АКТИВНОЕ РЫБОЛОВСТВО ЯПОНИИ В КАМЧАТСКИХ ВОДАХ

В конце 1920-х гг. Япония перестала ограничиваться ловлей рыбы и краба в рамках действовавшей между ней и СССР рыболовной конвенции, оговаривавшей условия совместного берегового рыболовства. С этого времени она начала активно расширять так называемый «активно-глубьевой лов», ведшийся в открытом море. Он рассматривался японцами как возможность существенного увеличения количества добываемой продукции без дополнительных обязанностей перед СССР.

Одним из способов противостояния советскому нажиму японская сторона избрала «глубинный» морской лов, ведшийся на расстоянии нескольких миль от берега вне трехмильной зоны территориальных вод СССР. Отныне она рассматривала активное рыболовство как средство давления на СССР. Его развитие могло позволить добиться лучших, чем оговоренные конвенцией, условий для японских береговых промыслов, вплоть до ограничения развития советской промышленности.

Впервые методику промысла в открытом море японцы опробовали в 1927 г. в районе Усть-Камчатска. Вначале для этой цели они применили крупные ставные неводы, стоявшие за пределами территориальных вод СССР. Высокая стоимость таких сооружений, достигавшая 500 000 иен, сильно отражалась на цене рыбопродукции и постепенно заставила отказаться от их широкого использования. С начала 1930-х гг. активный лов велся в уже двух направлениях: как ставными неводами, так и рыболовецкими флотилиями, состоявшими из траулеров, более мелких промысловых судов (сейнеров, кавасаки, кунгасов) и разведчиков. Эти суда сдавали улов на крупные плавзаводы. В состав флотилий входили также пароходы-снабженцы и рефрижераторы, вывозившие замороженную рыбу в Японию.

Японский журнал «Течи Гио-Гио Кай» в ноябре 1930 г. писал: «С каждым годом наступление советских госрыбоорганизаций увеличивается, и в результате давления советских властей налицо имеется угроза прекращения нашей рыбопромышленности в русских водах… Если окажется, что лососевых можно ловить не с береговых участков, а в открытом море, то можно будет производить промысел лососевых, не имея никакого отношения к СССР. Если бы пойманную рыбу можно было бы обрабатывать на плавучих заводах, как это делается на краболовах, то вопрос бы был разрешен. Если дело будет обстоять так, то вопрос рыбопромышленности в русских территориальных водах решится не дипломатическим путем, а чисто технически».

В 1930 г. свой глубинный невод вдоль берегов Камчатского залива на подходе к устью реки Камчатки выставила фирма Яги. В результате этого подходы лосося в реку были практически полностью перегорожены сплошной стеной сетей. По словам японского источника, «постепенно практически осуществляется лов в открытом море, и в этом году в водах восточной Камчатки работала фирма Яги при помощи ставных неводов».

Осенью 1930 г. Б. И. Гольдберг, директор-распорядитель АКО — самого крупного советского пользователя охотско-камчатских вод — в докладе краевому комитету ВКП(б) подводил итоги деятельности рыбной промышленности общества. Выполнение плана по добыче рыбы составило 76,4 %, по крабам — 30,8 %. Причинами невыполнения рыбной программы назывались слабый ход лосося и «срыв работы Усть-Камчатского завода фирмой Яги путем постановки стального невода», почти полностью перекрывшего рыбе проход к берегу.

«Этот вопрос даже чисто политический. Мы ставили этот вопрос в правительстве, была по этому вопросу создана специальная Тройка, и эту фирму сняли с промыслов, но тогда, когда ход рыбы уже прошел. Фирма эта потерпела большие убытки. И понятно, если бы это не финансировалось японским правительством, то ни одна фирма не выдержала бы этого, она перенесла этот невод на западный берег».

Невозможность решить возникшую проблему дипломатическим путем вынудило советскую сторону действовать так. 15 июля 1930 г. пограничный сторожевой корабль «Воровский» с промысловым надзором на борту, возглавляемым старшим инспектором рыболовства К. Русских, подошел к «месту установки хищнического забора фирмы Яги… В два часа ночи "Воровский" вошел в неводные заграждения, причем уничтожил один невод, и во избежание его намотки на винты вышел задним ходом из сетей. Всего "Воровский" прорвал тройную линию невода, оттяжку, ловушки и крыло, причем крыло было на стальном полуторадюймовом тросе, так что трос пришлось рубить на лапе якоря». После этого корабль ушел к РКЗ № 1 АКО.

Во время этой операции японских эсминцев вблизи не было, но здесь находились четыре японских парохода, «из которых один, после того как мы начали выходить из невода, начал давать гудки и в это же время по-русски начал нас запрашивать по радио: "Кто находится в северных сетях, что делаете?". Ответа мы никакого не давали, и выйдя из неводов, изменив курс, скрылись в налегшем опять тумане"».

Стоимость уничтоженного «Воровским» невода оценивалась в 50 000 руб., а всего ставного забора из шести ловушек — в 500 000 руб.

В районе установки невода все время находилась исследовательская шхуна Минземлеса Японии «Сюнкоцу-Мару» с инспектором рыболовства Мияке на борту, вскоре с западного побережья сюда прибыла шхуна «Кинши-Мару» с инспектором Като.

К «Воровскому» с «Сюнкоцу-Мару» подошел катер с письмом от Мияке на имя инспектора Русских. На корабле принять его отказались, сообщив, что инспектор находится на берегу. После этого катер отправился на японский участок, где передал письмо арендатору. Вскоре его вручили адресату через погранохрану. Вот его содержание.

«Усть-Камчатск, 15 июля 1930 г. Рыбинспектору Русскому. У меня есть дела, о которых с Вами нужно переговориться срочно. Если Вы будете на судне, то прошу ответить мне, когда я могу к Вам заехать, и тогда прошу постараться, чтобы наш пароход "Сюнкоцу-Мару" мог бы стоять близко к Вашему судну…».

Утром на место происшествия пришел японский эсминец, около которого собрались все пароходы и обе шхуны. Было похоже на то, что они обследовали повреждения. В 12 часов дня эсминец полным ходом направился к «Воровскому», зашел в трехмильную зону территориальных вод СССР и, находясь примерно в полукилометре от строжевого корабля, выпустил дымовую завесу. Затем он развернулся и сыграл боевую тревогу, направив пушки и пулеметы на «Воровский». Этот маневр корабль проделал дважды, поворачиваясь к сторожевику то одним, то другим бортом. После этого он вышел из территориальных вод и встал на якорь.

Катер АКО «Коряк» доставил на «Сюнкоцу-Мару» ответ советского рыбинспектора, гласивший: «Господин Мияке. По всем интересующим Вас вопросам благоволите обратиться в полпредство СССР в Токио или в крайисполком в Хабаровске. С совершенным к Вам уважением К. Русских». Получив ответ, шхуна покинула трехмильную зону, встала на якорь и более к «Воровскому» и берегу не подходила.

По полученным советской стороной сведениям, в результате разрушения невода японцы понесли большие убытки. Они смогли сделать всего 12 000 ящ. консервов, а восемь пришедших за рыбой рефрижераторов ушли обратно пустыми. Вот как фирма Яги оценивала потери от этого происшествия. «…Имелось предположение о возможности улова в 10 000 коку (1 коку равен 1,5 ц — С. Г.). Дело же закончилось тем, что поймали 6 500 коку. Но, конечно, это произошло от того, что русское охранное судно перерезало невода, и работу пришлось прекратить перед самым началом главного сезона лова».

Тем не менее, опытная постановка невода в открытом море признавалась удачной и перспективной. «На этом основании по качеству рыболовный участок фирмы Яги можно сравнить с хорошим участком фирмы Ничиро… Если принять во внимание, что таковой лов начали производить в нынешнем году впервые…, то легко предвидеть, что лов в открытом море при помощи тате-ами создает новую эпоху в рыбопромышленности северных морей». В конструкцию же невода, по мнению инженера испытательной станции, участвовавшего в эксперименте, следовало внести усовершенствования. «Так как рыба в открытом море идет более редко, то поэтому необходимо при установке тате-ами в открытом море крылья (каки-ами) делать гораздо более длинными. В открытом море против реки Камчатка на восточном берегу необходимо делать крылья приблизительно в пять миль, чтобы рыба не шла к берегу. В противном случае… трудно достигнуть тех результатов лова, как на береговых участках».

В 1930 г. японцы приступили к активному лову и другим методом: применяя так называемые «плавные» сети, выставляемые с судов. Стоимость одной такой снасти длиной 50 м составляла всего 35 иен, они позволяли при необходимости быстро сменить место постановки, чего со ставным неводом сделать было практически невозможно. Этот способ глубинного лова постепенно вытеснил глубоководные ставные неводы, которые уже к середине 1930-х гг. почти вышли из употребления.

По данным японской печати, в 1934 г. предполагалось отправить к берегам Камчатки более 35 крупных судов. В этом году промысел вели флотилии, в состав которых входили плавзаводы водоизмещением до 6 000 т, рефрижераторы, траулеры, разведчики водоизмещением до 80 т и 10—15 катеров и кавасаки. Готовую продукцию составляли различные сорта посола и высококачественные консервы.

По словам переводчика Като, работавшего на японском заводе № 34, размещавшемся в районе Усть-Большерецка, на западной Камчатке в этом сезоне находились 16 плавбаз и 400 мелких плавединиц, принадлежавших фирмам «Ничиро Гио-Гио Кабусики Кайша», «Хиромусиро Суйсан Кайша», «Киморо Санчисо», «Тайхэие Иохоги» и «Окомури Годы». Като выражал уверенность в том, что ввиду большой рентабельности лова в открытом море, в недалеком будущем японцы совершенно откажутся от лова с берега. Японские фирмы организовали промысел на основе многолетних научных исследований, ведшихся специализированными судами Минземлеса «Кокуйо-Мару», «Кинси-Мару» и «Сюнкоцу-Мару». Подход их флотилий к берегам полуострова всегда точно приурочивался к началу рунного хода лосося.

Преимущества глубинного лова, по мнению советской стороны, могли быть охарактеризованы следующими данными: два японских плавзавода, стоявшие в районе Усть-Большерецка, программу в 70 000 ящ. консервов из нерки полностью выполнили к началу августа. На каждом из них было занято не более 50 рыбообработчиков, в то время «как на наших береговых заводах АКО занято до 120 человек, не принимая в расчет ловцов, причем береговые заводы таких больших программ совершенно не знают».

Ниже приведены основные районы и объекты лова, данные о количестве японских судов в сезон 1934 г. Данные, полученные авиаразведкой и наблюдением с берега, нельзя считать абсолютно точными, так как суда меняли свое положение и могли быть отмечены дважды.

В Камчатском заливе с 13 мая по 31 июля 90 судов (10 плавбаз, два траулера, 78 мелких) ловили треску и лосося.

В Кроноцком заливе с 27 мая по 15 августа 107 судов (13 плавбаз, три траулера, 91 мелкое) добывали крабов, лосося и треску.

В Авачинском заливе с 30 мая по 25 июля 99 судов (6 плавбаз, четыре траулера, 89 мелких) промышляли лосося, треску и крабов.

На участке от бухты Жировой до мыса Лопатка с 22 июня по 10 августа 67 судов (восемь плавбаз, три траулера и 56 мелких) ловили лосося и треску.

На протяжении от мыса Лопатка до Усть-Большерецка с 5 июля по 1 сентября находились 99 судов (четыре плавбазы и 95 мелких), добывавших исключительно лосося.

На участке от Ичи до мыса Ухтолокского с 3 мая по 30 августа 65 судов (краболовы «Ваканура-Мару», «Хокусо-Мару», «Сингу-Мару», «Сонеки-Мару», № 33, а также 60 мелких) промышляли крабов.

Общая численность японского рыболовецкого флота в камчатских водах в 1934 г. в сравнении с 1933 г. выросла втрое (с 175 до 527 судов). При этом на промысел вышел 41 плавзавод вместо 17 в 1933 г., 12 траулеров вместо восьми, пять краболовов вместо трех и 469 мелких ловецких единиц против 147. Этот флот обслуживали около 5 тысяч человек. Первые плавзаводы в 1934 г. вошли в воды Камчатского залива 13 мая. Они оставались возле полуострова до 1 сентября, постепенно переходя на западный берег, где рунный ход лосося начинался позднее.

В Кроноцком заливе флотилии появились 27 мая, а в конце июля они также начали перемещаться на западный берег, работая в Авачинском заливе, в бухте Жировой и в районе от мыса Лопатка до Усть-Большерецка, откуда последние из них ушли домой также 1 сентября.

Всего эти плавзаводы, по японским данным, поймали в 1934 г. 8 560 000 лососей против 5 620 000 в 1933 г. Их продукция 1934 г., составившая 365 000 ящ. консервов, соленой и мороженой рыбы, отправленной на консервные заводы Курильских островов и Хоккайдо, стоила 12 млн иен.

Результатом их деятельности стали «исключительно плохие последствия для берегового рыболовства в Усть-Камчатском районе». Бурное развитие японского активного промысла привело к заметному подрыву рыбных запасов, особенно в районе реки Камчатки. Эти хорошо иллюстрируется следующими цифрами, показывающими количество пойманной в реке нерки: в 1930 г. — 815 000, в 1931 г. — 516 000, в 1932 г. — 536 000, в 1933 г. — уже 253 000, а в 1934 г. — всего 82 000 шт. Катастрофически низкий улов нерки в 1934 г. не смог обеспечить даже потребности местного населения, вынужденного заготавливать ее в других районах.

Уловы отечественных береговых морских промыслов в Усть-Камчатском районе падали год от года. Если в 1931 г. советские предприятия добывали 27,9 % всей рыбы, то в 1933 г. их доля составила лишь 15,5 %. Остальной улов пришелся на японские сети. Примерно 60 % рыбы, пойманной в сезон 1934 г. ставными неводами на береговых участках района и в реке Камчатке, имели на себе следы японских сетей. Рыба среднего размера в уловах почти отсутствовала: ловилась лишь крупная и мелкая. Мелкая прорывалась сквозь сети, крупная — не могла объячеиться, так как размер ячеи японских неводов был рассчитан на ее средний размер.

В 1934 г. советские и японские производственные мощности Усть-Камчатского района были примерно равны: обе стороны имели по три рыбоконсервных завода с 12 и 13 линиями соответственно. Усть-Камчатский рыбокомбинат АКО включал четыре засольных базы, фирма Ничиро — три. Отечественные предприятия снабжались рыбой с 13, японские — с 15 участков.

Ориентировочные подсчеты потребности в сырье для полной загрузки названных мощностей показывали, что при проектной мощности консервных линии в 15 тыс. ящ. за сезон для них требовалось около 5 000 тыс. шт. лососей. Засольные базы могли обработать еще 3 500 тыс. шт. Несмотря на то что проектная мощность заводов АКО была рассчитана на ежегодный выпуск 195 000 ящ. консервов, фактически они произвели: в 1932 г. — 70 564, в 1933 г. — 51 451, в 1934 г. — 41 307. Количество приготовленных в 1934 г. консервов показывает, что оно составляло всего 21,2 % технической возможности предприятий.

Приведенные данные показывали необходимость принятия самых срочных мер к противодействию японскому хищническому лову в открытом море. Такими мерами могли стать заключение договоренностей между сторонами, а также начало советского активного морского рыболовства, которое тоже можно было бы использовать как средство давления на японцев. Они это прекрасно понимали. Вот что в 1934 г. заявлял японский консул в Петропавловске К. Сайто. «Рыболовство в открытых морях является важным вопросом в отношениях между государствами… Получены сведения о том, что СССР в нынешнем году намерен заняться ловом в открытом море. Это обстоятельство создает очень сложное положение. Поскольку вопрос о том, не является ли лов в открытом море нарушением нами рыболовной конвенции, нами обсуждался, мы считаем, что его нельзя связывать с конвенцией, так как она действует только на советских побережьях. Прежде СССР просил Японию прекратить лов в открытых морях, однако нам совершенно ясно, что этот лов не нарушает конвенции, и поэтому мы не считались с протестами СССР».

Протесты советской стороны, в первую очередь, были вызваны резкой, год от года снижавшейся производительностью ее береговых участков, вызванной практически неконтролируемым выловом рыбы на подходе к побережью Камчатки. Хищнический промысел наносил наибольший ущерб отечественной промышленности, основанной в тот период исключительно на береговом рыболовстве.

«Заставить японцев отказаться от лова в открытом море только словами мы не сможем, нужны меры другого свойства — это как можно скорее организовать свой соответствующий флот для лова в открытом море. Этим самым мы поставим японцев перед фактом двухсторонней заинтересованности в ограничении, регламентации или отказе от такого способа лова. Целесообразность подобного мероприятия уже доказана на примере работы наших краболовов. Разговоры о необходимости организации лова в открытом море ведутся давно, но несмотря на то что мы уже вступаем в период переговоров с японцами о пересмотре действующей рыболовной конвенции, мы не создали до сего времени такого флота, тем самым поставив себя в вопросе о лове в открытом море в полную зависимость от японцев».

«Если мы не сможем в оставшийся до 1935 г. короткий срок создать свой флот по лову в открытом море, мы должны будем так или иначе подчеркнуть японцам результаты их восьмилетнего рыболовства в открытом море в Усть-Камчатском районе и… издать административные распоряжения, которыми в целях разведения и охраны рыбы в Усть-Камчатском районе запретить лов рыбы в течение пяти лет, проделав это путем резкого ограничения нормы вылова по всем участкам…».

АКО планировало начать активный морской лов в 1935 г., но сделать этого ему не удалось. В 1934 г. общество имело 186 береговых участков, причем 54 из них не эксплуатировались из-за нехватки рабочих рук и недостатка снабжения. Из поставленных на остальных 132 ставных неводов около четверти большую часть сезона не перебирались, то есть тоже не работали. В прошлом 1933 г. бездействовали 34 участка. Не работавшие промыслы примыкали к японским участкам. Это обстоятельство вызывало у советских представителей опасение, что оно может «быть с успехом использовано японцами против нас при переговорах о пересмотре рыболовной конвенции», которые вскоре должны были начаться между сторонами.

Неблагополучно обстояли дела и с крабовым промыслом. Японские краболовы, на которых работало около 3 000 чел., в 1934 г. выпустили 180 000 ящ. консервов (в среднем, по 25 600 ящ. на судно) стоимостью 7,5 млн иен. Эти показатели резко уступали достигнутым в предыдущие годы. Истощение запасов крабов было особенно заметно на береговых участках, где для приготовления одного ящика консервов в 1928 г. их требовалось 55 шт., а в 1934 г. — от 95 до 120 шт.

Так как японские суда ловили в непосредственной близости к трехмильной зоне, то советская сторона неоднократно фиксировала нарушения ими территориальных вод СССР. В 1934 г. всего было зарегистрировано 29 таких случаев, 13 их которых пограничники учли составлением односторонних актов, 14 отметили суда Совторгфлота и АКО и два зафиксировала авиаразведка. Наибольшее количество нарушений пришлось на окрестности Петропавловска — 21 и Усть-Большерецка — 6. Основной причиной захода в советские воды японцы называли нехватку на судах пресной воды.

С начала мая и до сентября 1934 г. побережье Камчатки патрулировали отряды, состоявшие из двух японских эсминцев, посменно приходившие из порта Оминато. Вначале они курсировали от Усть-Камчатска до Тигиля, затем, с переходом японских плавзаводов с восточного на западное побережье, переместились в район от Усть-Большерецка до острова Птичьего.

Основное количество японских плавзаводов принадлежало фирме Ничиро. Она же владела в районе Усть-Камчатска тремя рыбоконсервными заводами. Регулярное недовыполнение этими предприятиями планов производства продукции с лихвой перекрывалось работой плавзаводов. Но в 1934 г. подрыв рыбных запасов Усть-Камчатского района, дававшего в середине 1920-х гг. 42 % нерки, 5,5 % кеты, до 70 % кижуча и до 90 % камчатских уловов чавычи, вызывал опасение в японских рыбопромышленных кругах. Это вынудило их начать освоение новых районов промысла в Кроноцком заливе на восточном берегу, возле реки Озерной и Усть-Большерецка на западном побережье полуострова.

В 1935 г. японцы в Камчатском заливе активным ловом не занимались. В этом сезоне они сосредоточили свои плавзаводы и до 200 мелких судов южнее у мыса Кроноцкого. Это вновь отразилось на советском улове нерки в реке Камчатке, достигнувшем к 1 августа всего 300 000 шт.

По неполным данным, в 1935 г. у берегов Камчатки находились до десяти плавзаводов, 15—20 больших шхун, 8—10 траулеров и до 500 мелких суденышек. Существенного изменения их общей численности по сравнению с предыдущим сезоном не произошло.

Как и в прошлые годы, в районах лова на протяжении всего сезона находились эсминцы. Они служили своеобразными ориентирами для мелких промысловых судов, становясь точно на границе трехмильной зоны территориальных вод. По сообщению дипагента НКИД в Петропавловске, «при отсутствии наших судов мелкие плавединицы свободно проходили в трехмильную зону и занимались хищничеством. При появлении на горизонте нашего охранного судна "Воровский" или другого какого судна, миноносцы сигнализировали об этом хищникам, и последние быстро отходили на линию миноносца, зная, что он стоит на гране трех миль».

Рыболовный сезон 1935 г. прошел без особых нарушений. Они сводились к заходу в территориальные воды отдельных мелких суденышек. Как правило, пограничная охрана оформляла их односторонними актами. Всего было отмечено около пятидесяти таких случаев.

К началу 1940-х гг. центр японского лова на Камчатке окончательно переместился с берега в море. Это стало возможным вследствие широко поставленного еще в начале 1930-х гг. мечения рыб, выявившего их основные миграционные пути, а также благодаря росту рыболовецкого флота и освоению техники морского лова. Японцы начинали промысел в конце апреля у Командорских островов, затем, по мере продвижения косяков к рекам восточной Камчатки, они переходили в Камчатский и Кроноцкий заливы. Большое количество лосося вылавливалось возле Курильской гряды, причем его преобладающая доля приходилась на нерку, шедшую в реку Озерную через проливы северной части Курил. Лов производился плавными сетями, собранными в порядки длиной в несколько сотен метров, сплошь перегораживавшими проливы между островами.

С началом Тихоокеанской войны, то есть военных действий между США и Японией, характер японского активного рыболовства изменился: с 1942 г. он проводился только на западной Камчатке. Из Озерной, Кошегочка, Опалы, Митоги и других пунктов постоянно наблюдались скопления японских судов, находившихся на расстоянии шести — восьми миль от берега. Количество судов заметно выросло по сравнению с 1941 г. Это объяснялось тем, что сюда была переброшена их часть, ранее промышлявшая в районе Алеутских островов. По оценке дипагента НКИД А. Савельева, в Большерецком районе находилось не менее 150 единиц: плавбазы, сейнеры, тральщики, кавасаки и моторно-парусные шхуны. В 1942 г. лов длился до сентября. Советские уловы нерки в Усть-Камчатском районе продолжали снижаться.

Японский морской лов по-прежнему отрицательно влиял на уловистость советских ставных неводов: в море перехватывалось значительное количество лосося. Как и в довоенные годы, в ловушки попадало много помятой рыбы со следами сетей.

В 1943 г. из-за условий военного времени численность японского промыслового флота резко сократилась. Ученые Камчатского отделения ТИНРО полагали, что именно это стало причиной обильного хода нерки в реке Озерной, наблюдавшегося в сезон 1943 г.