений» и что «никакого найма работников не производить».

Каково же было положение Огородникова после всех этих переговоров, совещаний, согласований по учреждению института! Обиднее всего ему показалось то, что никакого обоснования, никаких причин для отказа от собственного постановления предъявлено не было.

Полный недоумения и растерянности, Огородников, посовещавшись с Шеиным и Шмидтом, продолжает работу над проектом положения об институте, который был готов 10—12 июля 1930 года. Согласно положению институт должен был выполнять в основном научно-прикладные исследования, находиться в ведении Наркомторга и работать под общим наблюдением Далькрайисполкома, в тесной организационной связи с АКО.

Следующая телеграмма, полученная 16 июля 1930 года из Петропавловска от члена правления АКО Криммера, была полностью противоположна телеграмме Сергеева: «Учитывая выделение Охотско-Камчатского края, настаивайте на расширении прав Петропавловского института и на снабжении его специалистами и оборудованием». Две последующие телеграммы Сергеева категорически отрицают учреждение института. «Никакие положения об институте, равно как и его взаимоотношения с АКО, не будут приняты до рассмотрения и утверждения: 1) исполкомом, 2) Правлением».

Одновременно со всеми переговорами Огородников занимается закупкой оборудования, что само по себе было делом нелегким, особенно в те трудные времена. Немало времени и усилий он затратил на поиски и заказы научного инструментария и экспедиционного имущества, и в большей своей части это задание было выполнено. Таким образом, имущественная база для будущего института была в основном создана. Это же касалось и библиотеки.

На ее книгах, которые Владимир Иванович покупал в Москве и Ленинграде, имеется штамп библиотеки АКО. Это дает право сделать предположение, что институт все-таки не был создан, или библиотека оставалась на балансе АКО.

22 августа 1930 года, уже находясь во Владивостоке, Огородников делает доклад на заседании правления АКО о результатах своей командировки. В постановлении по итогам этого заседания записано следующее: «Информацию проф. Огородникова принять к сведению. Создание научно-исследовательского института на Камчатке считать необходимым. Составить рабочую комиссию в составе: проф. Огородникова, чл. Правления т. Криммера, тт. Колтановского и Кислякова».

Комиссия должна была разработать положение об институте в соответствии с требованиями правления, т. е. с учетом о его полной подчиненности АКО, и рассмотреть штаты, структуру и смету на содержание.

Что же было дальше? Вероятнее всего, институт так и не был создан, книги были переданы в библиотеку АКО, научный инструментарий — исследовательским отрядам.

Но… В газете «Камчатская правда» за 8 апреля 1933 года под заголовком «КОВАИ», набранным крупными буквами, содержится следующее сообщение: «По решению Всесоюзного Арктического Института в текущем году в Петропавловске организуется Камчатское отделение института, ставящее задачей производство исследовательских и экспедиционных работ в Дальневосточной Арктике. На указанные работы намечается отпустить полтора миллиона рублей».

Итак, заметка опубликована 8 апреля 1933 года, а уже 5 мая Владимир Иванович, занимавший должность заместителя директора КОВАИ, то есть Камчатского отделения Арктического Института, был арестован.

Что же происходило в научной жизни Петропавловска с августа 1930 года до этого рокового момента мая 1933 года? Что же сделал он такого, как говорил в своем последнем стихотворении Борис Пастернак: «Что же сделал я за пакость, я — убийца и злодей?», чтобы быть осужденным и погибнуть в ГУЛАГе?

И не он один, их было много, оклеветанных, растоптанных: Владимир Клавдиевич Арсеньев — краевед, писатель, Прокопий Трифонович Новограбленов — ботаник, краевед, директор Камчатского музея, Владимир Федорович Комаров — юрист, плановик-экономист, член Камчатской окружной комиссии и Камчатского окрисполкома, краевед, Михаил Алексеевич Фортунатов — биолог-ихтиолог, научный работник ТИРХА…

Возникает вопрос, на который нет ответа: что это было, почему, в какие жуткие игры играли наши вожди?

Вина Огородникова перед советским государством была такова. «Вел работу явно вредительского характера: колонизационную во главе с Краузе: Петропавловск — Мильково, геологическую с Дягилевым (р. Ходутка)». А вот самая главная провинность: Огородников решает (как будто не было никаких заседаний, и совещаний!) организовать самостоятельный от АКО институт (КОВАИ), для чего ведет переговоры с Шмидтом и уезжает с этой целью в центр.

Парадокс жестокой эпохи: все его труды, вся его деятельность, направленная на службу науке, в частности, на создание Камчатского научно-исследовательского института, были признаны вредительскими, «подрывающими экономическую мощь Советского государства».

Судьбы библиотек… Великих, как Александрийская, как библиотека Ашшурбанипала и Улугбека, как Либерея Ивана Грозного, чьи тайны до сих пор тревожат воображение. Но зачастую и судьбы совсем небольших, общественных или частных библиотек — это все та же драма человеческих судеб и политических игр.

Треугольный штамп с аббревиатурой АКО встречается на многих книгах, хранящихся ныне в редком фонде Камчатской областной библиотеки. В том, что такая мощная организация, как АКО, имела свою библиотеку, нет ничего особенного. Почти каждая организация или предприятие располагали своими ведомственными книгохранилищами. И каждое из них имело свою особую историю. В библиотеке же АКО, если судить даже по тем разрозненным остаткам и по свидетельствам ее бывших читателей, было собрано все, что касалось изучения Дальнего Востока.

Возникшее на базе Охотско-Камчатского акционерного рыбопромышленного общества (ОКАРО), АКО ставило своей основной задачей изучение и рациональное использование природных ресурсов Камчатки. Для этого был создан научно-исследовательский отряд. С переездом правления АКО в 1930 году на Камчатку, возникает идея создания Камчатского научно-исследовательского института. Покупку оборудования и комплектование библиотеки для будущего научно-исследовательского института правление поручает В. И. Огородникову.

Из его отчета о командировке: «Создание научной библиотеки для Института, вмененное мне в обязанность постановлением Правления от 19 мая, потребовало от меня особенно много времени и внимания. Подбор книг по определенным специальностям является вообще трудным и ответственным делом. Мне приходилось заниматься этим делом иной раз целыми днями и вечерами в книжных магазинах и подвалах-складах букинистов, порою же мимоходом между выполнением разных поручений».

С этой целью в 1930 году Владимир Иванович едет в командировку в Москву и Ленинград. С первого же дня после приезда в Москву он приступает к покупке книг. Приобретенные книги тут же отправлялись ценными бандеролями в Петропавловск. В Ленинграде он получает разрешение на бесплатный отпуск Камчатскому институту всех изданий Академии Наук, как имеющихся на складе, так и всех дубликатов из академической библиотеки. Огородников договаривается с известным библиографом Шидловским об отборе книг в Академии Наук и в других научных и высших учебных заведениях, а также об антикварном пополнении ряда серийных изданий.

Вот список учреждений, бесплатно выдавших свои издания для Камчатской научной библиотеки:

— Институт прикладной ботаники и новых культур при Академии сельскохозяйственных знаний им. Ленина;

— Институт механической обработки металлов;

— Гидрологический институт;

— Лесотехническая академия;

— Государственное русское географическое общество;

— Главное геологоразведочное управление;

— Гидрографическое управление;

— Центральное бюро краеведение (Ленинград и Москва).

Из разных библиотек отбираются «Вестник рыбопромышленности» за 30 лет и некоторые другие журналы, из библиотеки Шидловского — ряд ценных книг по Охотско-Камчатскому краю и смежным с ним областям и странам, общие научные сочинения по Северу и Арктике, богатая библиографическая литература. Ряд недостающих книг Владимир Иванович пополнял через антикварные лавки и магазины на проспекте Володарского. На многих книгах можно встретить его карандашные пометки: «Куплена на книжном базаре Ленинграда. От 12.06.30»; «Куплена за 5 рублей в книж. магазине “Образование” (Москва) Счет № 86 от 21.06.30».

Июль 1930 года… Бесконечные коридоры различных учреждений. Переговоры с чиновниками разных рангов по поводу создания института. Противоречивые телеграммы-приказы от правления АКО. Беготня по магазинам и институтам за научным оборудованием.

Наиболее успешной частью этой командировки (и, смею думать, самой радостной) было приобретение книг. Особенно ценным достижением Огородников считал свою договоренность с Государственной Центральной книжной палатой о систематическом пополнении библиотеки Камчатского института всей новейшей научной литературой, выходящей в СССР, и о снабжении института книгами из Государственного Книжного фонда. Переговоры с книжной палатой он начал еще в июне, но только в конце следующего месяца ему удалось добиться желаемого результата. В конце июля Камчатский институт был включен в список распределения обязательных экземпляров, и до окончательного решения было постановлено выделять всю намеченную Огородниковым научную литературу из контрольного комплекта (дополнительного обязательного экземпляра).

Первые посылки пошли на Камчатку уже в начале августа. Что же касается книг из Государственного Книжного фонда, то Книжная палата и в этом отношении пошла навстречу институту, постановив посылать картотеку, по которой можно было получать оттуда нужные старые книги. Во время своей второй поездки в Ленинград Огородников по предложению Сергеева договорился с библиографом Шидловским о составлении им совместно с библиографом Беловым полной научной библиографии Охотско-Камчатского края. Эта библиография должна была составить около 50 печатных листов. Договор должен был заключаться с библиографом Беловым как главным исполнителем этой работы.

По приблизительному подсчету Огородникова количество книг, добытых им для будущего института, составило примерно 35 000—40 000 единиц. Таким образом, считал Владимир Иванович, основная база для библиотеки была создана. Надо отметить, что она обладала всеми необходимыми книгами для дальнейшего успешного изучения края. Сравнивая пометки, сделанные рукой Огородникова, и следуя его отчету по сбору книг, можно сделать заключение, что материалы, подготовленные для будущей библиотеки, остались в библиотеке АКО. Стоит лишь назвать некоторые из них, чтобы представить ценность книжного фонда этой библиотеки.

Так, альбомом карт и гравюр путешествий Джеймса Кука может гордиться любое, даже самое крупное, собрание. Гравюры и портрет знаменитого мореплавателя выполнены художником Бернаром Дюрексом, издан альбом в Париже в 1773 году. Увы, сохранился только один том, касающийся южной части Тихого океана.

Увы! Это «увы» можно сказать и по поводу многих ценнейших книг, исчезнувших после расформирования библиотеки АКО. Наиболее ценные экземпляры потихоньку разворовывались, часть их списали. С ликвидацией АКО оставшаяся часть книг перешла в библиотеку Камчатрыбпрома. И спасибо сотрудникам бывшей рыбацкой библиотеки, все же сумевшим сохранить основное ядро этой коллекции.

Среди них несколько экземпляров «Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова, напечатанных в 1786 году. Прекрасное издание «Истории Земли» Неймара (1898 год), книги из библиотеки П. Ю. Шмидта с его личными экслибрисами.

Начало девятнадцатого столетия было отмечено русскими кругосветными путешествиями. Особое место в коллекции бывшей библиотеки АКО занимают первые издания описаний путешествий наших славных русских мореплавателей: Крузенштерна (1812), Головнина (1819), Коцебу (1821).

«Путешествие российского императорского шлюпа “Дианы” из Кронштадта в Камчатку, совершенное под начальством Флота лейтенанта Головнина в 1807, 1808, 1809 годах», изданное в морской типографии Санкт-Петербурга в 1819 году, имеет примечательный штамп: «Библиотека стрелкового баталиона полка императорской фамилии» и экслибрис князя Б. Д. Голицына.

Изданные почти два столетия назад, эти книги хранят дух эпохи великих открытий и, как говорят поэты, — «ветер далеких странствий».

«История России, — писал В. О. Ключевский, — есть история страны, которая колонизируется». В связи с дальнейшим заселением, освоением и изучением азиатских окраин Российской империи, Переселенческое управление землеустройства и земледелия предприняло издание своего рода «Сибирской энциклопедии» в двух объемистых томах — «Азиатской России». Она вышла в Петербурге в 1914 году. Здесь собраны общие сведения, представляющие наибольший интерес для исследователей. Издание снабжено великолепным атласом с новейшим по тому времени картографическим материалом, который, увы, не сохранился. Но книги в благородном зеленом переплете с золотыми буквами и гербом Российской империи дошли до нас в прекрасном состоянии.

Библиотека, сформированная для научно-исследовательской работы, не могла не содержать книг по различным отраслям знаний, наиболее выдающиеся произведения научной мысли (причем на языке оригинала: все сотрудники научно-исследовательского отряда владели иностранными языками). Из них сохранились: объемный труд А. Т. Миддендорфа «Моллюски» на немецком языке, изданный в Петербурге в 1851 году, парижское издание 1887 года учебника Фишера по конхилиологии и конхилиологической палеонтологии.

Кроме того, было собрано достаточное количество справочников, словарей и энциклопедий, например, знаменитый географическо-статистический словарь Российской Империи, составителем которого является великий путешественник Семенов-Тян-Шанский.

Конец XIX и начало XX веков в жизни Дальнего Востока характеризуется сближением с Японией, Китаем и Кореей. Это сближение в области политических, экономических и культурных отношений вызвало повышенный интерес к изучению этих стран. Историком Дмитрием Позднеевым были собраны «Материалы по истории северной Японии и ее отношений к материку Азии и России». Они были изданы в Японии, в городе Иокогаме в 1909 году. К сожалению, из двух томов сохранился только первый, где содержатся географические и этнографические материалы.

Несомненно, что все новейшие исследования Дальневосточного края поступали в первую очередь в библиотеку АКО. До наших дней дошли рукописи Петра Ивановича Полевого по результатам Анадырской экспедиции 1915 года, Богдановича «Геологический очерк Камчатки», 1930 года, «Обзор рыбного хозяйства Камчатской области» 1932 года, выполненный коллективом сотрудников Камчатского отделения Тихоокеанского института рыбного хозяйства.

Акционерное общество «Книжное дело» по поручению Дальневосточной краевой плановой комиссии в 1927 году издает материалы исследований края. В состав редакционной комиссии входят ученые, имена которых позднее вошли в печальные списки «врагов народа»: Г. Н. Гассовский, Е. М. Чепурковский, В. М. Савич, П. И. Полевой и других. В этом же издательстве в 1928 году выходит фундаментальный труд геолога и горного инженера Э. Э. Анерта «Богатства недр Дальнего Востока».

В 1929 году силами научных работников Государственного Дальневосточного университета был составлен настольный справочник «Дальневосточный край», охватывавший территорию от Бурятии до Камчатки, а также дающий характеристику близлежащим странам — Японии и Монголии. В том же 1929 году Владивостокским отделом Русского Географического общества издается очень интересное описание быта туземцев Пенжинского и Карагинского районов Камчатского округа Дальневосточного края. Автор этого труда Н. Н. Беретти в своем предисловии пишет, что он передал только то, что сам лично слышал и видел, оставив в стороне все предыдущие исследования.

Библиотека, столь тщательно отобранная для будущего института, несомненно, обладала самой богатой на полуострове коллекцией краеведческой и научной литературы, но…