ПЕРЕСТРОЙКА в ТИНРО

В описанных выше событиях нельзя было не заметить, что в ТИНРО назревал раскол. То, что касалось лично меня, это в общем-то было не главным, а лишь одним из индикаторов более общих противоречий. в руководстве института окончательно обозначилось патовое противостояние, так сказать, три на три. с одной стороны — это три бывшие заместители С. М.Коновалова: В. Н.Акулин, Л. Н.Бочаров, В. Г. Марковцев. Чтобы выровнять соотношение, директор ввел должность зама по общим вопросам и пригласил на нее своего товарища по прежней партийной и дальрыбовской работе Н.В.Чуевского, человека внешне интеллигентного, незлого, но склонного к интригам. в В. Е. Родине В. М. Паутов не сомневался. Подчеркну, что внешне все было добропорядочно, противостоящие стороны громко не ссорились, и не было никаких шумных выяснений отношений. Но несовместимость была налицо и основывалась она на разном понимании задач науки, организации и стиля ее функционирования. Сейчас трудно, а точнее невозможно, сказать, в какой степени была права каждая из сторон. Последователи С. М.Коновалова были более безалаберными, а в политике В. М. Паутова бросалась в глаза суетность и беготня по текущим делам с неопределенными призывами больше работать на Дальрыбу, при этом под Дальрыбой понималось только сверх меры раздутое управление. Но и те и другие хотели, чтобы ТИНРО был сильным и чтобы все в нем было хорошо.

Владимир Михайлович, по-видимому, не веря, что можно обычным путем изменить ситуацию, на следующем этапе решил создать в свою пользу перевес в составе дирекции. Случайно я услышал, что он собирается пригласить на пост еще одного замдиректора — бывшего тинровца Ю. А. Кузнецова. Я пошел на прием и попытался внушить директору, что приход на руководящий пост человека с более чем сомнительной репутацией дискредитирует и коллектив и его директора. Сказал я о своей решительности поднять коллектив, если Ю.А.Кузнецов придет в институт. Назначение в конечном счете не состоялось.

Более драматичным сначала оказалось противостояние на уровне направлений — с одной стороны, фонового, которым руководил Л. Н. Бочаров, и, с другой, — сырьевого, которое курировал В. Е. Родин. в направление Л. Н. Бочарова кроме моей входили такие сильные лаборатории, как гидробиологическая, или морских экосистем, и краткосрочного прогнозирования. Здесь же были гидрологи, гидрохимики, математики, а также лаборатория космических методов исследований. По крайней мере, половина этих лабораторий относилась к молодым или находилась на начальных стадиях исследований, когда бывает много идей и азарта в работе. Хотя временами не обходилось здесь без рекламы, а иногда и витания в облаках. в связи с активной работой фоновое подразделение расширилось и численно в центральном институте обогнало сырьевиков. Правда, к сырьевому направлению относилась большая часть сотрудников отделений, но это часто забывалось. На Ученых Советах, когда обсуждались какие-либо научные темы, фоновое подразделение задавало тон. Много нового давала и почти каждая наша экспедиция. Именно работы этого направления имели союзный резонанс, результатом чего были регулярные приглашения на различные ведомственные и союзные конференции и симпозиумы. Все это вызывало раздражение сырьевиков, т. е. подразделений, напрямую замкнутых на изучение запасов рыб и формирование прогнозов вылова. Лидеры этого направления давно выдохлись и за незначительным исключением перешли на рутинную работу по накатанным методикам. Изучение экологии промысловых объектов было заброшено и все внимание сосредоточилось на учетных данных, констатации определяемого запаса промысловых видов, на основании чего давались прогнозы уловов. Глядя на старших, их стиль работы осваивала и молодежь. Признаком отсталости, как известно, является слабая восприимчивость к новому. Все это повторилось в ТИНРО. Интересные разработки фоновиков встречались с раздражением или их просто не замечали. Слабо следили сырьевики и за мировой литературой. Не удивительно, что время от времени случались и крупные провалы в оценках ресурсов и прогнозах вылова, типа приведенных выше ситуаций с треской, минтаем и лососями.

Не могу не привести в связи с этим почти анекдотический случай в одном типичном сырьевом рейсе, которые, как правило, планировались под определенный объект. в ходе рейсов основное, что делали ихтиологи — это измеряли длину, определяли вес рыбы, пол, стадию зрелости и наполнение желудков. с таким элементарным анализом справлялись даже лаборанты ТУРНИФ. в том рейсе помполит прогуливался однажды у открытой двери ихтиологической лаборатории, где ихтиологи делали анализ какой-то рыбы. До комиссарского слуха доносился ограниченный набор слов и в памяти у него отложилась фраза«самка два, желудок ноль». Это означало, что анализируемая рыба находилась на второй стадии половой зрелости и имела пустой желудок. Он был изрядно смущен, так как вся суть рыбной науки в его представлении сводилась к «самка два, желудок ноль». Продолжая свои наблюдения, этот помполит убедился, что и в других рейсах при работе ихтиологов по-прежнему звучали в основном подобные монологи. и на берегу он стал выяснять- неужели суть рыбной науки столь элементарна и даже примитивна. Его разуверили, но в рейсах он иного так и не увидел. Конечно, такое представление о сырьевых исследованиях было утрированным, но, к сожалению, не в абсолютной степени. в большинстве экспедиций действительно собирался весьма ограниченный набор данных и делались лишь элементарные сопоставления, например с температурой воды. с легкой руки Н.С.Фадеева подобные работы стали многозначительно называться мониторингом состояния запасов рыб.

Невежество, как известно, бывает агрессивным, при этом кто-то очень давно заметил, что наиболее агрессивными становятся местные знаменитости. Именно наши местные знаменитости из сырьевиков считали себя незаменимыми и часто держались с агрессивным апломбом. Правда, у них был один сильный козырь — плохо или хорошо, но именно формировали прогноз и чаще других ходили в Дальрыбу, где их хорошо знали. Это создавало иллюзию собственной сверхзначимости. На Ученых Советах, где проблемы время от времени обсуждались все же с научным оттенком, представители сырьевого направления были не состоянии доминировать. Поэтому полигоном борьбы с большим фонововым направлением становились партсобрания, тем более, что«генсеком« в ТИНРО тогда был представитель сырьевого направления А. С. Перлов. Здесь сырьевики всегда брали верх. Помню, как регулярно и зло выступал коммунист с большим стажем Н.С.Фадеев. Не хочу сказать, что он совсем не говорил правильных вещей. Он умело, например, замечал случаи рекламного блефования математиков. в целом же на этих партхозяйственных активах института игра шла в одни ворота. же такой в принципе взвешенный человек, как заведующий лабораторией сводного прогноза В. А. Снытко, каждый раз обвинял фоновиков в том, что они не дают прогнозные материалы по гидрологии и планктону к годовому прогнозу уловов. Формально он был прав, но ни он, ни другие критики в пылу обвинений не замечали, что требуют в общем-то ненужные им данные. Основной прогноз вылова ТИНРО формировался год с небольшим до начала года, для которого разрабатывался прогноз. у абсолютного большинства промысловых объектов промысловый запас формируют поколения старше двух-трех лет. Следовательно, в год подачи прогноза эти поколения уже родились и в связи с условиями время их появления на свет уже определилась их численность. Из этого следует, что любое состояние гидрологического окружения и кормовой базы не сможет отразиться на величине рассчитываемой квоты вылова. Океанологическая и гидробиологическая обстановка в год промела может сказаться на распределении объектов, но численность давно родившихся гидробионтов измениться уже не может. Важно и другое. Если бы фоновики могли давать даже идеальные прогнозы по изменчивости гидрологического режима и кормовой базы рыб, сырьевики не нашли бы им применения. Знание тонких черт экологии объектов было столь слабым, что курирующие эти объекты биологи-сырьевики просто не знали, в чем конкретно нуждаются их объекты в соответствии с их. экологическим и профилями. Поэтому вскоре они стали требовать от фоновиков, чтобы именно они расшифровывали механизмы формирования численности поколений.

Моя лаборатория раздражала коллег сырьевиков, скорее всего, по принципу завистливой соседки. Мы ежегодно делали добавки к сырьевой базе. Из каждой экспедиции привозили огромное количество данных по биологии рыб, которые ихтиологи и крабовики центрального ТИНРО и его отделений широко использовали в своей работе. в составе моей лаборатории был сектор сардины Японского моря. Этот сектор давал квартальные, годовые и недельные прогнозы, а также прогнозы уловов подходов иваси в советскую зону и к берегам Приморья. Все подходы удачно оправдывались. а один из сотрудников этого сектора В. А. Дударев под моим руководством подготовил и защитил неплохую кандидатскую диссертацию по динамике численности иваси Японского моря. в фоновом отделе была подготовлена еще одна диссертация по иваси-работа физиолога Г. В.Швыдкого. Показательно, что в сырьевых подразделениях ни одного обобщения по этой рыбе так и не сделали, хотя в лаборатории по изучению рыбных ресурсов Куросио был специальный сардиновый сектор.

Таким образом, моя лаборатория была неуязвима со многих точек зрения, даже с позиций партсобраний. Тем не менее заочно ее пытались склонять и поклевывать. Чувствовалось большое желание убрать ее из фонового подразделения, передать в сырьевое, то есть пристегнуть в свой ряд и заземлить по своему подобию. Помимо прочего какую-то роль здесь играло и то, что по итогам года мы несколько лет подряд занимали первые места в соцсоревновании. Отрыв по научным, производственным и общественным показателям моей лаборатории был столь значительным, что мы выходили на первое место вопреки всем интригам при подведении итогов года. Таков был расклад позиций перед памятным расширенным Ученым Советом в конце декабря 1986 г., когда В. М. Паутов попросил меня выступить. Сам Владимир Михайлович сделал вводный доклад, который больше состоял из призывов перестроиться и работать лучше. Подчеркивал он значение перегруппировки сил, чтобы на решающих направлениях сделать прорыв вперед. Примерно так звучали формулировки недавнего партийного пленума. Выступая в прениях, я, кроме некоторых конкретных предложений по улучшению организации исследований, выразил беспокойство тем, что падает научный уровень исследований биологических ресурсов. Говорил я о том, что рейс за рейсом срывает плохо работающий ТУРНИФ, что серьезно никто не координирует исследования отделений института. в отношении последнего вообще был допущен абсурд. у отделений попытались отнять и передать в центральный институт тематику по основным промысловым видам. в частности, всего минтая пытались передать Н.С.Фадееву. в конце выступления я сильно раскритиковал замдиректора В. Е. Родина, который, по моим оценкам, не владел ситуацией и плохо представлял состояние сырьевой базы рыбной отрасли; по этим причинам, говорил я, он не сможет повести биологов«в прорыв».

В качестве ответных мер сначала отозвали документы на мое награждение Орденом Октябрьской Революции, за что я сейчас этим людям даже благодарен. Не знаю, как это делалось, но нетрудно представить эстафету по партийной цепочке, ведь и в Крайкоме, и в рыбном отделе ЦК КПСС у В. М. Паутова были товарищи и соратники. а затем пошли анонимки в разные высокие организации. с одной такой анонимкой ко мне приходил инструктор из Крайкома КПСС и по просьбе заведующего рыбным отделом просил разъяснить, в чем истинная суть некоторых обвинений в мой адрес. в анонимке, в частности, было написано, что я занимаюсь в ТИНРО едва ли не террором, воспитываю фашистов и, не будучи специалистом, залезаю в неизвестные мне сферы, например, не являясь лососевиком, сужу о будущих подходах лососей. Откуда растут эти«уши», мне было ясно, и я рассказал об этом инструктору, но заметил, что высокому органу вряд ли надо унижаться до рассмотрения анонимок. Ведь таким же путем начинались многие«дела» в годы террора. Рассказал я ему, кто диктовал в свое время письмо в Минрыбхоз по поводу«разбазаривания» музея ТИНРО и т. д. в общем разговор этот оставил у меня вполне хорошее впечатление. Но вес же было неприятно, тем более что по институту поползли разные слухи. Поэтому я потребовал от дирекции и партбюро организовать что-то типа пресс-конференции, на которой предлагал ответить на все вопросы, а также изложить свои взгляды на положение дел в институте и на пути его развития в условиях перестройки. Мне не отказали, в противном случае это означало бы, что испугались одного человека. За несколько дней до пресс-конференции вывесили объявление и поставили урну для письменных вопросов.

Более активно держалась вторая сторона. Сам В. М. Паутов вряд ли занимался мелкими интригами, но стоявшие за ним коллеги дружно консолидировались и действовали. Они объединились вокруг В. Е. Родина, и в ядро этой лидирующей группы входили парторг А. С. Перлов, экономисты В. Б.Ерухимович, Ю. А. Пономарев и генетик Л. В.Богданов. о двух из них нужно сказать дополнительно. Ю. А. Пономарсва откуда-то привел в ТИНРО С. М. Коновалов и на короткий период сделал заместителем директора. Работа эта оказалась Ю. А. Пономареву не по плечу, и его перевели к экономистам. Л. В. Богданова также пригласил в ТИНРО С. М. Коновалов, и Лев Васильевич начал неплохо работать. с ним контактировали многие биологи, при этом надеялись с помощью лаборатории генетики разобраться в популяционном составе изучаемых ими объектов. Вскоре, однако, наступило разочарование. Генетики работали очень элементарно, при этом совершенно не учитывали экологию объектов. Всерьез они не разобрались в популяционной структуре ни одного объекта. Поэтому сотрудничество генетиков с большинством сырьевиков разладилось. До конца их поддерживал лишь Ю. В. Новиков. Ежегодно он давал положительные заключения на их отчеты, правда, иногда не видя их в глаза. Позднее, когда директором ТИНРО стал Н. П. Новиков, он, испытывая какую-то слабость к Л. В. Богданову, даже разрешал генетикам вообще не писать отчеты. Таким образом, два уважаемых в институте однофамильца оказали лаборатории генетики медвежью услугу. Лаборатория постепенно разложилась, а Л. В. Богданов, кроме того, часто бывал в непротокольном состоянии. Через несколько лет эту лабораторию закрыли.

В период активной деятельности лаборатории генетики на Ученых Советах я критиковал их подходы, но в ответ вместо конструктивных споров Л. В. Богданов переходил на истерики. Я попал к нему окончательно в немилость после того, как взял в свою лабораторию Е. И.Соболевского, с которым они подрались. Кроме того, я опубликовал в журнале«Биология моря» разгромную рецензию на статью Л. В.Богданова и его сотрудницы о популяционном составе минтая Северной Пацифики. Меня Лев Васильевич стал сравнивать с гонителем генетики т. Д. Лысенко, а себя едва ли не с Н.И.Вавиловым. а его сотрудники на моих портретах, помещенных на выставочных стендах, выкололи глаза и на лбу нарисовали свастику.

Не могу здесь не добавить несколько слов и по поводу работ тинровских экономистов. Занимаясь интригами, экономисты во главе с В. Б.Ерухимовичем, конечно, не забросили тематическую работу. Более того, они сделали несколько перспективных проработок для Дальрыбы, из которых можно назвать, например, экономический обсчет сценария на случай быстрого исчезновения иваси. Вместе с тем в главной своей задаче — обосновании экономического развития дальневосточного рыбного хозяйства на перспективу — они, как и прежние экономисты, в очередной раз дали ложные ориентиры. Делая ставку на рост производительности социалистического труда, они определили необходимую верхнюю планку роста численности работающих в рыбной промышленности людей в 5-6 %. и это при огромной береговой линии, обширнейшей и богатой дальневосточной экономической зоне, к тому же с запущенной и даже разрушенной береговой базой инфраструктуры отрасли (как я уже писал, это делалось по рекомендациям предыдущего поколения экономистов). Даже только здравый смысл подсказывал, что без заселения огромного Дальневосточного региона невозможно развить его производительные силы в соответствии с природными возможностями. При сохранении сложившихся соотношений Дальний Восток неизбежно останется сырьевым придатком страны. Без дополнительных людских ресурсов просто невозможно создать мощное комплексное хозяйство, сочетающее аквакультуру с прибрежным и океаническим промыслом.

Выйдя из состава Ученого Совета, я все же вынужден был появляться на его заседаниях в связи с обсуждениями проблем, к которым моя лаборатория имела отношение. Но мои предложения уже, как правило, не проходили. Хорошо помню, например, как обсуждалась программа морских исследований лососей. А. И.Чигиринский делал основной доклад, в котором мотивировал необходимость продолжения зимних съемок в отрытом океане. Выше я уже говорил о том, что эти съемки были начаты по инициативе В. М. Паутова и уже давали неплохие результаты. Я, имея в виду данные наших осенних экспедиций, предложил перейти на учеты молоди лососей в нашей экономической зоне до рассеивания ее зимой на огромных океанических пространствах. Осенние съемки позволяли получать оценки по всем видам и стадам лососей. Зимние учеты в этом смысле давали более скудную информацию. Мои предложения решительно поддержал, сразу понявший их рациональную суть, Б. Н.Аюшин. Анатолий Исаакович согласился и сказал, что в перспективе так и нужно будет сделать, но на очередной сезон целесообразно пока сохранить старый подход, так как время было уже упущено. в решение Совета ничего этого не попало. Взяла слово М. С. Кун и так обстоятельно стала агитировать за сохранение сложившейся практики исследований, что мои предложения просто повисли в воздухе. Я не стал больше спорить, а просто в очередной раз решил доказать свою правоту делом. и доказал, но было потеряно четыре года.

В некоторых случаях в противостояние с сырьевиками и Ученым Советом меня вовлекали обстоятельства, которые я не мог обойти, если бы и захотел. Так получилось, например, в связи с подготовкой докторской диссертации Е. И.Соболевским. На время я дал ему возможность не заниматься биоценологической тематикой, а обобщить в монографию и докторскую накопленные им раньше огромные материалы по популяционной морфологии тюленей. Когда работа была готова, я попросил академика А. В. Жирмунского помочь опубликовать ее в академическом издательстве и тот, как всегда, помог. Одновременно Е. И.Соболевский съездил в Москву и выступил там перед авторитетами первой величины в этой области. Все это не понравилось тинровским специалистам по морским млекопитающим и они решили на Ученом Совете ТИНРО дать бой Е. И.Соболевскому. Для составления отрицательного отзыва даже вызывали из Магаданского отделения ТИНРО Г. А. Федосеева, который в популяционных проблемах понимал больше других тинровцев. Рассчитывали они и на то, что сам Г. А. Федосеев собирался на подобную тему писать докторскую.

Евгений Иванович был не на шутку испуган, буквально дрожал. поэтому вид имел довольно бледный. Чтобы«выпустить пар» из азартно действовавших маммологов, я до Ученого Совета организовал на ту же тему расширенный коллоквиум, на котором Е. И.Соболевского изрядно пощипали. Он лучше подготовился к Ученому Совету, где его оппоненты были уже совсем неубедительными. Они, однако, не успокоились и уже после защиты Е. И.Соболевского Н.В.Дорошенко, Г. М. Косыгин, А. А. Кузьмин и примкнувший к ним Л. В.Богданов написали в ВАК две петиции, в них говорилось о низком уровне диссертации и о процедурных нарушениях на предварительных заслушиваниях в ТИНРО. Писали они и о том, что в деле по защите диссертации не оказалось их отрицательного отзыва. в отношении последнего ответить что-либо конкретное в ТИНРО никто не смог, ведь защита проходила в Москве. Что касается нарушений в ТИНРО, то их не было и все рассматривалось гласно. На этот счет состоялось расширенное заседание Ученого Совета, который также никакой крамолы не нашел. Я написал развернутое письмо в ВАК, где все подробно объяснил. Через некоторое время Е. И.Соболевский был утвержден доктором биологических наук. Поволноваться ему и на этот раз пришлось крепко, он даже похудел. Любопытно, однако, что сразу после утверждения он стал держаться так, как будто доктором родился, и начисто отрицал свои волнения перед этим.

Вспоминая то время, я не могу сказать, что оно прошло только в обороне и столкновениях. Когда, например, сырьевики все чаще стали высказываться за перевод моей лаборатории в их направление или даже за закрытие ее и когда я увидел, что у многих это происходит от недопонимания и обычной безграмотности, я попытался организовать«разъяснительную кампанию». Еще при С. М.Коновалове я был председателем экологического семинара. Семинар активно посещали сотрудники многих лабораторий, а обсуждения различных проблем происходили очень оживленно. Посоветовавшись с Л. Н.Бочаровым, я решил восстановить семинар и начать заседания с серии докладов на биоценологическую тематику. Для«законности», по примеру Академии Наук. было решено организацию семинара провести приказом директора, а меня опять назначить председателем. В. М. Паутов сначала колебался — ему почудился здесь какой-то подвох, поэтому он соглашался на семинар, но без постоянного председателя. По его мнению, семинар могли вести его заместители. в конце концов В. М. Паутова убедили, что опасности семинар не представляет, и он подписал приказ. На первом заседании я сделал часовой доклад на тему биоценологических аспектов изучения биологических ресурсов и динамики численности рыб. с удовлетворением вспоминаю, что для некоторых сырьевиков это было откровением. Занимаясь отдельными объектами, большинство из них давно не читали общебиологическую литературу, особенно новую, и попросту отстали. Могу сказать, что благодаря начавшему регулярно функционировать семинару научных сторонников у меня добавилось, в основном среди молодых. Однако большая часть старого актива сырьевиков семинар игнорировала.

В это время развитие общеинститутских событий подошло к критической черте. Как-то ко мне подошел Ю. А. Пономарев и попросил подписать коллективную петицию в одну из высших партийных инстанций. Петиция была посвящена Л. Н. Бочарову, который рисовался в ней в совершенно неприглядном виде, а его производственно-научная деятельность — как вредная для рыбной промышленности. Коллективку уже подписали несколько экономистов и добытчиков. Ю. А. Пономарев на словах добавил, что пора с «этим болтуном» кончать. Он буквально остолбенел, когда услышал, что мое мнение о Л. Н. Бочарове противоположное. Любопытно было — почему он подошел именно ко мне. Потом я вспомнил, что при обсуждении на Ученом Совете какой-то темы я перед этим сильно критиковал взгляды Л. Н. Бочарова и, по-видимому, на данном основании Ю. А. Пономареву дали неверную наводку. Чувствовалось, однако, что активисты новой волны всерьез взялись за дело. Уверен, что коноваловских замов они, несомненно, дожали бы, тем более что через В. М. Паутова могли иметь поддержку в Дальрыбе и Крайкоме КПСС. Подвела их, однако, торопливость и убогость действий. Здесь повели они себя по-большевистски топорно.

Появилось объявление об открытом партсобрании с неброской повесткой, но уже за пару дней до него тинровцы стали по секрету передавать друг другу, что будут«кончать» В. Н.Акулина. По этой причинена собрание пришло порядочно и беспартийных. с заявлением на собрании выступал все тот же Ю. А. Пономарев. Это заявление было в духе выступлений на репрессивных процессах в довоенное время. Говоря о научно-производственной деятельности возглавляемого В. Н. Акулиным технологического направления, Ю. А. Пономарев подчеркивал бесперспективность его тематики, особенно биохимических исследований, включая работы по биологически активным веществам. Характеризуя самого В. Н. Акулина, Ю. А. Пономарев говорил о коррупции и злоупотреблении положением в личных целях, за что Валерия Николаевича якобы нужно выгнать из партии и отдать под суд. к собранию партбюро подготовило и других ораторов, которые стали развивать мысли Ю. А. Пономарева. Но в этот момент произошел принципиальный перелом в настроении многих тинровцев. Сразу забылись старые обиды, накопившиеся в конце коноваловского периода. и прямо на собрании в поддержку В. Н.Акулина выступило несколько авторитетных людей, включая ученого секретаря В. А. Орлову.

На другой день я зашел к В. М. Паутову и спросил его, как он может ток примитивно действовать. Но Владимир Михайлович ответил, что он не ведал, о чем будут говорить его коллеги. Чувствуя, что дело зашло далеко, я решил действовать более активно, но сугубо самостоятельно. Понимая, что Ю. А. Пономарев личность некрупная и у него самого духу на переворот никогда бы не хватило, я пришел к выводу, что за его кампанией стоят партийные органы, и вышел на рыбный отдел Крайкома КПСС, откуда, по моему мнению, исходила инициатива встряски ТИНРО. Результатом этого хода конем стала большая комиссия по всеобъемлющей проверке института. Комиссия собрала очень противоречивый материал. Существующее положение дел разные люди характеризовали по-разному и даже альтернативно. Я думаю, что у комиссии голова пошла кругом и четко поняли они только одно, а именно, что институт расколот и что директор уже не владеет ситуацией. Тем не менее комиссия не могла не поддержать своих единомышленников по партии. к тому же их сторону приняли некоторые уважаемые в ТИНРО люди, например Ю. В. Новиков, В. А. Снытко, Г. М. Гаврилов и другие. Не скрою, что я очень был задет, когда видел, как они активно действуют и против меня. На итоговом собрании коллектива заведующий рыбным отделом Крайкома КПСС А. А. Александров железным тоном зачитал заключение. Оно было против«демократов» в пользу наступающих правых. в последних фразах было сказано, что заключение комиссии должно без обсуждений быть принято к сведению.

И здесь В. М. Паутов допустил очередную ошибку. Он по старинке верил в действенность окрика из Крайкома КПСС, забыв, что шел уже 1987 г. Ему нужно было одернуть не в меру зарвавшихся коллег и предложить мировую своим оппонентам. Он этого не сделал и тем самым лишил себя возможности оставаться директором. Как раз подошли перевыборы депутатов в городской совет, где он состоял ранее. На общем собрании коллектива ТИНРО, несмотря на поддержку партбюро, представителей Крайкома КПСС и призывы части тинровцев (опять же помню, как обстоятельно выступал Ю. В. Новиков), кандидатуру Владимира Михайловича прокатили. Это, конечно, был удар.

Ну а «свита» В. М. Паутова по-прежнему вела себя неумно. Секретарь партбюро А. С. Перлов, например, пытаясь повлиять на события, срывал со стенной газеты статьи с социологическими опросами, которые сигнализировали о низком рейтинге части руководителей. Процесс уже шел, во многом независимо от желания конкретных участников противостояния. Чтобы еще больше утвердиться, демократически настроенные тинровцы в пику правым решили поставить в институте спектакль по пьесе М. Шатрова«Диктатура совести». Партбюро попыталось помешать этому, но спектакль все же состоялся. Играли его вдохновенно, при полном затихшем зале. При этом зрители забыли, что перед ними их коллеги, которые после работы, не переодеваясь, вышли на сцену, Тогда нам наивно казалось, что подобные пьесы — это верх исторической правды и гласности.

События продолжали развиваться, и в институт просочилась информация о том, что В. М. Паутов скоро уйдет из ТИНРО. Неопределенность, которая никого не устраивала, затягивалась, что приносило вред работе. Снова, ни с кем не советуясь, я, беспартийный, пошел в Крайком КПСС, но не в рыбный отдел, а к одному из секретарей — В. П. Чубаю. Раньше он возглавлял рыбный отдел, и я его давно знал, при этом был о нем хорошего мнения. Он понимал проблемы рыбной отрасли и умел работать с людьми. Не случайно позднее он стал одним из профсоюзных лидеров Приморья. Я поинтересовался, насколько верны слухи об уходе из ТИНРО В. М. Паутова. Владимир Павлович подтвердил их и дальше разговор пошел о возможном преемнике. Я назвал двух замов: В. Н.Акулина и Л. Н.Бочарова, но поддержки не встретил. Они недостаточно высоко котировались и в Крайкоме, и в Дальрыбе в то время с этими инстанциями не считаться было нельзя. Партийным органам принадлежала власть, а от Дальрыбы зависело финансирование ТИНРО. Как бы между прочим В. П. Чубай заметил, что зря несколько лет назад отпустили на запад Н.П.Новикова, на кандидатуру которого Крайком бы пошел. Я предположил, что Николай Петрович, легкий на подъем, не будет против возвращения на Дальний Восток. Владимир Павлович попросил меня написать Н.П.Новикову письмо, сослаться на наш разговор и в случае согласия обещал совместными усилиями переломить сопротивление Минрыбхоза, если таковое будет.

После этого разговора я пошел в Дальрыбу к Ю. И. Москальцову, чтобы узнать его позицию. Юрий Иванович поддержал кандидатуру Н. П. Новикова и обещал помощь. Только после такой мощной поддержки я, наконец, пошел на создание блока сторонников в ТИНРО. До этого все мои действия были единоличными. Когда я сделал весь расклад З. Н. Акулину и Л. Н. Бочарову, они согласились, и лишь тогда я написал Н. П. Новикову. Тот сразу согласился, но поставил условие, что он приедет, если ТИНРО поможет преодолеть неизбежное сопротивление Минрыбхоза, где он в данный момент ходил в двоечниках за плохую работу АзЧерНИРО, и если его изберет коллектив.

ТИНРО стал одной из первых организаций во Владивостоке, где избрали СТК. Это было интересное мероприятие и хорошая встряска коллектива, когда впервые на себя посмотрели со стороны. Очень, например, рвался в СТК Е. П. Каредин. Он высказывал много дельных предложений по улучшению организации и функционирования ТИНРО. Но его не выбрали, так как слишком очевидна была его жажда власти как таковой. Через СТК, кроме того, он собирался«добраться» и до Л. Н.Бочарова. На мой взгляд, подходящей кандидатурой на пост председателя СТК был один из заведующих технологических лабораторий Э. А. Врищ. Но СТК председателем избрал меня. Я не хотел по многим причинам, в том числе из-за моих плохих представлении в хозяйственных, экономических и юридических вопросах. Но коллеги так решительно надавили, что я согласился. Предложений по работе СТК было много, но решили сосредоточить усилия на выборах директора, разработке вариантов перестройки структуры института, наведении порядка в его вспомогательных подразделениях , определении рейтинга доверия всех руководителей лабораторий и отделов. Было намерение также побороться с районными и городскими властями , чтобы «уменьшить совхозный пресс» и объемы мобилизации людей на овощебазы и стройки.

Других выдвижений пока не было, а проводить выборы с одним кандидатом не хотелось. Для полноценности процесса, а также смотра молодых сил, я посоветовал выдвинуть свои кандидатуры моим ученикам А. И.Благодерову и В. А. Беляеву, что они и сделали. Правда, я сразу им сказал, что ставка сделана на Н.П.Новикова, а они нужны для фона.. Но допускал, что если они будут выглядеть авторитетно, то директор, может быть, возьмет их в заместители. На собраниях, где обсуждались их программы, они смотрелись неожиданно хорошо и к тому же высказывали очень здравые концепции по организации институтского бытия и исследовательского процесса. После этого были даже разговоры о нецелесообразности приглашения кого-то издалека, если у нас в институте есть энергичные и способные молодые люди. Предлагали и мне выдвинуть свою кандидатуру, а в заместители взять хорошо показавших себя моих учеников. Но я давно свой жизненный путь определил и , был не в состоянии его менять.

Появился перед выборами еще один претендент на должность директора — Э. А. Рыкунов, о котором я уже вспоминал выше. Чтобы обеспечить безоговорочную победу Н. П. Новикову уже в первом туре, я сказал А. И. Благодерову и В. А. Беляеву в день голосования снять свои кандидатуры в пользу Н. П. Новикова. Согласились оба они с трудом, так как уже почти чувствовали себя в кресле директора. Непосредственно перед голосованием состоялось большое собрание с агитацией, на котором были наблюдатели от Дальрыбы, райкома и Крайкома КПСС. Почти все выступавшие агитировали за Н. П. Новикова. За него высказались в конечном итоге и два претендента — А. И.Благодеров и В. А. Беляев. На наблюдателей весь выборный процесс, подтянутость тинровцев, их тактичные высказывания произвели самое благоприятное впечатление.

В работе СТК был и другой актив дел. Когда мы окунулись в проверку вспомогательных подразделений института, обнаружили многое такое, что говорило о полной бесконтрольности этих служб: большие потери в гаражном хозяйстве, в марикультуре, на базах. Докопаться до истины было трудно, кроме того, оказалось, что многие жили по принципу круговой поруки. и все же поволноваться и побегать разбухшие службы института мы заставили. Но были здесь и осечки. Например, стало известно, что Е. П. Каредин«растерял» на Шикотане на солидную сумму приборного оборудования. Однако умело, хотя и задним числом,«добрые люди»ему организовали списание недостающего.

Успешным было и наше противостояние властям района, когда по старинке на очередной сезон стали спускать разнарядки на работу в совхозе, овощебаз с и других городских работах. Дирекция здесь вообще мною прикрывалась. Вся она была партийной и в райкомах по правилам субординации должна была принимать стойку«смирно». Поэтому на совещания в райисполком и райком просили ходить меня. Не скрою, выдержать там давления было нелегко, тем более что иногда партийная и советская власти не только требовали, но и просили. Тем не менее удалось в конечном счете резко снизить посылку людей на различные работы, а на овощебазу и другие городские работы вскоре мы вообще перестали ходить. Пример непослушного ТИНРО оказался заразителен, и система«шефских связей» начала разваливаться. Для меня это было приятно вдвойне. Я писал, что регулярно ездил в совхоз и даже ставил там со своей бригадой рекорды. Но чувство униженности никогда не проходило. Так называемым нашим подшефным импонировало, что в их борозде работает профессор. с особым смаком бригадиры, принимая работу, делали замечания, когда находили неубранный огурец, а при возникавших спорах сразу грозились райкомом. Оплата работы, даже хорошей, была копеечной. Не сомневаюсь, что на работе шефов совхозы хорошо грели руки. Мне не стыдно признаться, что от многолетнего контакта с селянами, и особенно с оравой сельских чиновников, у мена не появилось и следа уважения к ним.

Активная работа СТК, куда сместился пульс жизни института, стала вызывать ревность других общественных организаций института. Меньше переживала профсоюзная организация, так как СТК часть ее забот принял на себя. Нервничала и время от времени пыталась делать выпады в адрес СТК ученый секретарь института В. Ф. Михалева и некоторые члены Ученого Совета. Валентина Федоровна на этом посту при В. М. Паутове заменила В. А. Орлову. Судя по всему, последней не простилось в свое время выступление в пользу В. Н.Акулина. Ученый Совет ТИНРО был и остается рекомендательным органом директора. На его заседаниях много принималось и полезного, и невероятного, но рекомендации, как известно, не обязательны для выполнения и в дальнейшем о них редко вспоминали. Я уже несколько раз замечал, что Ученый Совет отличался повышенной безответственностью. СТК же по всем решениям определял сроки выполнения, а его решения были обязательны для всех, в том числе и для директора. Вот это обстоятельство для людей, исповедовавших тоталитарно-административный стиль жизни, и было не по нутру. Этим и объяснялась позиция Ученого Совета и его секретаря. Но особенно сильно забеспокоилась парторганизация. После А. С. Перлова, одиозная политика которого в общем провалилась, секретарем партбюро стал А. А. Темных — демократ по убеждениям. Он , также был избран в СТК и был в нем одним из трех заместителей председателя. Этим как бы обеспечивался союз СТК с правящей партией, тем более что парторганизация в ТИНРО была большом и довольно сильной. Но в то время Андрей Александрович еще верил в свою партию, ее руководящую и направляющую роль, а также в то. что ее можно реформировать и, как мечтал М. С. Горбачев, сделать ее с «человеческим лицом». Поэтому он резко интенсифицировал работу парторганизации, пытаясь перехватить инициативу у СТК. Это почувствовали и некоторые правоверные коммунисты, и в мой адрес раз за разом начались выпады. Особенно хотелось коммунякам направить меня старшим в совхоз. Они даже делали попытки назначить меня властью партбюро (не коммуниста!) ответственным за шефскую помощь, с которой я как раз и начал бороться. Но время было уже другое, и я смог без особого труда, даже с юмором, отбить посягательства большевистски мыслящей публики. Да и настроенность большей части коллектива института, его поддержка по многим вопросам придавали уверенность.

Это динамичное и по-своему интересное время дало возможность свежим взглядом посмотреть на коллег по институту. Мы оказались очень разными, и сейчас это не скрывалось. Размежевание на две стороны произошло окончательно, но часть людей под влиянием различных событий свою убежденность меняла. Основные мои противники были среди экономистов, генетиков и, увы, ихтиологов моего поколения. Но сторонников было больше, особенно среди технологов, фоновиков и промысловых гидробиологов. Я также мог опираться на молодых, и, кроме того, абсолютно уверенно скажу, что более надежными союзниками и стойкими сторонниками оказались женщины. Проводниками наших решений были многие, но особенно я запомнил четкие позиции и работу Н.М.Купиной, т. В. Деминой, т. В. Ивановой, В. И.Лапшинои. Не хочу сказать, что я разочаровался в коллегах-мужчинах вообще. Нет, достойно вели себя и хорошо помогали в попытках реформировать тинровское бытие многие из них. Назову для равновесия к перечисленным дамам хотя бы А. И. Абакумова, Э. А. Врища и Ю. Г. Блинова.

Для освежения застоявшихся отношений я считал крайне важным определиться с рейтингом доверия или популярности руководителей всех без исключения подразделений института. Это мероприятие поддерживали далеко не все. Многие привыкли к сложившемуся укладу и назначенным в свое время заведующим лабораториями и начальникам служб. Но анонимное анкетирование было проведено. и когда в начале лета 1988 г. Н. П. Новиков приехал в ТИНРО директорствовать, ему на стол я положил большую таблицу рейтинга популярности нескольких десятков руководителей разных уровней. Замысел состоял в том, что при очень низком рейтинге заведующих лабораториями и службами их коллективы должны были сами выбрать себе непосредственных начальников. Анкетирование прошло организованно, и были лишь эпизодические накладки. Я знаю, например, что в лаборатории Н.С.Фадеева, который был в это время в рейсе, его заместитель М. А.Степаненко перед анкетированием предупредил сотрудников о том, чтобы все давали Николаю Сергеевичу только высокие оценки. в противном случае никому не поздоровится, так как все равно будет известно, кто как заполнил анкету. Как это ни смешно, его словам поверили, что наглядно говорило о том, какими, отсталыми в общественно-психологическом смысле были некоторые наши подразделения.

В целом же результаты анкетирования не удивили. Некоторые«двоечники» сами подали в отставку. Низкий рейтинг оказался и у трех замдиректоров — В. Е. Родина, В. Г. Марковцева и Н.В.Чуевского. в говорило о том, что и здесь нужны новые назначения или выборы. В. Г. Марковцевым получилось без осложнений, он перешел на другу» работу, а марикультурой стал заведовать энергично и с умом работавший ученик В. А. Силкина — А. А. Темных. Работа у него на новом пост сначала пошла неплохо, но кардинальных изменений к лучшему направлении добиться ему не удалось. Отдел марикультуры устоялся, его лидеры давно определили как поле своей деятельности, так и принцип поведения в ТИНРО. Чтобы без потрясений вписаться в такую структуру, нужно было принимать существующие правила игры, А. А. Темных и сделал. Забегая вперед скажу, что позднее он, по-видимому, первым понял, что у тинровской марикультуры впереди тупик и ушел в бизнес.

На замене В. Е. Родина Н.П. Новиков сначала споткнулся. Будучи осторожным и боязливым человеком, он стал консультироваться с их технологами, и те дружно воспротивились смене руководителя сырьевые направлением. Через несколько месяцев Н.П.Новиков все же решился но только после конкурса программ претендентов на этот пост и анонимного опрос-референдума. Параллельно проходил конкурс на замдиректора по общим вопросам и Ученого Секретаря. Я знал, что сырьевики, особенно Ю. В. Новиков, Ю. К. Ермаков, Н. С. Фадеев, В. А. Снытко и другие, ведут серьезную контрподготовку к референдуму, разрабатывая варианты парирования неугодных им претендентов. Очень от опасались, в частности, моей кандидатуры, предполагая, что я могу согласится на руководство сырьевым подразделением. Они не сомневались в моей компетентности в области биологических ресурсов. Но боялись того, что я заставлю их работать более интенсивно и качественно, а также буду требовать повышения научного уровня исследований, что означало бы конец их спокойной жизни и заземленности в работе Имея все это в виду и чтобы запутать и направить планы сырьевиков в ложном направлении, я решил подбросить им информацию о том, что я действительно собираюсь выставить свою кандидатуру. Пустить слух на любую острую тему в ТИНРО проблемы никогда не составляло. Достаточно было намекнуть Л. С. Кодолову — и через несколько часов об этом уже знал весь институт.

Истинная же проблема состояла в том, что не было хороших кандидатур, а кроме того, при консультациях с Н.П.Новиковым он все предложения отвергал. Не захотел он брать в замы и никого из двух претендентов на пост директора, которые по-джентельменски сняли свои кандидатуры в его пользу-А.И.Благодерова и В. А. Беляева. Николай Петрович в конечном счете согласился лишь с кандидатурой своего ученика О. А.Булатова, которому я и предложил принять участие в конкурсе с В. Е. Родиным. Ему была обеспечена реклама, и он с небольшим перевесом победил при голосовании. Таким же путем прошел на замдиректора К. И.Постухов, победивший Н.В.Чуевского. На пост ученого секретаря больше голосов получил Г. М. Вейнгер, но Н.П.Новиков оставил на этой должности В. Ф. Михалеву. Уступая давлению сырьевиков, новый директор ликвидировал должность замдиректора по фоновым исследованиям. Л. Н.Бочаров после этого остался руководить отделом новой техники.

Случай с О. А. Булатовым показал, что выборы далеко не всегда выявляют лучший вариант. в данном же случае это была несомненная ошибка. Он никогда не пользовался в ТИНРО серьезным авторитетом. Я был у него в свое время оппонентом при защите кандидатской диссертации, и мой отзыв на две трети состоял из замечаний. Тогда я предложил присвоить ему кандидатскую степень, учитывая его молодость и тот факт, что в руководителях у него был Н.П.Новиков. Одним словом, О. А.Булатов не стал лидером направления. Через некоторое время в институт пришло представление из финорганов на его незаконную деятельность в коммерческих организациях. Тем не менее Н.П.Новиков не сумел его сместить, вернее пытался, но очень вяло. а О. А.Булатов за время пребывания на посту, на котором имелся доступ к важной информации по биоресурсам, по-видимому, каким-то образом подготовил базу для организации собственного бизнеса. а снят он был с должности замдиректора только очередным директором по требованию заведующих сырьевыми подразделениями.

Председателем СТК я был всего год. Не проработав на этом общественном посту при Н.П. Новикове и полгода, я почувствовал, что нужно уходить. Суть реорганизации института и его исследований Николай Петрович в основном видел в легком косметическом ремонте и смене вывесок. Его формирование как руководителя проходило в условиях командно-административной системы, которую он всегда принимал и в которой не сомневался. При функционирующем и сильном СТК он чувствовал себя неуютно, ему все время казалось, что его права как единоначальствующего директора в чем-то ущемлены. Он очень боялся, что кто-то подумает, что я на него оказываю влияние и что он в какой-то степени не свободен в поступках и действиях. Видя это и же ему душевного спокойствия, я старался как можно реже заходить нему в кабинет. Пойти на конфликт с Николаем Петровичем для меня тогда было совершенно исключено. Но неприемлемым было для меня бездействующий председатель СТК.

И еще одно обстоятельство предопределило мое желание уйти СТК. Постепенно и в СТК, и в институте в целом больше стали определяться тенденции перетягивания«общего одеяла» в пользу свои направлений, лабораторий и персон. Чувствовалось, что очень много не могут выйти из состояния«митинговости» и переключиться на кропотливую работу на благо института. Многие из членов СТК получили повышение по службе и успокоились. Кроме того, и процент руководителей в нем стал резко превышать законную норму. Появился удачный повод объявить досрочные выборы в СТК. Меня выдвинули вновь, но взял самоотвод, на чем и закончился мой официальный вклад в перестройку ТИНРО, а точнее, в переворот, проведенный законным и мирным путем.

Свой уход из председателей СТК я рассматривал как еще ода победу над моими оппонентами. Наглядно было показано, что личных выгод я не вынашивал и к власти не стремился. Этим я не хочу сказать, что мне вообще безразлично мое положение в коллективе, в науке и в жизни в целом. Нет, во мне всегда был соревновательный дух. Даже сейчас, несмотря на годы, на футбольном поле я играю только в нападении. а выше всего ценю доминирование и победы интеллектуального и морально-нравственного плана. Именно поэтому я никогда не был руководящих структурах. Должность же завлаба занимал только для того, чтобы с группой единомышленников организовывать и реализовывать научные идеи, интересные мне в творческом плане. Правда, бисер я, судя по всему, часто метал зря. Внутренний смысл моих поступков для большинства моих противников оказался недоступным для понимания.

Позднее мне неоднократно пеняли некоторые мои единомышленники на то, что я провел не лучший вариант с кандидатурой первывыборов директора. Говорили даже о «шиле» и «мыле». По прошествии нескольких лет и вновь вспоминая все обстоятельства того времен, по-прежнему склоняюсь к тому, что мои действия были логичными оправданными. Н.П.Новиков действительно оказался не в состоянии организовать крупные перемены в ТИНРО. Не знаю, возможно ли это было тогда в принципе. в актив же Николая Петровича я отношу два бесспорных факта. При нем закончились крупные конфликты и притупилось большое противостояние, вносившие много дискомфорта в жизнь института. и гласной стала деятельность дирекции. Н.П.Новиков регулярно информировал коллектив института о состоянии дел, принятых решениях и результатах командировок в Минрыбхоз. Однако приближалось время, когда ни он и никто другой уже были не в состоянии по большому счету изменить ход событий. Вскоре рухнула империя, носившая имя Советский Союз, надломился сложившийся командный и хозяйственный механизмы, и все это бумерангом ударило по ТИНРО.