Назад

В ВОСТОЧНО-КИТАЙСКОМ и ЮЖНО-КИТАЙСКОМ МОРЯХ

Когда осенью 1959 г. я собирался в первый рейс в Берингово море, в ТИНРО стоял большой переполох. На трех судах на целый год уходила экспедиция в Северный Вьетнам. Она проходила под флагом Советско-Вьетнамской экспедиции, а руководил ею заведующий лабораторией ихтиологии А. П. Веденский. Данная экспедиция была вторым крупным международным предприятием ТИНРО за всю его предыдущую историю. За три года до этого под руководством А. П. Веденского работала аналогичная Советско-Китайская экспедиция. в ней, кстати, принимал участие и Н.П.Новиков. Любопытно, что эта экспедиция совсем не оставила следов. Ни тогда, ни после не было опубликовано ни одной научной работы. Не слышал я и о каких-либо ее научных результатах и достижениях. Все воспоминания участников экспедиции позднее сводились к рассказам о том, как их принимали китайцы, кто что купил и как напивались на приемах некоторые известные специалисты.
Из Вьетнама экспедиция вернулась осенью 1960 г. и после отдыха и осмысливания результатов исследований предполагалось продолжить работы в следующем году. в это время я вернулся из десятимесячного плавания в Берингово море и с легкой завистью смотрел на самоуверенных, веселых и загорелых тинровцев, вернувшихся из тропиков. Помимо прочих впечатлений, они неплохо заработали и вообще были рады встрече с родиной после годовой разлуки. Экзотически выглядели и различные экспонаты и коллекции, которые они привезли для музея и камеральной лабораторной обработки. За всем этим я несмело наблюдал со стороны, тем более что еще не был тинровцем. Не знаю почему, но мой взгляд задержался в первую очередь не на красочных тропических рыбах, а на желтополосатых морских змеях, которых «вьетнамцы» привезли для музея ТИНРО.
Однако все эти мои впечатления были только как бы между прочим, так как я всерьез настроился на Берингово море. Как я уже упоминал в предыдущей главе, зимой 1961 г. меня направили в Восточно-Китайское море на ставриду. Этим рейсом на двух СРТ и двух сейнерах с кошельковыми неводами руководили два специалиста по технике добычи. Основная задача состояла в том, чтобы научиться искать и кошельковать ставриду. Экспедиция закончилась полным крахом. Наши слабые сейнера с небольшими сельдевыми кошельковыми неводами оказались совсем непригодными для лова быстрой ставриды. с тоской мы наблюдали, как мастерски это делают японцы. Они работали звеньями, в состав которых кроме сейнера с огромным неводом входило еще три-четыре небольших судна для подсветки и растаскивания стенок невода во избежание сбивания его мощными течениями.
Отчаявшись от неудач, руководители ставридовой эпопеи с санкции берега предприняли попытки подпоить синдо одного из сейнеров японских звеньев коньяком и выменять у него на крабовые консервы невод. Сначала эта сомнительная операция шла неплохо, вернее, пока пили коньяк, но затем по какой-то причине все расстроилось. Знаю, что такой обмен удалось осуществить только в следующем году и «заслуга» здесь всецело принадлежала энергичному представителю рыбного Главка — Ю. Г. Диденко, ставшему впоследствии самым крупным, умелым и удачливым руководителем рыбной отрасли Дальнего Востока.
Рейс в Восточно-Китайское море оказался пустым и по части научных ихтиологических наблюдений. в моей памяти на этот счет запечатлелся только один эпизод на ночной световой станции. Мы лежали в дрейфе и при помощи сайровой люстры пытались привлечь к борту косяк ставриды. в световом пятне время от времени из темноты появлялись одиночки и небольшие группы сайры и тихоокеанского кальмара, которых моряки выхватывали сачками. Вдруг, блеснув серебром, что-то вывернулось из темноты и шлепнулось на палубу. Это была очень крупная летучая рыба, почти полуметровой длины с таким же размахом крыльев. Роняя чешую, она судорожно билась. Ее почти невозможно было удержать в руках, настолько пружинистым и сильным было тело рыбы. Не знаю почему, но та единственная летучая рыба воспринялась мною как совершенно необычное явление и посланец не очень далеких от Восточно-Китайского моря тропиков. Поэтому не случайно, что позднее, когда я попал в тропики, этой группой рыб занялся основательно и с удовольствием. Выяснилось, в частности, что летом в Восточно-Китайском море летучих рыб бывает очень много, а скопления их имеют даже промысловый характер. Описываемая же экспедиция проходила зимой, когда большая часть южных пелагических видов находилась в более теплых широтах.
Неудача экспедиции лично для меня была несколько смягчена результативными наблюдениями за морскими птицами. Интересно, например, было выяснить, как здесь на зимовках распределяются наши северные птицы. По восточной части Восточно-Китайского моря проходит мощная ветвь теплого течения Куросио. По краю шельфа оно образует четкую извилистую пограничную фронтальную зону, которая отделяет это течение от более холодных вод мелководья. Многие северные виды явно тяготели именно к холодным шельфовым водам. Наиболее подробно мне удалось проследить распределение местного пестролицего буревестника. Местного потому, что его гнездовые колонии располагаются у японского и корейского побережий. Кстати, несколько десятков особей этого буревестника гнездится даже в нашем заливе Петра Великого под самым Владивостоком. Зимой часть особей пестролицего буревестника улетает в Индийский океан и за экватор в Тихом океане. Но как показали мои наблюдения, много их остается зимой и в Восточно-Китайском море, при этом вместе с нашими северными поморниками они держатся в это время в основном южнее фронта.
Экспедиция наша окончилась внезапно. Была очевидна ее несостоятельность. Кроме того, во время неудачного замета невода на одном из сейнеров утопили матроса, а на другой день этот сейнер нечаянно протаранил один из СРТ, с помятым бортом он сразу снялся во Владивосток. Вскоре пошли домой и остальные суда.
По возвращении во Владивосток стала ясной еще одна причина досрочного отзыва СРТ, на котором был я. в это время во второй рейс вновь собиралась Советско-Вьетнамская экспедиция. и хотя она была спланирована в меньшем составе, возникла проблема с людьми, имеющими визы. Оказалось, что большая часть прошлого состава экспедици «засветилась», так как в тропической жаре обильно поддерживала себя вином, которое во Вьетнаме было недорогим. Секрета из этого не получилось: на каждом судне в то время были стукачи. Не пустили в очередной рейс и бывшего начальника экспедиции А. П. Веденского, который помимо прочего потерял во Вьетнаме паспорт. Так я и еще несколько человек из последней экспедиции в Восточно-Китайское море попали на РТ «Пеламиду», отправлявшуюся в Северный Вьетнам.
В научной группе из старого состава был только А. И.Чигиринский, который на год раньше меня приехал в ТИНРО после окончания Горьковского университета. в этом плаванье завязались наши дружеские отношения, продолжающиеся до сих пор, хотя вместе плавать нам больше не доводилось.
В начале апреля РТ «Пеламида», имея на буксире сейнер «Онда», вышел в рейс. По хорошей погоде быстро миновали ставшие уже знакомыми Японское и Восточно-Китайское моря. Ежедневно проводя учеты птиц, я с нетерпением ждал тропиков, надеясь на встречу морских змей. Но до самого Северо-Вьетнамского, или Тонкинского, залива не видел ни одной. Это потом я установил, что за исключением одного вида морские змеи почти не выходят за пределы шельфа.
Когда миновали Окинаву и оказались в филиппинском море, сразу почувствовалось, что вошли в зону вечного тепла. Вокруг стояла какая-то комфортная уютность. Мерно дышит спокойный океан, не видно ни одного птичьего силуэта, но взгляд совсем не устает от этой пустоты, его буквально притягивает манящая синяя даль. «Пеламида», несмотря на то что тащит на длинном буксире сейнер, со скоростью 10 узлов, легко разрезает покрытую легкой рябью поверхность моря. а с обеих сторон с похожим на шорох всплеском выскакивают из-под бортов, расправляют плавники и проносятся над водой частые стайки летучих рыб. Некоторые из них почти сразу шлепаются в воду, другие пролетают метров 50, а самые крупные — по 100-200 м и дальше, правда, при этом им приходится подрабатывать нижней лопастью хвоста. Сразу бросились в глаза различия некоторых из них по цвету больших грудных плавников. у части их они были светло-коричневые, у других черно-желтые, меловые, розовые, синие, зеленые.
Уже привыкший регулярно проводить учеты птиц, я стал записывать и летучих рыб, имея в виду, что по их количественному распределению можно будет судить об их миграциях, а также о размещении продуктивных зон в морях и океанах. Забегая вперед, замечу, что в дальнейшем я с помощью многих добровольных помощников тысячами учетов буквально закрыл западную часть Тихого и восточную часть Индийского океанов. Это позволило проследить сезонное распространение летучек, выяснить места их наиболее значительных концентраций и даже ориентировочно определить суммарную биомассу этих рыб. Пример оказался заразительным, и аналогичные наблюдения в экспедициях стали вести специалисты из институтов западной части страны в Атлантическом и Индийском океанах.
Во Вьетнаме мы базировались в порту Хайфон. Здесь научная группа экспедиции пополнилась несколькими столичными учеными во главе с профессором Е. Ф. Гурьяновой, которая была крупным гидробиологом с мировым именем. в ее активе особенно выделялись зоогеографические труды, определители по амфиподам и работы по литорали — зоне моря, осушаемой во время отливов. Е. Ф. Гурьянова была ученицей основателя ТИНРО К. М. Дерюгина, с ним и самостоятельно она много работала в северных и дальневосточных морях СССР. Во время Советско-Вьетнамской экспедиции ей было уже 60 лет, но она оставалась по-молодому энергичной, жизнерадостной и полной научных планов. Память о совместной работе с этой замечательной женщиной я пронес через всю жизнь. Более того, мое мужское самолюбие ничуть не было уязвлено от того, что под влиянием Е. Ф. Гурьяновой я одно время основательно занимался зоогеографией морских птиц.
Столичные и тинровские специалисты жили в гостинице. Я же, будучи штатным ихтиологом, оставался на судне с командой. «Пеламида» мало стояла в порту, большую часть времени она работала в море. в такие периоды и институтские, и судовые специалисты работали вместе. Экспедиция должна была продолжить комплексное изучение Тонкинского залива, начатое год назад. На предыдущем этапе сделали четыре сезонные съемки залива. Мы добавили еще две. и по нынешним временам это было довольно углубленное биолого-географическое исследование. Собранные материалы дали возможность описать гидрологический режим залива, грунты, состав и количественное распределение планктона, бентоса и рыб. Дел было много, но работалось хорошо и интересно. с нами и на берегу, и в море постоянно работала большая группа молодых вьетнамских специалистов. Они многое у нас переняли по части организации морских научно-поисковых работ, а также ихтиологических и гидробиологических исследований. Но всех нас в итоге помимо огромного багажа новых данных ждали большие разочарования, о чем будет сказано в заключении данной главы.
Тропики — это тропики, исключительное разнообразие жизни и масса экзотики. Одних только рыб в сравнительно небольшом Тонкинском заливе оказалось почти тысяча видов. Уловы их поражали пестротой, хотя и были невысокими. Одновременно в одном стокилограммовом улове могло присутствовать 50 и даже 100 видов рыб. Привычный к более скромной на краски и формы северной природы глаз привлекали огромные скаты-хвостоколы с зазубренной иглой на хвосте, коричневые электрические скаты, гибкие, завязывающиеся в узлы мурены, клыкастые муренощуки, большеротые морские черти, колючие, покрытые панцирной чешуей рыбы-солдаты и рыбы-рыцари, рыбы-свистульки с длинными трубкообразными ртами, плоские как лезвие ножа, рыбы-бритвы. Почти в каждом трале были разные виды акул.
В Тонкинском заливе немного мест со скалистыми грунтами, поэтому здесь мало оказалось особенно ярких коралловых рыб. Последнее связано и с тем, что зимой залив довольно сильно — до 15-20° — охлаждается. Но Советско-Вьетнамская экспедиция планировалась, конечно, не для изучения экзотических животных. Вьетнам тогда был разделен на два государства, не очень давно закончилась война с французами. Обстановка в стране была тяжелой и голодной. Нужна была рыба, и вьетнамцы, закупившие у Китая сейнеры, надеялись расширить в заливе промысел. Незадолго перед Советско-Вьетнамской экспедицией СССР построил в Хайфоне рыбоконсервный завод. Предполагалось, что этот завод будет выпускать на экспорт сардиновые и тунцовые консервы. Но для такого производства нужно было сырье. Поэтому и в первый, и во второй год экспедиции в ее состав включался сейнер «Онда» с кошельковым неводом.
В такой ситуации при выполнении траловых съемок основное внимание неизбежно уделялось промысловым рыбам. Набор промысловых видов рыб в заливе оказался весьма обширным, некоторые из них по яркости не уступают коралловым рыбам. Во внутренней части шельфа, подверженной некоторому распреснению от впадающих в залив полноводных рек, обычными оказались сардинеллы, различные сельди — волчья, илиша, клюпанадон, — альбула, анчоусы, усатые морские сомы, королевские макрели-пеламиды, пампусы, кефали, помадазмы-хрюкалыцики. Глубже основу уловов составляли ярко-красные крупные рифовые окуни, усатые барабульки, или султанки, рыбы-капитаны, или горбыли, немиптерусы, плоские ставриды-каранксы и сигарообразные ставриды, тропическая скумбрия, большеглазые приакантусы, большеротые зубатые ящероголовы и клыкастые морские щуки-сфирены.
При всей этой пестроте ихтиофауны как первую, так и вторую экспедиции ждали большие разочарования. в заливе не оказалось плотных концентраций рыб, поэтому уловы были невысокими. Лишь отдельные из них достигали нескольких центнеров на часовое траление. с большой натяжкой их можно назвать промысловыми. Однако вьетнамские сейнеры и даже парусные джонки в этих же условиях имели более высокие уловы, хотя они были в общем также небольшими. Стало ясно, что наши тралы, созданные для промысла в северных морях, малопригодны для тропической рыбалки. До сих пор не могу понять, почему ничего не смогли предложить в этом смысле несколько специалистов по технике добычи, которые работали и в первой, и во второй экспедициях. Не было внесено никаких корректив и после первого года работы. «Пеламида» в 1961 г. ушла в рейс с теми же донными тралами, хотя руководили ею опытные специалисты по технике добычи — В. С. Долбиш и Ф. Ф.Найденко.
Не лучшими оказались дела и с кошелькованием тунцов. Мелкие косяки тунцов в Тонкинском заливе встречались регулярно. При тихой погоде охотящихся или перемещающихся с места на место тунцов хорошо видно по выскакивающим из воды рыбам. Большая часть косяков, однако, имела небольшие размеры, а устойчивых скоплений не было вообще. Но главное состояло в том, что кошельковый невод у нашего сейнера был непригоден для облова этих быстрых тропических рыб. Даже удивительно, как в тех условиях «Онда» все же смогла получить несколько результативных заметов. Вьетнамцы в таких случаях радовались как дети.
Основные разочарования от научно-промысловых работ были еще впереди. а пока экспедиция продолжала исследования. При всех минусах и издержках набирались большие материалы, которые позволяли составить общие представления об экологии ихтиофауны и связать ее особенности с муссонными перестройками гидрологического режима.
Морских птиц в Тонкинском заливе было мало, что до сих пор для меня не понятно. Там много недоступных мелких островов, где могли бы располагаться гнездовые колонии птиц. Но я продолжал регулярно проводить учеты, иногда отмечая редких крачек, буревестников и фрегатов. Малочисленность птиц с лихвой компенсировали летучие рыбы и морские змеи. о легкости учета летучек я уже писал. Очень удачно получилось и со змеями. Они регулярно поднимались на поверхность и хорошо замечались при учетах летучих рыб. При двукратной съемке залива, выполненной в разные сезоны, я смог выяснить основные контуры их распределения и места скоплений. Значительную часть времени морские змеи проводят у дна, где они охотятся за рыбой и другой живностью. Запаса кислорода в легких им хватает на несколько часов. Вместе с рыбой они попадают в тралы и постепенно я заполнил ими несколько больших цинковых ящиков. Мои дела по змеям пошли совсем хорошо, когда обнаружилось, что они положительно реагируют на свет. После этого я не пропустил ни одной световой станции и, отлавливая сачком многочисленных летучих рыб, редкую ночь бывал и без улова змей.
Запомнились во вьетнамской экспедиции и несколько выходов на литораль с Е. Ф. Гурьяновой. Незадолго до Советско-Вьетнамской экспедиции она работала на литорали китайского острова Хайнань на противоположной стороне Тонкинского залива, поэтому хорошо представляла закономерности обитания животных в этой пограничной между морем и сушей зоне. Наиболее интересными из литоральных обитателей мне показались земноводные рыбки — илистые прыгуны и небольшие шустрые манящие крабы. Илистых прыгунов на грязных мокрых пляжах местами было много, буквально, как лягушек в наших весенних прудах. Манящие же крабы, получившие название за то, что часто размахивают правой клешней, образуют настоящие белые россыпи на песчаных пляжах. Особенно оживленными они бывают перед приливами. Во время отлива от знойного солнца крабы прячутся в норках.
Е.Ф.Гурьянова как-то заметила, что мечтает заполучить одного загадочного литорального крабика-хелицу. Он почти недоступен, так как при отливе отсиживается в очень глубоких норах. Во время предыдущих экспедиций в тропики в ее руки попал всего один поврежденный захудалый экземпляр. МысА.И.Чигиринским, желая отличиться, пообещали наловить неуловимых крабов. Евпраксия Федоровна выразила в этом сомнение, так как у ее прежних помощников из Академии Наук, а они, по ее словам, были большие энтузиасты натуралисты и знатоки литорали, и то ничего не получилось. Это еще больше раззадорило, мне, кстати, было тогда только 24 года и недостатка в молодом самолюбии не было. Итог был победный: перелопатив тонны мокрого песка, мы наловили большую банку тех самых хелиц, между прочим, внешне очень неказистых созданий. Е. Ф. Гурьянова была в восторге, и после этого она нас окончательно признала. Ко мне же она относилась особенно по-матерински тепло и, без сомнения, переоценивала. Через 11 лет, когда я защищал докторскую диссертацию, она прислала на нее настолько восторженный отзыв, что мне было даже неудобно за эти сверхоценки. Оглядываясь назад и вспоминая многих встречавшихся мне хороших людей, Е. Ф. Гурьянову я ставлю на особое место. Дружелюбие, ум, жизнерадостность, какая-то детская непосредственность и увлеченность, несмотря на солидный возраст, создавали притягательный образ, а точнее — некое поле притяжения. С. М.Кагановская как-то сказала, что в 30-е годы в молодую тогда Е. Ф. Гурьянову в душе были влюблены многие тинровские мужчины и даже ее Александр Григорьевич. Рассказывали, что в одной из экспедиций в то время, когда на судне вышел из строя двигатель и его поднесло к Хоккайдо, она вплавь добралась до берега, чтобы насобирать на осушенной литорали различной живности. После нашей экспедиции лет десять на судах разведки в укор не утруждавшим себя работой штатным научным сотрудникам моряки приводили в пример «знаменитую женщину-профессора из Ленинграда».
Работа во Вьетнаме затянулась на полгода. Накопилась усталость, которую усиливала жара. Не волновала больше даже экзотика, хотелось домой. Несмотря на неважные промысловые результаты, вьетнамцы провожали нас хорошо. Все же кое-что в смысле знаний мы им оставили.
А во Владивостоке у меня снова начались «разборки» с начальством. Я быстро обработал данные учетов и коллекции летучих рыб и морских змей. Особенно много нового оказалось по морским змеям. Но когда были готовы статьи и их нужно было отправлять в печать, А. Г. Кагановский и А. П. Веденский, который продолжал оставаться начальником вьетнамской экспедиции, попытались воспрепятствовать этому, ссылаясь на вьетнамскую позицию о неразглашении результатов экспедиции. с трудом, но я доказал, что и летучки, и змеи — мое хобби, к тому же в программе экспедиции они не фигурировали. До сих пор с удовлетворением вспоминаю свою настойчивость. Статья по морским змеям была первой в нашей стране по этой группе животных, поэтому ее быстро напечатали в «Зоологическом журнале». Позднее, когда я побывал и в других тропических районах, опубликовал еще несколько статей по змеям, и все они были переведены в американских и английских журналах. Такое внимание к моим исследованиям со стороны герпетологов объяснялось тем, что представления о биологии морских змей базировались в основном на сугубо прибрежных наблюдениях. Мои же данные из открытого моря расширяли эти представления. Попутно добавлю, что через год в соседнем с Вьетнамом Сиамском заливе А. И.Чигиринский также собрал для меня хорошую коллекцию морских змей. а так как эти сборы пришлись на неохваченный Советско-Вьетнамской экспедицией сезон, появилась возможность расшифровать годичные циклы некоторых видов морских змей, в частности пеламиды.
Хорошим почином оказалась и статья по летучим рыбам Тонкинского залива. к этим рыбам я возвращался еще не раз, а занимаясь собранной коллекцией, я познакомился с авторитетом номер один по этой группе — Н. В. Лариным. Он рейс за рейсом плавал по тропическим морям на «Витязе», и его научная звезда в то время быстро восходила. Как раз по систематике и эволюции летучих рыб Николай Васильевич только что подготовил кандидатскую диссертацию, которая и сейчас могла бы пойти как великолепная докторская. Буквально через несколько лет он выдвинулся в число лидеров российской ихтиологии. Используя определительные таблицы Н.В.Парина, я без особого труда в дальнейшем определял почти всех попадавших в мои руки летучек. с летучих рыб начались наши дружеские отношения, которые сохраняются до сих пор. Добавлю, что товарищеская поддержка Н.В.Парина сыграла свою роль и в моем научном становлении.
Но вернусь к итогам Советско-Вьетнамской экспедиции. Нужно было готовить сводный отчет за полтора года ее работы. Е. Ф. Гурьянова взялась обобщить все гидробиологические данные. Несколько тинровских ихтиологов написали небольшие разделы по отдельным группам рыб и переключились на свою тематическую работу по северным морям. А. П. Веденский как начальник экспедиции оставил за собой обобщающие главы. Вскоре он почувствовал, что главу об общих закономерностях биологии ихтиофауны Тонкинского залива написать не сможет. За год работы во Вьетнаме он научился различать... не более пяти видов рыб. Не знаю, о чем они говорили с А. Г. Кагановским, но последний вызвал меня и попросил написать эту главу. После моего согласия он сразу позвонил начальнику рыбной разведки Н.А.Егорову и попросил пока не планировать меня ни в какой рейс.
На окончательную компановку отчета из Ленинграда приехала Е. Ф. Гурьянова. Получилось четыре больших тома, и некоторые разделы в нем выглядели неплохо. Но много смазывала заключительная глава с оценкой перспектив рыбного промысла в заливе. Написал ее сам А. П. Веденский, он оценил возможный годовой вылов рыбы в Тонкинском заливе в 15-20 тыс.т. в этом объеме основную роль он отводил тунцам и сардинеллам, а на долю прочих рыб оставалось всего несколько тысяч тонн. Конфузность же ситуации состояла в том, что вьетнамцы уже в то время на своих джонках и ботах только этих прочих рыб ловили намного больше, чем допускал весь прогноз (включая тунцов и сардинелл) А. П. Веденского, который об этом даже не знал. Представляю, что думали вьетнамцы о «старшем брате» с далекого севера, прочитав полученный отчет. На этом дискредитация советского авторитета во Вьетнаме не закончилась. После завершения войны и объединения страны вьетнамцы снова обратились за помощью. На этот раз Минрыбхоз поручил проведение исследований во вьетнамских водах керченскому АзЧерНИРО. Этот институт за несколько лет провел большое количество экспедиций, но итоги были более чем скромными. Раздраженное слабой работой АзЧерНИРО Министерство уже в 80-е годы вновь вернуло вьетнамскую тему в ТИНРО. Было много рейсов, но все они носили только поисковый характер. До серьезных исследований дело так и не дошло. Одним словом, несмотря на огромные затраты усилий и средств (в общей сложности десятки рейсов), вклад той далекой первой экспедиции в познание природы вод Вьетнама так и не был превзойден. Специалисты как из Керчи, так и из Владивостока просто ходили в загранку, ограничиваясь элементарным минимумом в работе. Поэтому не случайно, что ни в АзЧерНИРО, ни в ТИНРО по Тонкинскому заливу не подготовлено каких-либо серьезных обобщений и даже статей.
Материалы первой экспедиции большей частью также не опубликованы, но тогда были ограничения. и все же Е. Ф. Гурьянова смогла организовать выпуск солидной книги «Фауна Тонкинского залива». Я в ней не принимал участия, хотя одно время и вынашивал идею опубликовать серию статей по общим закономерностям экологии ихтиофауны залива. Вскоре, однако, от этой идеи отказался. Дело в том, что участвовавший в первом рейсе преподаватель здешнего университета Л. Н.Беседнов начал работать над кандидатской диссертацией по систематике и зоогеографии рыб Тонкинского залива. Чтобы не мешать увлеченному человеку, по его просьбе я отступил и больше к Тонкинскому заливу не возвращался. Попутно замечу, что у Л. Н.Беседнова получилась отличная работа, а кроме того, он опубликовал книгу — определитель акул Тонкинского залива.
Для меня же вьетнамская экспедиция стала очередным этапом в поисках собственного научного пространства. При этом наиболее существенными оказались два обстоятельства. в смысле расширения .кругозора большое значение имело знакомство с разнообразной тропической фауной. а встреча с Е. Ф. Гурьяновой стала прологом серьезного крена в моей научной ориентации.
Е. Ф. Гурьяновой очень доверяли А. Г. Кагановский и С. М. Кагановская. Всем было известно, что Александр Григорьевич нередко принимал решения под влиянием Сарры Михайловны. По-видимому, после сверхрекомендаций Е. Ф. Гурьяновой и моего удачного участия в подготовке сводного отчета по вьетнамской экспедиции С. М. Кагановская «попросила» меня в помощники на 1962 г. для работы в Японском море. Эти работы планировались как Советско-Корейская экспедиция, а Сарра Михайловна была назначена ее начальником со стороны ТИНРО. в море она ходить уже не могла, ей было тогда за 60. к удовольствию А. Г. Кагановского я согласился. Хотя и на год, он «замыкал» меня на тот самый субтропический комплекс рыб, за который агитировал два года назад.



Назад