НАЧАЛО БИОЦЕНОЛОГИЧЕСКИХ РАБОТ

Лаборатория прикладной биоценологии был; создана в середине 1980 г. На первых порах мне позволили набрать из желающих со мной работать всего несколько человек. Из моих бывших сотрудников по лаборатории южных рыб перешли в новую лабораторию Л. А. Борец, А. И. Благодеров и В. П. Васильков. Из марикультуры перешла Н. П. Маркина. Они и составили на первых порах костяк лаборатории. В год создания биоценологической лаборатории Н. П. Новиков уехал из ТИНРО, а во ВНИРО пришел новый директор. Им стал бывший заместитель министра С. А.Студенецкий. Последний с небольшой свитой приехал с ознакомительными целями на Дальний Восток. До Минрыбхоза Сергей Александрович был директором АтлантНИРО — института, известного своими успешными работами по поиску и изучению новых промысловых районов в Атлантическом океане. Это наложило отпечаток на его позиции относительно рыбных разведок, к которым он испытывал слабость и рассматривал их едва не на одном уровне с институтами.

Когда С. А. Студенецкий познакомился со структурой ТИНРО и увидел в его составе лабораторию с мудреным названием «прикладная биоценология» и в ее завлабах человека с фамилией, запомнившейся по «музейному делу», он сначала назвал ее архитектурным излишеством, требующим расформирования. Н.П.Новиков попытался, но, по-видимому, неудачно, объяснить, что к чему. Поэтому директор ВНИРО распорядился, чтобы я представил ему письменно обоснование и программу работы лаборатории. Мне это не составило труда, а С. М.Студенецкого мои разъяснения вполне удовлетворили. Бывая на различных международных совещаниях по регулированию рыболовства в Северной Атлантике, он слышал о первых результатах экосистемных исследований биологических ресурсов и, не являясь в этих проблемах специалистом, он своей сильной интуицией тем не менее уверовал в их перспективность. Когда С. А.Студенецкий понял мои планы, он не только остался довольным, но и обещал даже поддержку. а после того как зашел в курируемую мною музейную таксидермическую мастерскую и увидел большое количество великолепных чучел для будущего музея, которые изготовляли мои помощники по музейному делу П. Л. Кантемиров и В. П. Чеблуков, предвзятости ко мне не было больше совсем. Уже из Москвы он прислал мне хороший список работ по экосистсмным исследованиям в Атлантике. Поддерживает он мои работы и посей день.

После создания лаборатории прикладной биоценологии переломной сразу встал вопрос — по какому принципу построить работу. Заниматься всей отечественной рыболовной зоной или сосредоточиться на каком-то одном районе. Первый путь предусматривал бонитировочные оценки и возможность широких межрегиональных сопоставлений, а второй — углубленные биоценологические проработки на модельном районе. Я остановился на первом варианте, и время подтвердило целесообразность этого выбора. Такой путь давал возможность иметь отношение к основным промысловым объектам, на которых базировалась дальневосточная рыбная промышленность. а кроме того, силы лаборатории и набор специалистов в ней были более чем ограниченными и позволяли охватить лишь небольшую часть компонентов любого биоценоза.

В связи с тем что в институте мало кто поддержал новую лабораторию, хотелось побыстрее получить первые результаты. о судах для экспедиций я пока не заикался , поэтому на первых порах решили работать на архивных и литературных материалах. Н.П.Маркиной я поручил поднять и обобщить всю имеющуюся информацию по бентосу, фито- и зоопланктону Охотского моря и, используя переходные коэффициенты между трофическими уровнями из монографии П. А.Моисеева, попытаться получить варианты расчетов потенциальной рыбопро-дуктивности этого моря. А. И.Благодерову было предложено сделать ревизию существующих оценок запасов промысловых рыб Охотского моря для их сопоставления с результатами расчетов Н.П.Маркиной по низшим трофическим уровням. Кроме того, Александр Иванович должен был обработать и проанализировать состав уловов донных рыб по данным стандартных крабовых траловых съемок западнокамчатского шельфа. Такие съемки выполнялись уже 25 лет.

Сам я на данном этапе приступил к работе, о которой начал подумывать немного раньше. у меня появилось настроение и даже потребность подготовить сводки по биологическим ресурсам каждого из трех дальневосточных морей. При этом имелось в виду описанию нынешнего состояния биоресурсов предварить анализ истории их изучения и промыслового использования. Такая работа вписывалась в биоценологическую тематику новой лаборатории, поэтому я начал с Охотского моря. Параллельно я немного«размялся», написав научно-популярную книжку«В далеких и близких морях», в которой в форме записок натуралиста рассказал о некоторых исследованиях ТИНРО и своих наблюдениях.

К сожалению, эта книжка вышла в урезанном виде. Пока она в редакции ждала своей очереди, почти половину се очерков опубликовали в издававшемся во Владивостоке альманахе«Океан и Человек». Одновременно вместе с профессором из одного местного академического института Е. В.Красновым мы опубликовали книжку про Охотское море«Наше студеное море», для нес я написал разделы по морским птицам, рыбам, китам, тюленям и калану.

Работа над монографией«Биологические ресурсы Охотского моря» отняла V меня много времени, так как я решил проследить историю промыслового освоения и изучения рыб и других гидробионтов со времен С. П.Крашенинникова. Для этого требовалось просмотреть более 2 тыс. литературных и архивных источников. Дел было много, но работа приносила удовлетворение. в написанных в разнос время публикациях я нашел много поучительного. Я не предполагал, что через пару лет в связи с моим интересом к прошлому придется растратить много сил и нервов.

С увлечением работали и мои коллеги. в следующем после создания лаборатории году я рискнул выпросить на небольшой рейс судно, на котором под руководством А. И.Благодсрова сделали детальные траловые съемки восточносахалинского и западнокамчатского шельфов. При подготовке программы экспедиции нами было заложено четкое правило — каждый улов разбирать до последнего вида, при этом в равной мере собирать материалы не только по промысловым видам, но и по непромысловым. Оговоренные стандарты в последующем соблюдались строго, и это обстоятельство обеспечило сравнимость материалов разных лет из разных экспедиций, районов и морей. Данные первой экспедиции вошли в наши первые отчеты.

Желая по-хорошему отличиться, мы подготовили три объемных отчета, и, хотя из-за загруженности почти не касались институтских дел, позднее выяснилось, что за нашей«бурной деятельностью» ревниво наблюдали. Часть тинровцев, привыкших щадить себя на работе и занимающихся«от сих до сих», почувствовали опасность бледно выглядеть на фоне эффективно работающего подразделения. Как мне стало известно, за сутки до защиты отчетов в соседнем здании ТИНРО специально собирались сторонники В. В. Натарова и М. С. Кун. Они даже подготовили сложные вопросы, которые должны были«топить» докладчиков. Перед отчетом я напутствовал своих коллег не бояться, так как нам было о чем докладывать.

В очень объемном отчете Н.П. Маркиной делалась ревизия количественных данных по бентосу, фито- и зоопланктону всего Охотского моря. Разработанные ею карты количественного распределения всех этих групп гидробионтов выгодно отличались от очень приблизительных схем во всех известных сводках. Кроме того, Нелли Павловна по литературным данным, но больше экспертным путем подобрала продукционные коэффициенты и определила объемы продукции на каждом трофическом уровне. Затем, используя переходные коэффициенты П. А.Моисеева, она рассчитала потенциальную рыбопродуктивность Охотского моря, которая оказалась значительно больше, чем все известные запасы рыб. Отсюда следовал вывод о том, что в результате более тщательных исследований сырьевая база рыбной промышленности в Охотском море будет расширена. Бурной дискуссии по докладу Н.П.Маркиной не получилось. Даже ее недоброжелатели были ошеломлены масштабом проделанной работы. Трудно что-либо было возразить и по поводу оценок потенциальной рыбопродуктивности. Опровергнуть или подтвердить их могли только будущие исследования. Забегая вперед скажу, что через пару лет принципиальная правота Н.П.Маркиной была подтверждена и исследованиями, и промысловыми уловами. Попутно замечу, что немного позднее язвительным насмешкам Нелли Павловна была подвергнута за высокие цифры первичной продукции и некоторыми крупными академическими гидробиологами. Но буквально через несколько лет планка продукционной мощи морских экосистем на низших трофических уровнях именно в академических трудах была поднята едва ли не в 10 раз.

В пользу выводов Н.П.Маркиной говорил и отчет А. И.Благодерова. Выполнив съемку западнокамчатского шельфа, он убедительно показал, что специалисты КоТИНРО запасы донных рыб, в том числе камбал и трески, сильно занижают, а один из массовых видов камбал даже неверно идентифицируют. Но изюминкой отчета Александра Ивановича был раздел, в котором он, по существу, начал развенчивание одной красивой в экологическом смысле закономерности. Еще в 30-е годы П. А. Моисеев заметил, что при развитии промысла камбал в заливе Петра Великого произошла смена доминирующих видов в уловах. Петр Алексеевич связывал это с тем, что одни виды занимают экологические ниши, освобождающиеся в результате перелова других видов. Странно, но многие годы никому в голову не при шла мысль о том, что за несколько лет такие изменения в принципе вообще невозможны, так как смена видов в уловах произошла за отрезок времени, меньший по сравнению с продолжительностью жизни камбал. а объяснялось это довольно просто. При перелове камбал на одних банках рыбаки переходили на другие, где видовой состав отличался. Выводы П. А.Моисеева, в принципе правдоподобные с экологических позиций, были подхвачены другими исследователями и никем не оспаривались несколько десятилетий. На Дальнем Востоке Н.С.Фадеев и камчатский ихтиолог И. А. Полутов пошли еще дальше. Они писали, что в результате интенсивного промысла на шельфе дальневосточных морей место камбал и других ценных видов заняли непромысловые рыбы, в том числе и бычки. Н.С.Фадеев писал даже о коренных, т. е. необратимых перестройках в донной ихтиофауне под влиянием промысла.

А.И. Благодеров убедительно показал, что никакого засилия бычков и им подобных рыб в районах многолетнего промысла не произошло. Как и раньше, основу биомассы рыб составляли камбалы и тресковые, а доля бычков, к примеру на западнокамчатском шельфе, находилась в 80-е годы на том же уровне, что и в 50-е годы. Интересным был также факт, что доля не промысловых рыб более значительна именно там, где никогда не было большого промысла. По поводу выводов А. И.Благодерова особенно негодовал на отчете Н. С. Фадеев, но он ничего не мог противопоставить фактам.

В.П. Васильков отчет готовил с климатологом С. Ю. Глебовой. Их работа отвергала многие представления минтайщиков о факторах, определяющих формирование урожайности поколений минтая. Они в целом удачно определили типы атмосферной циркуляции, при которых складываются благоприятные условия для размножения минтая. Впервые в их работе разговор на эту тему шел не с точки зрения отдельных факторов, а их комплекса. Заметили они и важность для выживания минтая на ранних стадиях развития стабильности климато-океанологических условий.

Действительно, летом 1982 г. Л. А. Борец на БМРТ«Экватор» сделал детальную съемку западнокамчатского шельфа, а также обширного притауйского района. Помимо данных о структуре донных рыбных сообществ я с большим нетерпением ожидал результатов оценок биомасс массовых промысловых рыб. Результаты оказались еще более оптимистическими по сравнению с прошлогодней экспедицией А. И.Благодерова. Сейчас можно было уже с абсолютной уверенностью говорить о том, что ихтиологи КоТИНРО действительно занижали запасы, при этом не только трески и камбал, но и минтая. Установление этого факта имело большое значение и в другом отношении. Значит, перелов донных рыб, который имел место в 60-е годы, не вызвал необратимых изменений. Можно было уверенно говорить, что в условиях начавшегося более строгого регулирования рыболовства после введения рыболовных зон имеются все основания ожидать дальнейшего роста запасов рыб. Мы вышли с предложением увеличить квоты вылова и по минтаю, по донным рыбам. Камчатские ихтиологи, особенно т. Ф. Качина и В. И.Тихонов, руководившие изучением морских рыб в КоТИНРО, очень сильно обиделись и пытались опротестовать наши выводы. Но мы располагали надежными фактами, их невозможно было отбросить. Очень жаль, но именно с этих событий мои отношения с КоТИНРО основательно испортились и через два-три года на Камчатке я имел заочную репутацию губителя камчатских рыбных запасов.

Расширение фронта работ моей лаборатории совпало и с кадровыми изменениями в ее составе. Остановлюсь на этом чуть подробнее, так как именно с работой конкретных людей было связано то, что мы стали возмутителями спокойствия, при этом не только в своем институте. с сожалением я отдал на усиление лаборатории краткосрочного прогнозирования А. И.Благодерова, который затем порядочное время был на оперативке и часто представлял ТИНРО на совещаниях в Дальрыбе. у него никогда не хватало элементарной усидчивости для планомерной работы. Он всегда был на бегу, одновременно решая и институтские, и промысловые, и домашние дела. Такие люди, особенно с нахальной настойчивостью, незаменимы на текучке, но от них быстро все устают. Говорю обо всем этом в связи с тем, что с А. И.Благодеровым мои пути будут еще несколько раз пересекаться.

Быстро ушел из лаборатории В. П. Васильков. Мировоззрение у этого весьма способного человека было в некоторой степени однобоко деформировано. Почти все в ТИНРО представлялось ему в черных красках. Однажды он не выдержал и в академической газете«Дальневосточный ученый» опубликовал на институт пасквиль. в здешней академии, которую часто критиковали в партийных, советских и хозяйственных органах за отрыв от жизни (не все в этой критике было верным!), ревниво относились к неплохой репутации ТИНРО в этом смысле, поэтому статью В. П. Василькова опубликовали с удовольствием. Кое-кто в институте поддержал эту статью, но в целом ответная реакция была жесткой. Мне же было обидно вдвойне, так как Валерий Петрович в лаборатории у меня работал на правах свободного художника и никак не притеснялся. Обидевшись на ответную критику, В. П. Васильков ушел из ТИНРО. в других местах у него также не все складывалось удачно. Так, его буквально выставили из Дальрыбвтуза, где он пытался преподавать. Будучи своеобразным человеком, Валерий Петрович ничего до конца не понял и без тени сомнения после этого многие годы ходил в ТИНРО и требовал доступа к его архивным материалам и «покусывал» в прессе и институт, и меня.

На место В. П. Василькова я пригласил А. С. Соколовского, который также имел склонность к занятиям циклическими природными явлениями, в том числе волнами численности рыб. Александр Семенович в паре с С. Ю. Глебовой весьма удачно работал три года. Они проанализировали динамику численности минтая Японского, Охотского и Берингова морей с начала развития промысла этого вида. Один отчет они посвятили волнам численности сельди. Не все в их представлениях позднее подтвердилось, но были в этих работах и интересные находки на тему зависимости численности рыб от космофизических и климато-океанологических факторов. А. С. Соколовский привлек внимание еще к одному явлению, которое может в некоторых случаях играть важную роль в динамике численности минтая. Я имею в виду каннибализм, т. е. потребление минтаем собственной молоди. Параллельно этой темой тогда стали заниматься и американские специалисты. Получилось, что промысел, изымая из стада крупных особей, снижает объемы выедания сеголеток и тем самым способствует увеличению общей биомассы вида. Все это было подтверждено и на модели, однако, как стало понятно позднее, значение каннибализма все несколько переоценивали.

Обзавелась лаборатория и своим специалистом по морским млекопитающим. Это был Е. И.Соболевский, который сначала работал в лаборатории по изучению ластоногих. Отношения у него в том коллективе в конечном счете не сложились. Во многом причиной здесь был тяжелый характер Евгения Ивановича. Затем он перешел в лабораторию генетики, но вскоре в подшефном совхозе во время выпивки на него с кулаками бросился его новый завлаб. Л. В.Богданов и, чтобы конфликт не разгорелся, С. М.Коновалов попросил взять Е. И.Соболевского в мою лабораторию.

Тогда же возникли конфликты и в лаборатории по изучению водорослей. Там возмутителем спокойствия выступала Р. А.Ковалевская — волевая и непримиримая женщина. Директор попросил меня взять и ее, при этом он добавил, что в прибрежных биоценозах водоросли являются более чем важным компонентом. Р. А.Ковалевская свой нрав не показывала до тех пор, пока я не стал заставлять ее заниматься тематикой лаборатории. а потом дело дошло до того, что она стала писать на меня петиции (иногда ей в этом помогала все та же М. С. Кун), и лишь с большим трудом мне удалось ее перевести в другую лабораторию, где все, впрочем, повторилось.

В лаборатории прикладной биоценологии оказался и В. Н.Долганов, увлекавшийся систематикой скатов и акул, но больше он без дела слонялся по институту, не желая входить ни в одну тему. Последнее смущало, но я видел сильные стороны этого человека и также взял его в лабораторию. и хотя я имел уже репутацию человека, который не боится работать с любым составом сотрудников, в данном случае мне предрекали провал, так как едва ли не треть лаборатории пришлась на людей, не сработавшихся в других местах. По большому счету эти пророчества сбылись лишь частично, лаборатория работала по нарастающей. Но были и проколы, как в случае с Р. А.Ковалевской. Сильно подвел меня и В. Н.Долганов, оказавшийся в принципе ненадежным человеком. Я дал ему возможность, не отвлекаясь на лабораторную тематику, подготовить диссертацию по фауне и систематике скатов. Но когда он защитился, то вообще перестал работать. Правда, в рейсы он ходил с удовольствием и привозил неплохие отчеты. Под него я даже создавал в лаборатории группу, но он обманул и меня, и своих младших коллег, переключившись на коммерческие рейсы. Позднее я настоял на том, чтобы его убрали из лаборатории, чем ему явно помог по принципу«и щуку бросили в реку». Его перевели в лабораторию глубоководных рыб, которой заведовал Л. С. Кодолов. Последний в это время уже бросил науку и вовсю развернулся на коммерческой деятельности, и В. Н.Долганов идеально вписался в эту компанию. и сейчас они относятся к числу процветающих в ТИНРО людей, правда, за преданную науку и за работу с них никто всерьез не спрашивает.

Но вернусь к исследованиям лаборатории прикладной биоценологии в первые годы ее существования. Н.П.Маркина свой успех по Охотскому морю повторила, выполнив аналогичные работы по Японскому и Берингову морям. При подготовке этих работ она удачно контактировала с океанологами В. И.Чернявским и Г. В.Хеном. Расчеты Н.П.Маркиной по гидробионтам низших трофических уровней Японского и Берингова морей, как и в случае с Охотским, говорили о том, что их биопродуктивность до этого занижалась. и вновь напрашивался вывод о том, что объем известных рыбных ресурсов дальневосточных морей явно не дотягивает до потенциальной рыбопродуктивности. Н.П.Маркина не раз за свои расчеты потенциальной рыбопродуктивности подвергалась критике, и ее работы были действительно критикуемы. Много в них было волевых интерпретаций и переходных коэффициентов, заимствованных из других, более изученных районов. Не пренебрегала Нелли Павловна иногда и подгонкой данных. Однако опровергнуть их и предложить другие цифры в то время никто не смог. Всем становилось ясно, как мало мы знаем о природе наших морей, на биоресурсах которых держится мощная рыбная отрасль Дальнего Востока. Когда Н.П.Маркина обнародовала результаты своих работ, гидробиологи ТИНРО были несколько деморализованы. Она одна пошла дальше всех их вместе взятых. Правда, она подтолкнула критиковавших ее А. Ф.Волкова и В. И. Чучукало к некоторым обобщениям. Они осреднили результаты планктонных сборов в Японском, Охотском и Беринговом морях за все время их изучения. в результате подготовили три небольших статьи, в которых приводятся цифры суммарных биомасс планктона по сезонам для каждого моря. Эти работы, конечно, сильно уступали разработкам Н.П.Маркиной. у А. Ф.Волкова и В. И.Чучукало разговор шел только о биомассе сестона, а у Н.П.Маркиной были вычленены фито- и зоопланктон, а кроме того, рассчитана продукция, о которой другие гидробиологи из-за слабой подготовки даже не помышляли.

Е.П.Дулепова первоначально, используя данные бентосных съемок гидробиологов ТИНРО и траловых учетов донных рыб Л. А.Борца, рассчитала продукцию по трофическим уровням донных сообществ. в первую очередь привлек внимание ее вывод о том, что продукция бентоса на западнокамчатском шельфе рыбами явно недоиспользуется, несмотря на восстановление их запасов. Отсюда следовал вывод о том, что в условиях регулирования рыболовства количество донных рыб в водах Камчатки еще больше возрастет. Так оно и оказалось, и когда через семь лет съемки западнокамчатского шельфа были повторены, количество рыбы увеличилось здесь более чем в полтора раза. Рост запасов рыб и крабов проходил при сохранении промысла, более того, постепенно были увеличены квоты вылова не только по треске, но и по камбалам.

Е.И.Соболевскому я поручил проанализировать материалы по численности и ее многолетней динамике у китов и тюленей дальневосточных морей, а также на базе литературных данных о рационах разных видов рассчитать объемы выедания ими рыб, кальмаров, бентоса и зоопланктона. Евгений Иванович хорошо справился с заданием, однако его сводные таблицы с цифрами потребления морскими млекопитающими других животных вызвали настоящие нападки тинровских маммологов. Увидев, что киты и тюлени потребляют некоторых рыб и тем более кальмаров не меньше, а в некоторых случаях даже больше, чем вылавливают рыбаки, они почувствовали какую-то угрозу для изучаемых ими животных. Втянули они в это противостояние даже самого В. А.Яблокова, ныне академика и советника президента. с одной стороны, они говорили о том, что морские млекопитающие играют большую роль в экосистемах, способствуя их устойчивости (а это возможно только при значительном потреблении других животных), а с другой, — якобы такого большого выедания быть не может. Любопытно, однако, что в собственных работах тинровских маммологов зачастую приводились более значительные суточные рационы этих животных. Эти споры как-то быстро сошли на нет, после того как американские ученые на примере восточной части Берингова моря убедительно показали, что морские млекопитающие благодаря именно большому потреблению ими рыбы являются важнейшим экосистемным фактором, определяющим состояние популяций ряда видов рыб.

Ежегодно для лаборатории выделялся на один рейс БМРТ. в 1983 и 1984 гг. Л. А. Борец выполнил съемку восточнокамчатского и карагинского шельфов. Во всех случаях его оценки ресурсов рыб, и особенно трески, почти на порядок превышали оценки специалистов КоТИНРО. Зная о наших работах, Дальрыба просила дополнительные квоты. Руководители Камчатской области и рыбной промышленности знали, что при добавке квот в их воды будет больше приходить приморских и сахалинских судов. Поэтому их вполне устраивали более низкие прогнозы специалистов КоТИНРО, с которыми они сосуществовали в целом в согласии, и в подобных случаях все они выступали единым фронтом. и если говорить только о камчатских тинровцах, то их ошибки в оценке объемов биологических ресурсов переплетались с сознательным искажением положения дел, обусловленным конъюнктурными соображениями. Возникло серьезное противостояние, и наши коллеги из КоТИНРО начали действовать прямо по большевистски. Они стали писать докладные в рыбный отдел ЦК КПСС, в которых обвиняли меня в завышении объема ресурсов камчатских вод. и мне не раз приходилось в письменном виде давать объяснения. Любопытно, однако, что после того как промысел развился по нашему сценарию, никто из бывших оппонентов не взял своих слов назад. Более того, через несколько лет многие из них стали проводниками возобновления масштабного иностранного промысла в российских водах.

Вскоре после наших неожиданных для всех выводов об объеме биологических ресурсов дальневосточных морей начали появляться дополнительные подтверждения их правильности. в 1983 г. на промысловом судне«Публицист» Н.С.Фадеев выполнил хорошую минтайную ихтиопланктонную съемку всей северной части Охотского моря. До этого такими работами занимались т. Ф.Качина из КоТИНРО, ученик Н.С.Фадеева из СахТИНРО В. В.Пушников и всегда несогласная с Н.С.Фадеевым Л. М. Зверькова. Данные Н.С.Фадеева в то время оказались более добротными и, главное, однозначно говорили о том, что минтая в Охотском море гораздо больше, чем предполагали до его последней экспедиции.

Сам я во время описываемых событий закончил книгу«Биологические ресурсы Охотского моря». Разделы по бурым и красным водорослям, промысловым беспозвоночным, рыбам, тюленям, калану, морским птицам, китам и дельфинам построил с учетом истории их изучения и промыслового освоения. На таком фоне надежнее было говорить о нынешнем статусе биоресурсов в целом и отдельных видов в частности. Используя данные Н.П.Маркиной, но внеся в них свои коррективы, я смог определиться в объеме потенциальной рыбопродуктивности Охотского моря. Более четко, чем прежде, обосновал возможность увеличения съема рыбопродукции в этом море.

Рукопись объемом 25 печатных листов я направил в Агропромиздат, который обслуживал издательские дела нашего Минрыбхоза. На рецензию рукопись попала к. П. А.Моисееву, он дал ей хорошую оценку, а мне прислал письмо, в котором похвалил за полезную работу. Петр Алексеевич тогда возглавлял Ихтиологическую комиссию и попросил выступить на ее Пленуме с итогами моих оценок биоресурсов Охотского моря. Как я писал выше, я всю жизнь избегал подобных поездок, но П. А.Моисеев умел убеждать, и почти подряд мне дважды пришлось выступать на Ихтиологической комиссии. Первый раз — по флюктуациям численности иваси и второй раз — по биологическим ресурсам Охотского моря. Оба раза поездки были удачными и от заседаний остались неплохие впечатления. Вскоре, однако, начались серьезные неприятности.

Рукопись моей книги попала еще на одну рецензию в Минрыбхоз, который привлек на помощь ВНИРО. в то время Минрыбхоз еще держал в своих руках буквально все. Мою книгу они признали... вредной. Заключение было беспощадным. Они требовали, чтобы была убрана вся историческая часть, где я делал оценки этапов изучения и освоения биоресурсов моря. Им не понравились мои выводы об однобокости развития отрасли, констатация фактов неверных прогнозов, обоснования необходимости развития прибрежного рыболовства и восстановления береговой материально-технической базы. Категорично требовали опустить раздел о китообразных. Дело в том, что советский китобойный промысел был всегда браконьерским. Наши китобои нередко выполняли и перевыполнили планы, промышляя кормящих самок и малолеток. Поэтому многие годы значительная часть материалов шла под секретным грифом. Я в своей книге опирался только на данные открытой печати, но с этим не стали считаться. Не знаю, кто подличал во ВНИРО, а в Минрыбхозе этой кампанией заправлял заместитель министра Ю. Н. Быстров. в редакции также решили не отставать и потребовали оставить всего несколько страниц от раздела по морским птицам и в три раза сократить список литературы. Это был полный разгром, я тогда был раздавлен всесильной московской бюрократией. П. А. Моисеев все же спас книгу, но выбросил из нее половину текста.

В конце 1983г., когда работы моей лаборатории стали давать первую отдачу, в ТИНРО появился В. М. Паутов. До этого я с ним встречался только по поводу выставок Дальрыбы, куда ТИНРО поставлял чучела и биогруппы, после того как у нас была организована тасидермическая мастерская. Владимир Михайлович с интересом воспринимал наши коллекции, а когда пришел в ТИНРО, сразу загорелся желанием создать, наконец, при институте хороший музей. При этом он проявил столько настойчивости, что успеха просто не могло не быть. Коноваловская дирекция, потеряв старое здание института, где разместился надуманный Крайкомом КПСС музей Ленина, в дальнейшем пыталась выбить какое-нибудь помещение у городских и краевых властей. Логика здесь была, ведь разговор шел о создании одной из достопримечательностей для Владивостока. Тем более что Минрыбхоз обещал солидные средства для развертывания музея в случае выделения институту здания. Эти планы оказались утопическими. Партийные и советские руководители края и города, пропитанные идеологическими догмами, просто ещё не доросли до понимания значения музея природы. Кстати, среди многих хлопот и дел они не забывали о строительстве загородных резиденций. Например, бывший долгие годы первым секретарем Крайкома КПСС В. П. Ломакин, по-видимому, подражая своему любимому патрону Л. И.Брежневу, будучи злостным браконьером, в одном из богатых дичью мест развернул роскошную охотничью базу со всеми удобствами.

В.М.Паутов быстро понял, что напрямую от своих бывших соратников по партии (а он какое-то время работал секретарем райкома КПСС) никакого музея не получить. Он организовал собственное строительство. Сначала мы сделали надстройку над актовым залом и открыли в ней музей. Затем он пробил строительство океанариума. Нынешние посетители музея и океанариума ТИНРО должны знать, что в их строительстве принимали участие сменные бригады научных сотрудников института, и заслуга в том, что в нашем городе есть это сооружение, всецело принадлежит В. М. Паутову.

Чтобы быстрее войти в курс институтских дел и тематику ТИНРО, Владимир Михайлович в течение нескольких дней переговорил со всеми завлабами. Когда дошла очередь до меня, он попросил более подробно разжевать основную суть моих работ и главное — планов на дальнейшее. Он был в курсе, что в результате работ моей лаборатории уже увеличивались квоты вылова трески, камбалы и минтая. Не будучи специалистом, В. М. Паутов схватил основную суть экосистемного подхода и обещал мне поддержку. Сразу почувствовалось, что он в институте искал нормальные контакты и нащупывал его актив. в конце разговора он доверительно коснулся и моего мнения об оставшейся после С. М.Коновалова дирекции. Я сказал, что все они энергичные способные люди, которые сработались и знают свое дело. Однако подчеркнул, что в последний год между руководством и коллективом института возникла трещина, недопонимание и это нужно иметь в виду.

Далее Владимир Михайлович выразил недоумение в связи с тем, что в руководстве рыбного института нет ни одного специалиста по сырьевой базе. и если С. М.Коновалов сам был ихтиологом и занимался ихтиологами, то как быть ему, экономисту? Такой вопрос В. М. Паутов задавал и С. М.Коновалову, и тот ответил, что В. Г. Марковцев хорошо справится и с марикультурой, и с сырьевым направлением. Я посоветовал новому директору ни чего не предпринимать и положиться на время, которое поставит все на свои места.

Эта старая истина сработала и в данном случае. в прикладном институте, деятельность которого напрямую соприкасается с динамичной рыбной отраслью, быстро все высвечивается. Это в академических институтах даже мыльные пузыри могут десятилетиями оставаться на поверхности и переливать всеми цветами радуги. Через некоторое время В. М. Паутов вызвал меня к себе и снова повел разговор о своих заместителях. Сначала он посетовал на С. М.Коновалова, который ему советовал быть в ТИНРО, по существу, свадебным генералом, так как хорошо подготовленные им заместители все великолепно знают, а курс действий института отработан. Наяву же все оказалось по-иному. Уже несколько раз, по словам Владимира Михайловича, на еженедельных промсоветах в Дальрыбе он попадал в неудобные положения, так как В. Г. Марковцев, докладывая позицию ТИНРО по промобстановке, раз за разом вызывал недоумение у присутствовавших совершенно дилетантскими суждениями.

Как и С. М.Коновалов, В. М. Паутов предложил мне возглавить сырьевое направление. Я повторил свои аргументы, акцентируя внимание на большие научные планы и отсутствие административных способностей. После этого стали говорить о кандидатурах. В. М. Паутов вопросительно назвал Н.С.Фадеева, но, узнав о предыдущих событиях, а также о склонности Николая Сергеевича в иных ситуациях напиваться, Владимир Михайлович больше о нем не вспоминал. Я назвал несколько кандидатур из моих недавно защитившихся учеников, но они по понятным причинам были для директора«котами в мешке». Он спросил про В. Е. Родина, которого хорошо знал. На мой взгляд, эта кандидатура была во многом неудачной. Виталий Ефимович без всякого сомнения был хорошим крабовиком. в рыбных же делах он разбирался слабо. Опасался я также, что вокруг обиженного С. М.Коноваловым В. Е. Родина начнут группироваться люди, которые при прежнем директоре были отодвинуты в тень или были в опале. Сказал я и о большой зависимости Виталия Ефимовича от М. С. Кун, которая его руками попытается сводить счеты, ведь ее рейтинг в последнее время сильно снизился, и у нее не было возможности влиять на институтские события. Мельком подумал я и о себе. Я считался человеком С. М.Коновалова, поэтому ожидал, что всплывающие наверх новые, а точнее-альтернативные, люди, как это повелось в мире, попытаются отвести душу на инакомыслящих.

Еще через некоторое время В. М. Паутов вызвал меня вновь и сказал, что на кандидатуре В. Е. Родина настаивают в Дальрыбе, и он также принял аналогичное решение. При этом он попросил меня помогать Виталию Ефимовичу, добавив в шутку, что«учат ведь плясать и медведей». Я сказал, что такая постановка не корректна, так как новый замдиректора, может быть, и не нуждается ни в чьей помощи, тем более моей. Сразу же я сказал ему и о своих опасениях, что скоро в институте начнется конфронтация, так как оппоненты С. М.Коновалова в угоду новому директору стали регулярно вентилировать мысли«о развалившем институт Коновалове». При прежнем директоре институт только численно вырос почти в три раза, поэтому ни о каком развале речи идти не могло. Значит, такие разговоры велись с нечестными целями. Они говорили о большом запасе непримиримости и необъективности в людях, пережидавших не их время.

Все мои опасения оправдались, а пока работа шла своим чередом. Интересные результаты исследований лаборатории прикладной биоценологии, как я уже заметил выше, подтолкнули из глубокого застоя гидробиологов, которые сначала были несколько ошеломлены творческим взлетом Н.П.Маркиной. Заведующий лабораторией морских экосистем А. Ф.Волков сумел расшевелить часть из них, но главное, он разработал и внедрил экспресс-методики обработки планктонных сборов и материалов по питанию рыб. Благодаря этим методикам представилась возможность прямо в рейсах обрабатывать огромные массивы сборов. Раньше на это уходили годы. Сам А. Ф.Волков в 1983 г. сходил в рейс с Л. А.Борцом в Карагинский залив и убедился, что траловые съемки в наших рейсах можно хорошо совмещать со сбором планктона. Так началось сближение лабораторий, в прошлом бывших в противостоянии. За А. Ф.Волковым, конечно, пошли не все. Еще сильно было влияние М. С. Кун, которая продолжала работать в лаборатории морских экосистем и, кажется, заведовала сектором.

После того как я убедился, что оценки ресурсов донных рыб на дальневосточном шельфе, за что отвечали отделения ТИНРО, повсеместно оказывались сильно заниженными, стало ясно: нужно заняться и пелагиалью. Оглядываясь назад, я могу уверенно сказать, что в отделениях ТИНРО никогда не было хороших моряков. Рейсы, которые они проводили, как правило, были бесцветными и давали ограниченную информацию. в некоторой степени исключением являлись давние экспедиции И. Б. Бирмана по изучению морского периода жизни лососей. в результате биологи отделений сформировали далекие от истины представления о биологических ресурсах наших морей. с другой стороны, во всех отделениях ТИНРО работали неплохие группы гидрологов, среди них особенно сильными были И. В. Давыдов из КоТИНРО и В. И.Чернявский из МоТИНРО.

Была еще одна причина, почему я стал просить суда для комплексных съемок пелагиали дальневосточных морей. Определенные, хотя и приблизительно, цифры потенциальной рыбопродуктивности наших морей значительно превосходили все известные биоресурсы. Напрашивались выводы о неучтенной рыбе и кальмарах. в начале осени 1984 г. оказалось, что свободен на полтора месяца РТМС«Новокотовск» и на месяц такой же супертраулср«Новоульяновск». Мы с А. Ф.Волковым составили программу, по которой«Новокотовск» должен был сделать съемку эпипелагиали Охотского моря, а «Новоульяновск» — мезо- и батипелагиали его глубоководной котловины. На«Новокотовске» я решил идти сам, так как почувствовал, что перестал«бояться моря». а для работы на«Новоульяновске» — пригласил из Зоологического института В. В.Федорова, а из московского Института океанологии сотрудников Н.В.Ларина во главе с выдающимся знатоком кальмаров К. Н. Несисом.