Назад

ГИБЕЛЬ КРЕЙСЕРА «НИЙТАКА»

26 августа 1922 г. на западном побережье Камчатки бушевал ранее невиданный шторм. Старожилов удивила не только его мощь, но и необычайно раннее начало. В результате удара стихии в Охотском море погибло не менее тринадцати шхун, пострадало множество промысловых участков. Утром 31 августа в Петропавловск из Охотска пришла шхуна «Виктор», принадлежавшая А. В. Петрову. Непогода застигла ее в пути. По словам Петрова, много лет жившего на Камчатке, это был доселе небывалый шторм. Одной из его жертв оказался японский крейсер «Нийтака», затонувший в районе Озерной почти со всем экипажем.
Бронепалубный крейсер «Нийтака» был построен в 1903 г. в Японии на казенном заводе в Иокосуке. Корабль водоизмещением 3 420 т со скоростью хода 20 узлов и длиной 102 м имел броневую палубу толщиной до 63 мм. Он был вооружен шестью 152-миллиметровыми, десятью 76-миллиметровыми и четырьмя более мелкими орудиями. Его экипаж насчитывал 320 чел. В японском флоте в период русско-японской войны 1904—1905 гг. имелись два корабля этого типа.
Воинское крещение «Нийтака» получил 27 января 1904 г. в знаменитом неравном бою с крейсером «Варяг», ставшем одним из первых эпизодов русско-японской войны. «Нийтака» входил в состав 4-го боевого отряда японского Соединенного флота под командованием контр-адмирала С. Уриу.
Утром 1 августа 1904 г. «Нийтака» в числе семи японских кораблей 2-й эскадры Соединенного флота под руководством вице-адмирала Х. Камимуры участвовал в бою с владивостокским отрядом крейсеров, состоявшим из «России», «Рюрика» и «Громобоя». В этом столкновении российский флот лишился «Рюрика». «Нийтака» существенных повреждений не получил. После гибели «Рюрика» он принимал участие в спасении уцелевшей русской команды.
Крейсер весьма успешно действовал на завершающем этапе войны. Во время печального для российского флота Цусимского сражения он входил в состав 3-го боевого отряда вице-адмирала Дева. Командовал кораблем в этот период капитан 1-го ранга Шоодзи. Днем 14 мая 1905 г. «Нийтака» вступил в артиллерийскую дуэль с русскими крейсерами, руководимыми контр-адмиралом Энквистом. В схватке, длившейся до вечера, корабль не получил значительных повреждений и не понес больших потерь личного состава.
Утром 15 мая «Нийтака» вместе с крейсером «Отова» и миноносцем «Муракумо» начал преследование поврежденного в дневном сражении 14 мая крейсера «Светлана», шедшего в сопровождении миноносца «Быстрый». В результате неравной схватки «Светлана» около 11 часов дня затонула, причем японцы не прекращали обстреливать гибнущий корабль до его полного погружения, в результате чего много русских моряков погибло от взрывов, уже находясь в воде. Спасать их сразу японцы не стали, погнавшись за «Быстрым». У миноносца недоставало угля и он, будучи не в состоянии обороняться, выбросился на берег. Чтобы беззащитный корабль не достался неприятелю, экипаж взорвал его.
Вечером 15 мая «Нийтака» в составе отряда из шести крейсеров и четырех миноносцев принимал участие в потоплении крейсера «Дмитрий Донской», возглавляемого капитаном 1-го ранга Лебедевым. Этот неравный бой длился несколько часов. Русский корабль повредил два японских крейсера и успешно отбил несколько торпедных атак. На рассвете 16 мая сильно разрушенный, но не сдавшийся «Дмитрий Дон-ской» был затоплен командой в Японском море возле острова Дажелет. Его гибель стала последним фрагментом Цусимы.
Всего на «Нийтаке» за два дня боев 14—15 мая 1905 г. погиб один и получили ранения три моряка.

Крейсер типа "Нийтака", 1919 г.

В соответствии с заключенным после войны Портсмутским мирным договором, Россия не могла содержать на Камчатке территориальные войска и нести вооруженную охрану ее берегов и Командор-ских островов. Территория полуострова отныне обслуживалась гражданским аппаратом. Котиковые, бобровые и песцовые промыслы на Командорах и мысе Лопатка охраняла и эксплуатировала особая береговая промысловая стража. Побережья Охотского и Берингова морей патрулировали специальные охранные крейсера, которым при необходимости предоставлялось право требовать помощь от военных флотов Японии, США, Англии и Франции. Эти однотипные суда, принадлежавшие Управлению государственных имуществ, — «Командор Беринг» и «Лейтенант Дыдымов» — пришли во Владивосток в июне 1907 г.
Одним из следствий Портсмутского мира стало заключение между Россией и Японией в июле 1907 г. особой конвенции, упорядочившей взаимоотношения между странами в рыболовной сфере. Срок ее действия определялся в двенадцать лет. Фактически с этого времени на полуострове начался бурный подъем частной рыбной промышленности, в результате которого все его побережье покрылось сетью промысловых участков, число которых росло год от года. Лидирующие позиции в камчатском рыболовстве удерживала японская сторона.
По данным приамурского Управления государственных имуществ, в 1903 г. на Камчатке выставлялись на аукционные торги всего восемь участков, в 1907 г. количество снятых участков достигло 74, а в 1912 г. — уже 197. При этом на долю русских промышленников приходилось не более 15% их числа, да к тому же нередко заарендованные промыслы ими либо не эксплуатировались, либо передавались японцам.
По свидетельству приамурского генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера, японское правительство в качестве меры поддержки своих рыбопромышленников в 1908 и 1909 гг. отправляло для патрулирования прибрежных вод полуострова вооруженные суда. Начальник экспедиции Управления водных путей амурского бассейна П. Крынин сообщал, что в 1909 г. на западном побережье Камчатки в районе реки Большой находился японский охранный крейсер «Хи-эй». Одновременно с ним берега патрулировали русский военный транспорт «Шилка» и крейсер «Лейтенант Дыдымов».
Естественно, что присутствие в территориальных водах России вооруженных судов другого государства без официальной на то просьбы не вызвало удовольствия русского правительства. В последующие годы «по ходатайству главной местной власти» японское патрулирование, непредусмотренное конвенцией, прекратилось как могущее «подавать только повод к нежелательным недоразумениям». Отныне на десятилетие вперед интересы японских рыбопромышленников на Камчатке обеспечивали российские законы и вооруженные суда.
Впервые после долгого перерыва японский военный корабль появился у камчатских берегов летом 1918 г. 12 июля в Петропавловске произошел антибольшевистский переворот, низложивший советскую власть. У руля области встал комитет во главе с А. А. Пуриным.
14 июля 1918 г. новая областная газета «Камчатский вестник» в первом номере известила о том, что Усть-Большерецк посетил япон-ский крейсер «Мусаши-Кан». «Причина захода… нам неизвестна. Приходили в селение двенадцать человек с переводчиком, спрашивали о количестве большевиков. Через десять дней будут обратно». «Мусаши-Кан» пришел в Петропавловск 31 июля. Его стоянка продлилась несколько дней, и 4 августа он покинул Авачинскую губу. 10 августа корабль вернулся, на нем приехал японский консул С. Огата. Прибытие крейсера, «получившего хороший прием», расценивалось большевиками как своеобразный жест Японии в поддержку новой власти.
В 1919 г. истек срок действия рыболовной конвенции. Япония начала переговоры о его продлении с правительством А. В. Колчака, организовавшим в апреле 1919 г. во Владивостоке Управление рыбными и морскими звериными промыслами Дальнего Востока. В результате действие соглашения было возобновлено «вплоть до его пересмотра». В 1919 г. японские корабли на Камчатку не приходили.
Они вновь появились здесь в 1920 г. В начале этого года на полуострове был арестован колчаковский управляющий областью, а власть перешла в руки военно-революционного комитета. Произошла советизация полуострова.
6 апреля 1920 г. была провозглашена Дальневосточная республика (ДВР). На создание этого буферного марионеточного государства правительство Советской России пошло для того, чтобы избежать войны с Японией. «Вести войну с Японией мы не можем… потому что нам она по понятным условиям сейчас непосильна», — писал по этому поводу В. И. Ульянов-Ленин, председательствовавший в Совете Народных Комиссаров — правительстве Советской России.
В состав ДВР вошла и Камчатская область. Япония хотя и признала ДВР, но стремилась закрепиться в Приморье и на Камчатке. Интерес к полуострову проявляли и США, не желавшие того, чтобы он попал в сферу японского влияния. Центральное советское правительство начало «вбивать клин противоречий между США и Японией». Осенью 1920 г. в Москве шли переговоры с американским промышленником Вандерлипом о сдаче Камчатки в концессию. Советское правительство 30 декабря 1920 г., учитывая складывающуюся обстановку и имея в виду возможность заключения концессионного договора, подписало с ДВР новое соглашение о границах. По нему Камчатская область передавалась Советской России. 12 января 1921 г. это соглашение утвердило правительство ДВР, получившее от Москвы денежный заем и продовольственную помощь. Но сдача Камчатки в концессию не состоялась: в США к власти пришел новый президент, который не желал нормализации отношений с Советской Россией. Переговоры о концессии были свернуты.
Для камчатских же властей и населения американцы были далеко, а японцы — под боком. С этим приходилось считаться. После русско-японской войны в Петропавловске сложилось интернациональное население: помимо русских, в его состав гармонично вливались многочисленные китайская, корейская и японская общины. Летом в городе в рамках реализации рыболовной конвенции действовало японское консульство. В 1920 г. его возглавлял консул Сиода. 7 июня 1920 г. он известил областные власти о том, что «в скором времени прибудет на Камчатку флотилия миноносцев, состоящая из четырех кораблей под командою капитана 2-го ранга Накамура и, кроме того, отдельно прибудет один крейсер под командованием капитана 2-го ранга Хара».
Заведующему областной канцелярией поручалось составить ответ консулу, указав в нем, что со стороны областных властей и рыбного совета при Временном правительстве Дальнего Востока также будут приняты меры к охране камчатских богатств силами судов «Командор Беринг», «Лейтенант Дыдымов», «Магнит» и «Сивуч».
Одной из причин появления японских кораблей на Камчатке назывались «Николаевские события»: в середине марта 1920 г. между японцами и красными партизанами произошли столкновения, сопровождавшиеся многочисленными жертвами. В ночь с 4 на 5 апреля 1920 г. одновременно во Владивосток, Николаевск, Хабаровск, Уссурийск и Спасск, где были сосредоточены силы большевиков, вступили японские войска.
5 июля 1920 г. японское правительство выступило с декларацией, в которой обосновывало ввод войск большевистскими зверствами. «В течение времени от 12 марта до мая месяца сего года в Николаевске-на-Амуре большевиками были самым жестоким образом убиты японский охранный отряд, чины консульства и японские жители, всего до 700 человек…». Занятие войсками местностей, «кои признаются необходимыми», объявлялось мерой по защите японских подданных. «Войска, в силу необходимости, будут оставлены в соответствующем количестве до тех пор, пока не создастся спокойное и устойчивое положение в вышеупомянутых местностях».
25 июня в Авачинскую губу вошел отряд боевых кораблей в составе «императорского военного судна “Кошу” и 9-го отряда миноносцев», прибывший «с единственной целью охраны рыбалок и японских подданных, проживающих на территории Камчатской области». Кроме них, на побережье находился крейсер «Нийтака», которым командовал капитан 1-го ранга Хиеда Личи Арита.
Имевшиеся во Владивостоке русские охранные суда и корабли Сибирской военной флотилии вполне могли самостоятельно обеспечить порядок на рыбалках. Поэтому появление на Камчатке, давно находившейся под пристальным вниманием Японии, военного флота расценивалось как подготовка к захвату полуострова. Любая провокация по отношению к японским подданным теперь могла стать поводом для вооруженного выступления непрошенных гостей и оккупации области.
О причинах появления японских кораблей командир «Кошу» капитан 2-го ранга М. Хара заявил следующее: «Охранять нужно русские берега. Партизаны Николаевска и в других местах причинили большой ущерб народу…». На это местные власти отвечали, что «Камчатку сравнивать с Николаевском, Москвой и охоты нет. Здесь иная борьба за существование, иные труженики и иные политические воззрения. Здесь партизан нет, и в них нет надобности… Партизаны появляются вслед за появлением семеновцев, колчаковцев, розановцев и вообще элементов, которым насилие милей идей гуманных».
5 июля городская Дума в ответ на заявление капитана Хара выработала и вручила японскому консулу резолюцию, в которой отмечала, что горожане «все время стремились и стремятся к мирному сожительству с Японией, не нарушая ее интересов, а тем более не имели и не имеют стремления посягнуть на жизнь и имущество японских подданных, проживающих в городе Петропавловске». Дума уверяла консула в том, что она не задается «никакой целью к сепаратным выступлениям, нарушающим права японско-подданных».
Особое внимание японцев думцы обращали на предотвращение проникновения в город спиртного. В связи с этим консульство извещалось об имевшихся случаях продажи спирта некоторыми матросами японских судов, на почве чего «может развиться усиленное пьянство малосознательных граждан города, а также вызвать помимо воли всего городского населения нежелательные недоразумения». Со своей стороны дума также приняла «решительные меры к прекращению всякой продажи спирта в городе Петропавловске, привлекая виновных к строгой ответственности».
7 июля японского консула посетила делегация областного исполнительного комитета в составе председателя И. Е. Ларина, члена комитета И. И. Гапановича и секретаря А. И. Бабкина-Байкалова. Она также вручила ему ответ на заявление М. Хара. В нем, в частности, говорилось:
«1) Население, зная о целях прибытия японских судов, соблюдает полное спокойствие и ни в чем не нарушает интересов японских граждан; почему для вооруженного выступления японского флота на Камчатке для ограждения интересов Японии не может представиться надобности.
2) Японское командование не должно сверх охраны японских рыбалок обременять себя заботами о покровительстве рыбопромышленности вообще, так как это лежит на обязанности центральных русских органов рыбного управления, а для областного комитета интересы камчатской рыбопромышленности являются предметом внимания, конечно, не менее, чем для японского командования.
3) Полагая, что международные отношения основаны на взаимности, областной комитет надеется, что соответственно жизненные права камчатского народа не будут нарушены Японией, и наше национальное достоинство не будет унижаться, чего не может допустить ни один патриот хотя бы временно слабой страны».
Консул, ознакомившись с врученным текстом, заметил, что заявление командира «Кошу» не было «вызвано какими-нибудь недоразумениями на Камчатке, которых здесь не было. Оно есть только обращение японского правительства к населению тех мест, где интересы русских и японцев встречаются».
Взаимоотношения между местными властями и жителями с одной стороны и японскими моряками с другой постепенно наладились. 13 июля 1920 г. командиры «Нийтаки» и «Кошу» в сопровождении консула и многочисленной группы офицеров посетили Петропавловское высшее начальное училище. Гостей встречал его инспектор П. Т. Ново-грабленов, показавший им помещения и все учебно-вспомогательные службы. Командир «Нийтаки» пригласил воспитанников училища побывать на крейсере. Утром 14 июля 1920 г. Х. Арита и М. Хара нанесли официальный визит в областной исполнительный комитет и в свою очередь «испросил разрешение на высадку для прогулок в пределах города Петропавловска экипажу крейсера».
15 июля председатель исполнительного комитета И. Е. Ларин и его сотрудник В. И. Ольгин посетили крейсер с ответным визитом. «Беседа длилась очень продолжительно, в которой выражались искренние намерения и побуждения Японии помочь России в целом и по возможности оказывать поддержку организациям… Капитан Арита предложил три пуда сахару, который будет направлен несчастным больным в колонию прокаженных…».
17 июля из Паланы пришло известие о конфликте местных жителей с рыбопромышленником Эккерманом, ловившим рыбу в устье реки японским неводом и силами японских рабочих, не имея на это разрешения. Хищнический лов вызвал недовольство населения, у которого этим отнималось основное средство его существования. Волостное собрание создало комиссию, арестовавшую промышленника и конфисковавшую невод. На защиту Эккермана выступили работавшие с ним японцы. Конфликт мог закончиться кровопролитием. Паланцы просили областную власть распорядиться о закрытии промысла, прислать рыболовный надзор для расследования происшествия и предотвратить японское вмешательство в их дела.
Местная газета выступила с пространным комментарием этих событий в котором, помимо возмущения беззаконием, явно сквозило опасение возможного вмешательство в конфликт японских моряков.
«Не диво, конечно, что русский негодяй, продававший совесть и честь за японские иены, смеется над русской слабостью и с радостью ждет, чтобы столкновение русских и японских рыбаков завершилось вмешательством японского флота, который, как нам заявлялось, немедленно примет меры, коль скоро японские интересы будут хоть немного затронуты. Неудивительно, что японские граждане, которые хотят только жить в мире с нами, которые так возмущены нападением на японцев в Николаевске, выступают союзниками в заведомо преступном деле и вызывают жителей на кровавый спор там, где благодаря миролюбию народа и осторожности областной власти, не было ни малейшего повода для применения оружия…
Интересно, что скажет о действиях своих соотечественников здешний японский консул, и любопытно, что сделает японское командование, которое держит в Петропавловске четыре судна для “охраны японских рыбалок” — очевидно от русских насилий, что будет оно делать, когда на русской реке насильничают японцы? Оно, быть может, скажет, что так и должно быть: японское право — на борту японских миноносцев. Но тогда не надо предупреждающих деклараций: нас, японцев, вынуждает посягательство на наши интересы… мы, японцы, покровительствуем рыбопромышленности… Тогда и мы, русские, будем знать, что ваши интересы — расхищение камчатского достояния, а ваше покровительство — голод камчатского жителя. Действуйте открыто, раз здесь ваша сила, а честных патриотов мало: идите на берег, ставьте ваши флаги, берите наши учреждения и обратите Камчатку в свое губернаторство.
Но хочется верить, что японское командование, которое здесь находится — честные солдаты, не говорящие раздвоенным языком; придя сюда для охраны мира, они окажут содействие областной власти, которая также не хочет вражды; мир нарушен японскими гражданами, и японское командование должно наказать сеющих бурю. Что до Эккермана — предателя родной страны, рассчитывающего пожать барыши во время бури, которая может вспыхнуть, он не должен встретить ничего, кроме презрения в японском офицере и солдате, если только они знают, что такое любовь к родине, как принято думать о японцах».
Ради объективности следует отметить, что столь бурное выражение эмоций являлось отражением шедшей идеологической борьбы: газета выражала интересы областного руководства, имевшего просоветскую направленность, а поэтому явно не симпатизировала ни отечественным рыбопромышленникам, ни тем более японцам.
Впрочем, о том, что японцы не собирались уважать решения русских властей, свидетельствовал, например, вот такой, ставший известным на Камчатке, факт. 22 сентября 1920 г. крейсер «Лейтенант Дыдымов» арестовал в заливе Посьет за незаконную ловлю устриц несколько японских кунгасов. Японцы явились на крейсер, произвели на нем обыск и учинили допрос о причине ареста. Когда им пытались объяснить, что разрешать лов могут только местные власти, выяснилось, что они сами позволяют промышлять устриц и трепангов в территориальных водах России.
При возникновении же критических ситуаций морское братство было превыше всего. 7 июля 1920 г. уполномоченный областного военно-революционного комитета М. П. Воловников от лица местной власти выразил благодарность японскому командованию за помощь экипажу и пассажирам охранного крейсера «Командор Беринг», севшего 14 июня на камни возле мыса Лопатка. Люди, никто из которых не пострадал, высадились с него на берег, где пробыли до 24 июня. На следующий день японские миноносцы доставили их в Петропавловск. «Русское спасибо японским морякам!».
Акватория Петропавловского порта и прилегающая к ней территория активно использовались японским командованием для проведения учений. Так, 5 августа они проходили на портовой кошке, а на 25 августа было намечено осуществить «против судейских домов в бухте японский маневр, куда войдет один характерный номер». В связи с этим городские обыватели извещались о предстоящей минной атаке, во время которой японцы намеревались взорвать некий «кораблик». Событие не предвещало, «кроме ощущений слуховых, никаких иных опасений». По окончании учений корабли покинули ковш. 26 августа городская газета известила: «На радость рыбакам освободилась бухта. Все военные суда: крейсер («Кошу» — С. Г.) и миноноски очистили вход рыбы в Петропавловский Ковш».
Японские корабли периодически сменяли друг друга в патрулируемых ими районах, заходя после этого в Петропавловск. Сюда же прибывали военные транспорты, снабжавшие их продовольствием и топливом.
Так, «Нийтака» ушел из Петропавловска утром 10 августа, а 31 августа он вернулся обратно из Усть-Камчатска. Во время очередной стоянки, 17 сентября экипаж крейсера «по случаю морского праздника» устроил гонки на шлюпках.
9 октября 1920 г. облисполком удовлетворил просьбу командира вспомогательного крейсера «Ивами» капитана 2-го ранга Ширане о сдаче в аренду дома бывшего окружного суда для отдыха посещавших город японских матросов. Он решил «подробности договора о сдаче в аренду выработать председателю облкома совместно с заведующим казенными зданиями». Вскоре командир «Ивами» устроил прием в честь областных и городских властей. Камчатцы не остались в долгу: 15 октября в распоряжение «городской комиссии по устройству ответного обеда» начальником народной охраны (милиции) были выделены «пятьдесят баночек спирта».
Осенью часть японских кораблей ушла на родину. В Петропавловске на зимовку остались «Ивами» и «Канто» — факт, ранее небывалый.
В марте 1921 г. Камчатка вошла в состав Советской России. В этом году Япония в одностороннем порядке прервала действие рыболовной конвенции, объявив так называемый «свободный лов», следствиями которого стали прекращение торгов на участки, накопление арендной платы за них на особом счете в Японии вместо внесения ее в российскую казну и введение «режима самоохраны промыслов». Последнее подразумевало посылку на побережье полуострова отрядов военных кораблей.
25 марта 1921 г. стало известно, что японское правительство решило отправить «броненосец или крейсер и четыре истребителя (контрминоносца — С. Г.) к берегам Камчатки для обеспечения японских рыбных промыслов в течение лета, с мая по сентябрь».
По сообщению газеты «Иомиури», за неделю перед этим Япония получила меморандум правительства ДВР, объявлявший о передаче Камчатки в ведение центрального советского правительства. «Япон-ские власти не могут уяснить себе того обстоятельства, что подобный акт был совершен в то время, когда шли переговоры между японским правительством и Читой по поводу японских прав на рыбные промыслы вдоль берегов Камчатки… Читинское правительство (правительство ДВР — С. Г.) передало права на Камчатку или с целью избежать объяснений по поводу пересмотра русско-японского договора, или желая сделать этот вопрос предметом обсуждения между японским правительством и Советами». Газета полагала, во всех случаях Японии следует «принять собственные меры для охраны в будущем сезоне рыбной ловли. Поэтому понятно, что японские власти решили вооружить рыболовные суда и отправить военные корабли для защиты своих прав».
В начале мая 1921 г. была опубликована нота японского генерального консула, выражавшая мнение японского правительства по поводу использования рыболовных участков, расположенных на россий-ской территории. «Ввиду того, что некоторые промышленники уже отправляются к таким участкам, на которых наступает рыболовный сезон, японское правительство считает невозможным дожидаться разрешения данных вопросов путем переговоров, поневоле вынуждено поставить, в виде чрезвычайной меры, условия, на основании каковых разрешается производство японцами рыбного промысла в текущем году. Эти условия заключаются в следующем:
1) В текущем году японским рыбопромышленникам разрешается производство рыбного промысла на нижеуказанных участках по побережью русского Дальнего Востока: а) около 189 участков, которые находятся в аренде в текущем году, б) около 118 участков, на которые истек срок аренды в 1920 году.
2) Арендные платы и другие сборы собираются советом японских рыбопромышленников в русских водах “Рорио-суйсан-кумиай” в таких размерах, каковые должны вноситься в русскую казну соразмерно с прошлыми годами, и сдаются на депозиты в соответствующее учреждение. Расход этих денег производится лишь по указанию надлежащих властей.
3) Лица, занимающиеся рыбным промыслом, согласно вышеупомянутым условиям, пользуются защитой японских властей, как следует.
Само собою разумеется, японское правительство в силу этого постановления разрешает своим промышленникам производство рыбного промысла в самом ограниченном размере, а именно: лишь на таких участках, на каковые они имеют право. При том условлено, чтобы они вносили соразмерные арендные платы, сборы и прочее в депозиты. И на случай какой-нибудь тревоги, в промысловые воды отправляются японские военные суда приблизительно в таком количестве, что было летом прошлого года».
Вот как комментировала последнюю ноту газета «Голос Родины». Она сообщала о том, что японские рыбопромышленники, руководимые известным токийским предпринимателем Сейроку Цуцуми, решили добиться у своего правительства расширения японских прав в русских водах. В результате их ходатайства, японское правительство разрешило своим соотечественникам, работавшим на Камчатке на условиях прежних арендных договоров, вносить арендную плату вместо русского казначейства в токийское. Оно также освободило их от контроля русских консулов. «Достигнув намеченных целей, группа Цуцуми принялась реализовывать полученные преимущества. Последовало объединение крупных японских рыбопромышленников в синдикат, известный под названием “Ничиро-Кайша”. Синдикат пользуется крупной поддержкой японских банков, стремится монополизировать рыбное дело вытеснением русских рыбопромышленников».
19 мая 1921 г. представители Петропавловской городской Думы и морского ведомства, городской голова и начальник народной охраны составили акт о том, что «Ивами» и «Канто» во время зимней стоянки сбрасывали шлак и мусор под лед, а после его вскрытия — в воду. Часть шлака с «Канто» была вывалена на берегу, «чем сделала берег ковша непроходимым». Далее в акте говорилось о том, что подобные стоянки, которые «не считаются с общегосударственными интересами, будут засорять бухту, делая этим небезопасным вход в бухту судов, а, отравляя нечистотами воду, препятствуют заходу в бухту весенней сельди», отражаясь на благосостоянии граждан. Акт был предъявлен областному комитету.
Комитет, соглашаясь с высказанным мнением, обратился в японское консульство, прося дать командирам судов распоряжение об уборке шлака в место, указанное городским самоуправлением, а также с тем, «чтобы в будущем шлак, мусор, и нечистоты не выбрасывались в бухту, а вывозились на берег и там уничтожались, так как отбросы, выброшенные приливом на берег, подвергаются гниению, заражая воздух».
20 мая в консульство обратилась и городская управа. «От граждан города Петропавловска поступают в управу словесные заявления, что долгое пребывание в бухте “Ковш” военного транспорта “Канто” очень загрязняет бухту, принимая во внимание, что все нечистоты с судна и часть шлака выливаются и выбрасываются просто в воду. Отравляя нечистотами с судна воду, тем препятствуется свободный вход в бухту весенней сельди и вообще рыбы, и до минимума уменьшает этим ловлю, что тяжело ложится на скудный бюджет петропавловского обывателя. На основании сего городская управа просит Вас уведомить управу, когда транспорт “Канто” предполагает выйти из бухты “Ковш”».
5 июня консул сообщил, что он передал обращение. Командиры японских кораблей ответили, что загрязнение территории порта стало следствием отсутствия в нем портовых правил и какого-либо специального оборудования. «Требования, изложенные в означенном письме, считаются несправедливыми, если только не существуют правила о порте Петропавловска, центральным правительством и на основании международных обычаев установленные, и не установлены сооружения и порядок, дабы прибывающие военные суда могли надлежаще соблюдать таковые правила и пользоваться соответствующими удобствами».
Вскоре «Ивами» и «Канто» ушли в Японию. Им на смену прибыли крейсер «Читосе» и три миноносца. «Нийтака» в 1921 г. на Камчатку не приходил. 21 июня командиры кораблей представлялись главе областной власти. Старший японский начальник — командир «Читосе» капитан 1-го ранга К. Эндо — сделал традиционное заявление о том, что целью их прихода является защита жизни и имущества японских подданных и покровительство привилегиям, «приобретенным… в этом крае, следовательно, Япония не имеет никакого намерения вмешиваться во внутренние дела России». (Интересно, является или нет «вмешательством во внутренние дела» присутствие военного флота одного государства в территориальных водах другого без его официальной на то просьбы?).
Далее Эндо сообщил: «Хотя предполагается, что русская власть, безусловно, считает своею обязанностью обеспечить жизнь, имущество и приобретенные японцами права, но Япония, принимая во внимание несчастные события прошлого года в охотском побережье и настоящего положения на Дальнем Востоке, которое еще не гарантирует полного спокойствия, вынуждена была послать вверенные мне военные суда в Камчатский район. При этом извещаю, что я не замедлю принять соответствующие меры только в тех случаях, когда жизни, имуществу и интересам японцев станет угрожать опасность».
7 сентября 1921 г. японские миноносцы покинули берега полуострова и отправилась на зимовку в Японию. Крупные корабли остались в порту, продолжая заниматься боевой подготовкой. Так, 13 и 14 сентября команда «Читосе» тренировалась в стрельбе в районе Култучного и Халктырского озер.
Ослабление государственной власти в России, занятой гражданской междоусобицей, способствовало бесконтрольному хозяйничанью японцев на всем побережье Охотско-Камчатского края. Зачастую это выливалось в недостойные для представителей великого государства формы. По сообщению, пришедшему с парохода Добровольного флота «Сишан», ехавшие на нем японские рабочие агрессивно вели себя по отношению к русским пассажирам. По свидетельству очевидцев, «только благодаря благоразумию русских все наглые выходки японских рабочих были терпеливо снесены и обошлись без инцидента».
Этот случай был не единственным. Инспектор рыболовства Н. Н. Белов в отчете о деятельности промыслового надзора в западно-камчатском районе в 1921 г. сообщал о том, что японцы совершенно не выполняли его законных требований. Они заявляли, что «русского правительства нет, а потому они, действуя по инструкции своего Общества рыбопромышленников (Кумияй), не признают русский надзор и считаться с ним совершенно не намерены… В принципе придерживаясь русско-японской конвенции, ввиду отсутствия русской законной власти, они получили все документы в Японии и с русским надзором поэтому считаться не будут…».
Японцы не только игнорировали распоряжения, но и нередко оскорбляли должностные лица. Это позволяли себе не только администраторы промыслов, но и обычно дисциплинированные простые рабочие. «“Русский собака”, “русский дурак” и другие более красочные слова были обыденными возгласами японских рабочих по отношению к проходящему надзору». Отмечались и случаи прямого нападения: один из рыбаков набросился на промыслового надсмотрщика с ножом.
Несколько инцидентов произошло и с участием военных кораблей. Так, 20 мая крейсер «Ивами» посетил остров Беринга. Его команда доставила сюда запрещенные к ввозу спиртные напитки. К вечеру все местное население было пьяно. Утром следующего дня японцы привезли «подарки»: девять пудов риса и старые вещи, сложив их возле помещения островного комитета. Собрание жителей решило эти «подарки» вернуть, отправив их на бывшей губернаторской яхте «Адмирал Завойко» в Петропавловск для передачи обратно на крейсер. Сделать этого не удалось, так как начавшийся шторм вынудил яхту уйти в море.
8 августа на острове Беринга местные жители задержали по подозрению в браконьерстве шестерых японцев. Для разбирательства их отправили на японском военном транспорте в Петропавловск. Однако спустя месяц нарушителей здесь так и не увидели, по поводу чего высказывалось мнение, что «едва ли это будет сделано, так как известно, что японские транспорты с Камчатки ушли».
На зимовку в 1921—1922 гг. в Петропавловске вновь остался вспомогательный крейсер «Канто». Вот несколько эпизодов, характеризующих его пребывание в порту. 7 февраля 1922 г. в помещении городской управы проходило первое торжественное заседание гласных новой городской Думы. На нем присутствовали представители экипажа крейсера.
9 апреля на праздник Вербного воскресенья учащиеся городского училища в сопровождении заведующего областными училищами посетили «Канто» с экскурсией. Во время пасхальных торжеств «граждане имели большое удовольствие слушать духовой оркестр японского военного транспорта “Канто”. Ежедневно в течение двух часов оркестр исполнял лучшие части опер “Фауст”, “Риголетто”, “Кармен” и другие, и целые мелодии произведений японских и европейских композиторов».
16 мая по случаю отхода «Канто» в Японию его командир капитан 1-го ранга Сицида устроил прощальный прием для жителей Петропавловска. «С четырех часов пополудни можно было наблюдать стечение горожан около пристани “Нихон-Моохи” (японский торговый дом — С. Г.), откуда кунгасы перевозили гостей на судно. Когда собрались гости, командир судна попросил всех в зал, где играл духовой оркестр…». Вскоре «Канто» покинул Авачинскую губу, направившись на побережье. 25 мая он ушел с восточного берега в южном направлении…
А вот два не столь лирических сюжета, связанных с пребыванием корабля в петропавловском ковше, показывающих, что он находился здесь не только для услаждения публики звуками оркестра.
26 мая 1921 г. во Владивостоке произошел переворот, приведший к власти антибольшевистское Временное Приамурское правительство братьев Меркуловых. 25 сентября 1921 г. из Владивостока на охотско-камчатское побережье отправилась военная экспедиция. 28 октября один из кораблей экспедиции — военный буксир «Свирь» — вошел в Авачинскую губу. На следующий день советская власть в Петропавловске в очередной раз была низложена: члены облнарревкома с верными им людьми ушли в сопки. 11 ноября в порт пришел пароход Добровольного флота «Кишинев», на котором приехал особоуполномоченный правительства Меркуловых в Охотско-Камчатском крае Х. П. Бирич.
Заместитель председателя свергнутого облнарревкома М. Савченко-Славский в своем докладе в Дальбюро ЦК РКП(б), датированном 17 октября 1922 г., сообщал о том, что в феврале 1922 г. «наши отряды численностью в 70 человек сделали натиск на город (Петропавловск — С. Г.), внимательно наблюдая за поведением японцев, которые приготовились к тому, чтобы разоружить отряды областного комитета. Взять город с бою больше не пытались, но установили тесную блокаду… С 29-го апреля сего года… началась вторая кампания против Петропавловска. Отряд областного комитета увеличился до 100 человек… Снова была попытка занять город Петропавловск, но в тот момент, когда один из отрядов пытался занять радиостанцию, с японского крейсера был высажен десант, вооруженный пулеметами, который направился против наступающих на город отрядов. Не зная положения на материке и тактики центра по отношению к Японии, от боя с японцами уклонились…».
Сведений о том, что во время завершившейся зимовки возникали прошлогодние проблемы с утилизацией отходов жизнедеятельности японских кораблей, не найдено. Можно предположить, что взаимоотношения между японцами и горожанами в этой сфере были каким-то образом урегулированы.
В 1922 г. Япония пыталась достичь соглашения по конвекционному вопросу с правительством братьев Меркуловых. Его сорвали, с одной стороны, протесты ДВР и с другой — нежелание объединения япон-ских рыбопромышленников вести переговоры на эту тему. Весной 1922 г. поводом к захвату Японией полуострова, по мнению правительства ДВР, могло стать «отсутствие на нем законного представительства и административного аппарата РСФСР». В результате этого, например, могли быть потеряны Командорские острова с их огромными пушными богатствами из-за «неисполнения РСФСР обязательств по предоставлению содержания и питания охранной стражи на этих островах», вытекающих из ранее заключенных международных соглашений.
В конце весны 1922 г. на смену «Канто» пришел уже известный камчатцам «Мусаши-Кан»: он появился в Петропавловске 29 мая. Вечером 12 июня прибыл пароход «Косоку-Мару», доставивший уголь для кораблей японского флота. Кроме него отряд снабжали военные транспорты «Кошу», «Цуругизаки» и «Нозима».
16 июня в Петропавловск пришел крейсер «Нийтака» в сопровождении контрминоносцев «Мияке» и «Нияке». 20 июня на крейсере состоялся прием для городских властей. В этот же день на западный и восточный берега полуострова ушли оба миноносца, в Усть-Камчатск и Анадырь отправился транспорт «Кошу», а на север пошел крейсер «Мусаши-Кан». Миноносцы вернулись в порт в воскресенье 2 июля.
Рано утром 5 июля на западный берег Камчатки снялся «Нийтака». 15 июля в Петропавловск прибыл военный транспорт «Цуругизаки», привезший продукты для отряда. 20 июля «Нийтака» вернулся в порт, а ему на смену вышли миноносцы: один направился на север, другой — на западное побережье. 25 июля в порт зашел военный транспорт «Нозима», который спустя два дня ушел на восточную Камчатку.
4 августа в Петропавловск приехал заведующий пушными и рыбными промыслами Командорских островов Храмов, который сообщил о том, что на 11 июля на острове Медном промысловый надзор задержал шлюпку с пятью японцами со шхуны «Хичиман-Мару». Сама шхуна успела скрыться в море. 23 июля надзор здесь же арестовал шхуну «Сцито-Мару», на которой обнаружил 96 свежеснятых котиковых шкур и пять живых песцов. Всего было задержано 19 браконьеров, которых миноносец «Мияке» доставил для разбирательства в Петропавловск. Сама шхуна осталась на острове Медном.
В воскресенье 6 августа командование «Нийтаки» решило устроить спортивные игры и бег на призы, для чего дало в городской газете следующее объявление: «Начало в 12 часов дня. Вход бесплатный. Япон-ское командование приглашает петропавловцев посмотреть спортивные игры и желающих принять участие. Особых приглашений не будет».
8 августа вернулся из похода «Нияке», а утром 11 августа на восточный берег ушел «Мияке». На следующий день, 12 августа, на западное побережье отправился «Нийтака». Это плавание стало для крейсера роковым.
О том, как разворачивались дальнейшие события, повествует опубликованное в русской печати японское сообщение. «Крейсер “Нийтака” стоял на якоре в море около реки Озерной, 51о северной широты и 32о восточной долготы. Ночью 23 августа подул сильный тайфун с юго-востока, и весь экипаж приготовился к встрече его. Утром 26 августа юго-восточный ветер переменился, и тайфун подул с юго-запада. Набежали волны и покрыли палубу сплошным водяным валом, откуда вода полилась во внутренние части и лишила возможности топить котел, кроме того, берег покрылся густым туманом и наконец корабль соприкасался с берегом моря. Не имея никаких средств спасать корабль, все утонули с кораблем. Когда “Нийтака” тонул, играл национальный гимн “Кими-императора” за императорское государство и за крейсер “Нийтака”».
Судя по всему, японцы не ожидали такого поворота событий и были застигнуты врасплох. Они оказались не готовы противостоять напору стихии. Сравнительно низкобортный крейсер, который, как показывал опыт, подвергался в шторм сильному заливанию и качке, был захлестнут волнами. Из его экипажа спаслись всего 16 человек: матросы Окада, Акагава, Такаяна-ги, Янагизава, Итакава, Кояма, Такахати, Маэда, Хиросэ, Цукада, Чишику, Кавахара, Ямагабаями, Танигучи и унтер-офицеры Камихуза и Хатакеяма. Последний получил серьезные ранения, остальные существенно не пострадали. Имеются сведения о том, что часть моряков находилась на берегу. Возможно, что именно они и уцелели.
26 августа, с получением известия о гибели крейсера, на место катастрофы отправился миноносец «Мияке». К полудню 29 августа здесь были найдены трупы 16 моряков. Среди них оказались командир крейсера капитан 1-го ранга Кога, штурман лейтенант Нураяма, мичманы Ота и Хакамада, старший унтер-офицер Хирай, унтер-офицеры Кобаяси и Кубота, матросы Наказима, Иноуэ, Накано, Макикава, Сато, Имадоме, Огава, Маэда, Такино. Как отмечалось в донесении, «все покойные прилично одеты. На них флотские формы и никаких признаков мучения не заметно». Дальнейшие поиски позволили обнаружить еще два десятка трупов.
11 сентября в Петропавловск из района кораблекрушения вернулся транспорт «Нозима», доставивший сюда останки моряков «Нийтаки». 15 сентября состоялось торжественное прощание с ними. В 12 часов дня поклониться праху покойных на транспорт прибыли делегации от петропавловского гарнизона, городского самоуправления и чинов гражданского управления. «В одном из трюмных помещений в носовой части транспорта, среди тишины вечного покоя, охраняемые часовыми матросами, спасшимися с крейсера “Нийтака”, предстали перед прибывшими в маленьких деревянных гробах испепеленные останки еще так недавно покинувших наш рейд японских моряков, в ожидании скорого отправления их на родину.
Здесь, в присутствии командира и господ офицеров транспорта и представителей местной японской колонии, начальник военной депутации подполковник Кузнецов от имени начальника гарнизона капитана 1-го ранга Ильина и военных чинов возложил венок, украшенный живыми цветами и лентами с надписью “Безвременно погибшим морякам крейсера “Нийтака” от гарнизона города Петропавловска-на-Камчатке”, выразив в краткой речи соболезнование и печаль императорскому японскому флоту, армии и дружественному нам японскому народу в постигшем их несчастии. И, отдавая последний привет погибшим, каждый военный глубоким поклоном попрощался с ними.
После выражения соболезнования начальника Петропавловского уезда господина Стецюк (эта временная должность была утверждена выехавшим с полуострова особоуполномоченным в Охотско-Камчатском крае Х. П. Биричем — С. Г.) был возложен венок с надписью “Морякам японского флота, погибшим на крейсере “Нийтака”, от чинов гражданских ведомств Камчатской области”. Городской голова господин Колмаков возложил венок с надписью “Погибшим морякам крейсера “Нийтака” от Петропавловского городского самоуправления».
Командир «Нозимы» в краткой ответной речи поблагодарил депутацию горожан и военных. 17 сентября судно отправилось в Японию.
Остальные корабли покинули Авачинскую губу 26 октября 1922 г. 19 октября командир дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга Накаяма посетил городского голову и выразил благодарность населению города от имени японских моряков «за дружеское отношение во время сравнительно долгого пребывания их здесь, а равно за внимание к ним и содействие городского самоуправления, как-то: разрешение рыбной ловли, устройство игр и развлечений для команд в городе». На прощание Накаяма, пожелав «скорейшего установления полного порядка в России и Камчатской области, дальнейшего процветания дружбы между соседями Японией и Россией, развития промышленности и взаимных операций», просил передать от японских моряков местным школам и Народному дому 50 и 20 руб.
2 ноября 1922 г. отряды белой русской армии покинули Петропавловск. На короткий период власть в областном центре перешла к городской управе. 10 ноября в город вошли красные партизанские отряды. Теперь здесь окончательно была восстановлена советская власть.
В 1923 г. японское военное присутствие в камчатских водах наблюдалось в тех же масштабах, что и в прошлые годы. Вечером 21 мая в петропавловский Ковш вошли «Канто» и три миноносца. По заявлению командира отряда, боевые корабли «прибыли сюда с дружескими намерениями спасать потонувший в прошлом году их крейсер “Нийтака” и его людей, миноноски же пришли еще и с другой целью — это следить за правильностью рыбной ловли японскими рабочими на арендованных японскими рыбопромышленниками камчатских рыбалках».
Реакция новых камчатских властей на прибытие эскадры была достаточно резкой. Вот она, изложенная пером яркого публициста В. М. Кручины. «Были точно такие же заходы и раньше, то есть в прошлые годы. Начальство таких судов обыкновенно сейчас же по прибытии расклеивало по городу Петропавловску объявления, в которых говорилось, что японские имперские военные суда, желая дружбы с русским народом, пришли охранять японских граждан, живущих на Камчатке, и тут же делалась приписка, в случае, ежели хотя бы одному императорскому подданному будет учинено какое-либо притеснение, то императорскими судами будут приняты решительные меры. Как видно, разговор начинается о дружбе, переходит к охране, видимо от этой дружбы, “императорских подданных”, а в заключении говорится просто, что мы пришли сюда исключительно только за тем, чтобы вы, русские, не чинили препятствия нам, японцам, обделывать свои делишки…».
Губернский революционный комитет, представлявший на Камчатке советскую власть, теперь единственную власть на всей территории России, вернее, теперь уже СССР, не был извещен о прибытии японского отряда, оказавшись поставленным перед фактом появления иностранных боевых кораблей. «Приход военных японских судов в русский порт без всякого спроса и разрешения власти республики Советов, то есть рабоче-крестьянского правительства, больше чем непонятен».
Вывод же из случившегося был сделан такой. «Пользуясь своей технической силою, японцы не сочли за нужное хотя бы поставить в известность русское рабоче-крестьянское правительство о своем высокочеловеческом намерении спасать людей… Для нас их цель ясна. Первое: создать моральное давление на русскую власть и русское население вообще, чтобы в случаях нарушения японскими рыбопромышленниками тех или иных рыболовных правил они не соизволили бы учинить препятствие к оному. Второе: это давление на своих, забитых, угнетенных рабочих, чтобы они не вздумали заразиться большевистской заразой».
Итак, японцы, несмотря на изменение политической ситуации, по-прежнему чувствовали себя хозяевами положения на камчатском побережье. Нередко они действительно испытывали новую власть «на прочность». Так, 22 мая в Петропавловск зашел японский пароход «Синьо-Мару». На следующий день в бухте его не обнаружили. Пароход исчез, не оформившись. Это являлось грубейшим нарушением правил судоходства и демонстрацией неуважения к местной администрации.
«Ни в одном государстве, ни в каком порту, ни одно судно не может сделать того, что сделал пароход “Синьо-Мару”… Все это ясно и японцам… и, конечно, при другом стечении обстоятельств, командир “Синьо-Мару” не рискнул бы, войдя в иностранный порт, не оформив того, что положено, выйти из такового, не сообщив цель своего прибытия, своих дальнейших намерений и того места, куда он пойдет». Впрочем, через пять дней нарушитель вновь появился в Авачинской губе: в Усть-Камчатске его не допустили к разгрузке из-за отсутствия разрешения губревкома на право каботажного плавания.
Похожая история приключилась и с пароходом «Шохо-Мару», который также прибыл в Усть-Камчатск без необходимых документов. Получив соответствующее разрешение, вечером этого же дня он вновь отправился в Усть-Камчатск на рыболовный участок фирмы Ничиро.
В июне один из миноносцев остановился на створе петропавловского Ковша, перегородив фарватер. Советское военное командование предложило ему освободить проход, переменив место стоянки на более подходящее, что и было выполнено в тот же день. Твердая позиция властей, видимо, произвела на японцев впечатление, так как после этого случая подобные грубейшие нарушения международных обычаев и правил мореплавания с их стороны в порту Петропавловска более не отмечались.
Местное военное командование позволило кораблям получать за плату воду из городского водопровода. Морякам, как и в прежние годы, разрешался съезд на берег для прогулок.
30 мая «Канто» отправился в Озерную к месту гибели «Нийтаки». Наиболее ценное оборудование и приборы сняли с крейсера и погрузили на транспорт. Останков погибших моряков не нашли. Для того чтобы очистить фарватер для прохода судов, корпус крейсера было решено взорвать. На берегу напротив места прошлогодней трагедии японцы установили памятник своим погибшим соотечественникам.
Японские корабли продолжали патрулировать советские берега до начала войны на Тихом океане между Японией и США, когда их пребывание возле Камчатки стало, по понятным причинам, невозможным.

Назад