ГЕНЕРАЛЫ КАМЧАТСКОЙ ГЕОЛОГИИ

5. ГЕНЕРАЛЫ КАМЧАТСКОЙ ГЕОЛОГИИ

Всё зависит от личности.
Есть личность - будет история,
нет - будет хроника.

СПИСОК

С момента становления на Камчатке своей территориальной структуры геологической отрасли и до момента написания этой книги прошло 50 лет. За это время у руля этой структуры "отстояли" 12 человек. Кроме того, северо-камчатские недра изучали геологи знаменитого Дальстроя МВД СССР, которые затем были организованы в составе Пенжинской (Северо-Камчатской) территориальной структуры геологической отрасли. До слияния ее в 1964 году с Камчатской структурой, ею в общей сложности руководили 4 человека. Итого, за всю историю камчатской геологии, у нее было 16 руководителей. Вот этот список.

Пенжинская геологическая экспедиция ГРУ Дальстроя МВД СССР, п. Кушка Магаданской области (1946 - 1950 гг.):

1. Владимир Алексеевич Титов - начальник и главный геолог экспедиции (декабрь 1946 - 1950 г.)
Пенжинское районное геологическое управление ГРУ Дальстроя МВД СССР, п. Кушка Магаданской области (1950 - 1955 гг.):

2. Александр Никанорович Долгов, начальник райГРУ (1950 - 1955 гг.)
Пенжинская геологоразведочная экспедиция Приморской комплексной ГРЭ СВГУ, п. Хасын Магаданской области (1955 - 1959 гг.):

Продолжает руководить А. Н. Долгов (1955 - август 1957 г.);
3. Тихон Васильевич Тарасенко, начальник экспедиции (август 1957 - май 1959 г.).
Пенжинская комплексная ГРЭ СВГУ, п. Первореченск Камчатской области (1959 - 1964 гг.):

4. Юрий Павлович Рожков, начальник экспедиции (1959 - 1964 гг.).
Камчатская геологоразведочная контора "Камчатнефтегеология", г. Петропавловск-Камчатский (1949 - 1951 гг.):

5. В. Ламин - управляющий конторой, директор геологической и административной службы 3 ранга (1949 - июль 1950 г.);
6. Михаил Федорович Шевченко - управляющий конторой, директор геологической службы 3 ранга (12. 07.1950 - 24. 07. 1951 г).
Камчатское геологическое управление, г. Петропавловск-Камчатский (1951 - 1955 гг.):

7. Евгений Иванович Тухтин, начальник управления, директор геологической службы (24. 07. 1951 - март 1955 года);
8. Владимир Алексеевич Аввакумов - исполняющий обязанности начальника управления (23 марта 1955 - июль 1955 года).
Камчатская комплексная геологоразведочная экспедиция, г. Петропавловск-Камчатский (1955 - 1957 гг.):

9. Михаил Сергеевич Сергеев - начальник экспедиции (июль 1955 - ноябрь 1957 года).
Камчатское районное геологоразведочное управление (райГРУ), г. Петропавловск-Камчатский (1957 - 1963 гг.):

10. Дмитрий Алексеевич Бубнов - начальник управления (1 ноября 1957 - 11 июня 1959 года);
11. М. Д. Чернов - исполняющий обязанности начальника управления (июнь 1959 - 25 июля 1960 года);
12. Павел Тимофеевич Усков, директор управления (25 июля 1960 - 31 декабря 1963 года).
Камчатское территориальное геологическое управление (КТГУ), г. Петропавловск-Камчатский (1964 - 1980 гг.):

Продолжает руководить П. Т. Усков (январь 1964 - сентябрь 1966 года);
13. Вадим Михайлович Никольский - начальник управления (сентябрь 1966 - 9 июля 1973 года);
14. Рем Александрович Ремизов - начальник управления (июль 1973 - июнь 1980 года).
Производственное геологическое объединение "Камчатгеология", г. Петропавловск-Камчатский:

Продолжает руководить Р. А. Ремизов (июнь 1980 - 8 августа 1983 года).
15. Виктор Иванович Лаштабег - генеральный директор объединения (август 1983 - июль 1992 год);
16. Василий Викторович Кноль - генеральный директор объединения (с 1992 г.).

Они были разными, но каждый внес определенную лепту в становление и дальнейшее развитие территориальной геологии как отрасли, да и как науки. Те или иные пристрастия первых руководителей определяли и главные направления работ всей структуры. При нефтяниках Шевченко, Тухтине, Аввакумове и Сергееве был расцвет работ на нефть, при геологе-россыпнике Д. А. Бубнове начались поиски россыпей золота, которые продолжились, а затем перешли в разведку и даже в добычу при Ускове. В. М. Никольский делал упор на геологию вообще, работу по рудному золоту, сере и ртути, а Р. А. Ремизов развил разведку таких месторождений рудного золота, как Сергеевское и Агинское, затем - Аметистовое, Родниковое и Асачинское, начал поисковые и разведочные работы на россыпях реки Правая Кондырева. В. И. Лаштабег, приехавший с магаданской школой, активизировал работы на Агинском и Аметистовом месторождениях, начал разведку россыпей в Таловских и Понтонейских горах, других районах Пенжинской тундры. К сожалению, ему не удалось сделать того большого дела, к которому он стремился - начать добычу рудного золота. Геология, как отрасль, к тому времени в России просто развалилась. В. В. Кнолю достались, можно сказать, руины, из которых он пытается что-то отстроить.

В 1992 году в России образовались территориальные геологические комитеты с функциями государственных координационно-контролирующих органов в области использования недр. Такой комитет есть и на Камчатке - Камчатгеолком, который с января 1998 года носит название Комитет природных ресурсов Камчатской области и Корякского автономного округа. Руководит им Михаил Григорьевич Патока - известный и авторитетный камчатский геолог.

Об этих людях и пойдет речь в данной части книги. К сожалению, не обо всех удалось узнать что-то значительное, и в таком случае автор ограничивается лишь приведением короткой справки, или достаточно субъективным мнением небольшого количества людей, знавших данного руководителя.

Юрий Павлович РОЖКОВ

1.

Вы - экспедиций основатель,
Знаток дальстроевских времен,
А также - первооткрыватель
Различных рудоносных зон.
Годами мерить жизнь не будем,
Резона в этом, право, нет.
Важнее - что осталось людям,
Какой оставлен в жизни след.
Путей Вы не искали легких,
Тропой проторенной не шли.
Свою единственную тропку
Вы сами для себя нашли.

Эти стихотворные строки посвящены Юрию Павловичу Рожкову. Их подарили ему коллеги-геологи к 60-летнему юбилею в 1988 году. Тогда Юрий Павлович еще вовсю работал в своей родной Северо-Камчатской экспедиции и не думал расставаться с геологией. Это произошло позже, в 1993 году. Он вышел на пенсию и уехал жить в Ростов-на-Дону. А под итоговой чертой его трудовой биографии обозначились цифры - 43 года работы на северо-востоке России, в одной из самых сложных отраслей - геологии.

Кто знает Юрия Павловича Рожкова, называет его не иначе, как корифеем Севера, северо-камчатской геологии. И действительно по северным тропам им пройдено немало. Нет речки в пенжинской и олюторской тундрах, на которой не был Рожков. Нет такого перевала, через который бы он не проходил. Нет такого месторождения на севере Камчатки, к которому он не имел бы отношения. Много лет Рожков был одним из тех, кто олицетворял первопроходцев Севера, кто организовал здесь геологоразведку и отдал ей затем все свои силы, все здоровье, весь свой творческий и человеческий потенциалы.

"Это человек дальстроевской закалки, для которого всегда на первом месте было дело, а затем уже все остальное", - говорят геологи, когда речь заходит о Рожкове-старшем. Да, именно старшем, потому что кроме Юрия Павловича на Камчатке знают и других геологов-Рожковых: Валентину Кузьминичну Рожкову - жену Юрия Павловича, Сергея Павловича Рожкова - младшего брата, Сергея Юрьевича Рожкова - старшего сына.

В период с 1959 по 1982 годы Юрий Павлович Рожков руководил самой северной экспедицией на полуострове, которая в разное время называлась то Пенжинской, то Олюторской, в последние годы - Северо-Камчатской. Именно в этом качестве его помнят многие поколения камчатских геологов.

"Начальником экспедиции он был строгим, мы его побаивались, - вспоминает геолог Людмила Александровна Безрукова. - В 70-х годах мы были молодыми, а он - матерым геологом, и мы, конечно, перед ним трепетали. Когда прошло какое-то время, и мы стали старше, то поняли, что он, в принципе, обычный человек. Просто в нем навсегда засел суровый дух Дальстроя, северная школа. А там к старшему соратнику необходимо было иметь уважение. Вот он и ставил нас на место".

"Моя первая встреча с Рожковым произошла в 1974 году, когда я в экспедицию на практику приехал, - вспоминает геолог Виктор Петрович Хворостов. - До института я окончил техникум, успел поработать старшим техником-геологом, но он, когда я пришел представляться и попросился на Сергеевку, ответил мне: "Пойдешь геолрабочим". Я начал возражать, но он как-то так холодно к этому отнесся… Так я и числился геолрабочим, хотя фактически вел документацию на буровых, на штольне, занимался геологией даек. Но, несмотря на этот эпизод, я был и остаюсь высокого мнения о Юрии Павловиче как о человеке и специалисте. Так судьба распорядилась, что впоследствии он был у меня в подчинении, но отношения у нас всегда были хорошими. Вместе с ним я в разные ситуации попадал, в том числе и в экстремальные. Помню, занимались выбором рациональной схемы прокладки дороги от Корфа до Аметистовой. На вездеходе мотались по тундре, отрабатывая различные пути. Нас было только трое - он, я и водитель. Вот тогда я действительно убедился в том, что Рожков прекрасный знаток тех краев, вообще севера, тундры, прекрасный охотник и полевик. Уезжали на неделю. Нас и снег, и дождь заставали. Однажды даже пришлось вытаскивать вездеход из реки. И во всех ситуациях Юрий Павлович был на высоте.

Есть у него одно удивительное качество - всегда оставаться самим собой. Немногие могут удержать себя в руках, когда после должности начальника экспедиции приходится работать простым специалистом, даже пусть и старшим. А он смог, когда вышел на пенсию и работал в геолотделе старшим геологом. Не было гонора, высокомерия. И геологический профессионализм он не потерял за время работы руководителем. Это очень трудолюбивый человек, который при этом делал все на высоком уровне качества.

И ведь помимо всего прочего, он собирал историю северной геологии, со многими переписывался, имел дома хорошую библиотеку".

Продолжает рассказ своих коллег о Юрии Павловиче Рожкове геолог Вениамин Петрович Зайцев: "Это корифей. Но не об этом хочу сказать. Говорить надо о его роли в геологических результатах, наработанных экспедицией. Да, он, как начальник, непосредственного участия, казалось бы, в полевых работах не принимал. Но роль начальника более широка и многообразна, ее нельзя связывать лишь с отдельными геологическими объектами. Первый руководитель - это инициатор, организатор работ. Он бьется в верхних эшелонах за ассигнования, за решение многих вопросов. Здесь роль именно Рожкова нельзя недооценить. Ему это удавалось. Но нельзя забывать и то, что он очень много сделал и как полевой геолог. Не всегда же он был начальником экспедиции…".

Да, жизненная тропинка Юрия Павловича Рожкова натаптывалась отнюдь не на коврах больших кабинетов, хотя были и они. Но главным местом его жизненного пространства был Север, север Камчатки. Именно поэтому коллеги Рожкова, поздравляя его в 1988 году с 60-летием, заканчивали свое стихотворение строчками:

2.

Юрий Павлович Рожков родился 20 февраля 1928 года на станции Архара Амурской железной дороги. Отец Павел Сергеевич работал стрелочником. Мать Полина Георгиевна вела домашнее хозяйство.

Когда отец окончил курсы повышения квалификации, его перевели дежурным на разъезд Катарангра, где семья Рожковых прожила до 1936 года. После этого уехали в городок Слюдянку Иркутской области. Здесь Юрий Павлович начал учиться в школе.

"В начале Великой Отечественной войны отец ушел на фронт, а мне, как старшему из его сынов (кроме меня в семье остались два младших брата и больная мать) пришлось не только учиться, но и работать, - пишет Юрий Павлович в своей автобиографии. - Летом 1941 года я собирал слюду-флогопит в старых отвалах и подземных выработках и сдавал Слюдянскому рудоуправлению. Здесь-то, насмотревшись в старых подземных выработках на пегматитовые жилы с разнообразием кристаллов, я решил стать геологом.

С началом учебного года совмещал учебу с работой в кинотеатре "Горн" - был учеником и помощником киномеханика.

После войны, в октябре 1945 года начал работать наблюдателем на таежной гидрометеостанции "Снежная" Иркутского управления гидрометеослужбы Восточно-Сибирского военного округа. В августе 1946 года сдал экзамены и поступил учиться в Бодайбинский горный техникум, а в 1947 году перевелся из него в Благовещенский геологоразведочный техникум. Окончил его в 1950 году и был направлен на работу в Дальстрой МВД СССР, в Омсукчанское горнопромышленное управление".

Надо сказать, что еще в техникуме Юрий Павлович познакомился со своей будущей женой Валентиной Кузьминичной. Вместе они и приехали на работу.

В техникуме супруги Рожковы получили специальность техников-геологов, а потому и начали работать техниками в разведрайоне Останцовый. Так началась их долгая жизнь на Севере.

Сначала Юрий Павлович работал техником-геологом, старшим техником-геологом, геологом в разведрайоне Останцовый, а в феврале 1952 года его перевели старшим геологом в другой разведрайон - Хивовчан. Но и там, и там он занимался разведкой оловорудных месторождений. Это были месторождения Останцовое, Охотничье, Лиственничное, Ново-Останцовое, Хивовчан, Контактовое, Джагын. Теперь все эти месторождения давно отработаны и забыты.

"В 1953 году меня направили на учебу в Томский политехнический институт им. С. М. Кирова, на факультет высших инженерных курсов (ВИК) горных инженеров-геологов, - продолжает свою автобиографию Юрий Павлович. - В мае 1956 года окончил институт и вернулся на прежнее место работы. Занимался разведкой Невского оловорудного месторождения. В ноябре 1956 года был переведен старшим геологом геологоразведочного отдела Омсукчанского горнопромышленного управления, занимался направлением геологоразведочных работ и методикой разведки всех оловорудных месторождений Омсукчанского района Магаданской области. После организации в августе 1957 года Омсукчанской комплексной геологоразведочной экспедиции СВГУ, работал ее главным инженером, а затем начальником".

В начале мая 1959 года Юрия Павловича Рожкова вызвали в Магадан, в Северо-Восточное геологическое управление, чтобы назначить начальником Пенжинской экспедиции. Тогда экспедиция базировалась в поселке Хасын, вблизи Магадана.

- Езжай в Хасын, занимайся организацией полевого сезона, - сказал ему начальник управления И. Е. Драпкин. И добавил: - Но в течение этого года подбери для базы экспедиции новое место на севере Камчатки - поближе к району работ. Отстроишь новую базу и в следующем году вывезешь туда геологов и их семьи из Хасына.

Так Юрию Павловичу пришлось в том далеком, 1959 году заниматься сразу двумя большими, самостоятельными делами: руководить действующей геологической экспедицией и строить для нее новую базу.

Действительно, из Хасына добираться до района работ, в Корякское нагорье, было сложно. Порой на дорогу уходили целые месяцы, и для работы оставалось очень мало времени. Потому и встал вопрос о переносе базы.

Весь май и начало июня Юрий Павлович обследовал долины реки Пенжины и ее крупных притоков, отыскивая место, пригодное для строительства поселка геологов. Прошел от Усть-Пенжино, через Первую и Вторую речки, через Манилы, Три Юрты и Каменское до Тиличиков. В результате он остановил свой выбор на относительно высокой правой террасе в устье Первой речки, впадающей с севера в Пенжинскую губу. Это и определило в дальнейшем название поселка - Первореченск.

Построить поселок в голой тундре, да еще вдали от жилых мест - дело сложное. В верховья Пенжины и ее притока реки Белой, где росли лиственницы и тополя, отправили бригады лесорубов. Готовый лес сплавляли по воде. Кроме того, вдоль Пенжинской губы собирали плавник, который годился для строительства. В то же лето пароходом привезли 20 комплектов деревянных домов размерами 5х6 метров. Для строительства и сборки зданий организовали две рабочие бригады. Дело пошло.

Весной 1960 года строительные работы были продолжены. К осени несколько жилых домов, общежитие, а также срубы камерального здания и лаборатории уже красовались над водами Пенжинского залива.

Геологи экспедиции тем временем работали на своих участках, выполняли геологические задания, поставленные им на полевой период. Когда пришла пора возвращаться домой, их вывозили уже не в Хасын, а на новую базу - в Первореченск.

Конечно, дома еще не были готовы, и геологам пришлось включиться в строительство. Штукатурили, белили, красили, клали печи. Зима 1960-61 годов была первой для коллектива Пенжинской экспедиции, проведенной в новом поселке, на камчатской земле.

Так, волею судьбы, Юрий Павлович Рожков стал первостроителем геологического поселка Первореченска в устье реки Пенжины. Поселок этот три с лишним десятилетия был родным для сотен геологических семей. В нем рождались и вырастали дети, на погосте оставались могилы близких людей.

В том, 1961 году в составе Пенжинской экспедиции работало около двух десятков геологических партий. Среди геологов были люди, чьи имена в дальнейшем стали широко известными и авторитетными среди коллег: З. А. Абдрахимов, С. А. Мельникова, Р. А. Бикмаев, А. Г. Погожев, В. П. Похиалайнен, Б. В. Лопатин, А. А. Коляда, М. Н. Руфанов, Г. К. Мазурин, Ю. М. Резник, А. И. Поздеев, В. В. Караман, А. С. Фисюк, Ю. Б. Гладенков и другие. Но даже среди этих уже намечавшихся авторитетов, выделялся Юрий Павлович Рожков. Выделялся серьезностью, даже некой суровостью, твердостью характера, умением отстаивать свою точку зрения и интересы коллектива.

В 1964 году на базе Пенжинской экспедиции и Камчатского райГРУ было создано Камчатское территориальное геологическое управление. Пенжинцы, уже несколько лет жившие на территории Камчатской области, стали, наконец, "законными" камчатцами. Дороги не вели их больше в Магадан, а вели теперь в Петропавловск.

"В 1966 году было открыто Малетойваямское серное месторождение в Олюторском районе, - пишет Юрий Павлович Рожков. - Первые два года разведка месторождения велась из Первореченска, а в 1968 году руководством Камчатского ТГУ было решено выделить ее, а также разведку Олюторского ртутного месторождения в отдельную структурную единицу с базированием в поселке Корф".

Приказ о создании новой самостоятельной партии звучал так: "В целях повышения эффективности работ по разведке Малетойваямского серного месторождения и во исполнение приказа №502 от 20 сентября 1968 года по Министерству геологии РСФСР с 1 октября 1968 года создать Малетойваямскую комплексную геологоразведочную партию с непосредственным подчинением управлению. Место базирования партии - поселок Корф Олюторского района.

Начальником партии назначить Юрия Павловича Рожкова, главным геологом - Альфреда Евгеньевича Конова".

Так Рожкову пришлось еще раз заняться обустройством "гнезда" для геологов, на этот раз в Корфе. Для начала был куплен частный дом, который служил и общежитием, и конторой. Затем приступили к строительству своих домов и производственных помещений.

Изучение Малетойваямского месторождения серы Юрий Павлович считал чуть ли не главным делом своей жизни. Он знал это месторождение, верил в него и любил его. Годы, проведенные на Малетойваяме, были для него счастливыми. Если обратиться к книге В. Яхонтова "В гостях у морских и оленных людей", то и о Рожкове тех лет можно найти в ней несколько интересных строчек:

"В Рожкове есть что-то одновременно от ученого и неисправимого бродяги-поисковика. Выше среднего рост. Простое лицо, темноволос. Не расстается с шапкой-ушанкой и стеганкой с меховым воротником. Но тронь его любимого конька - перспективы развития Камчатки - заслушаешься! Он подробно расскажет и исторически докажет, где залегают какие руды и в каком количестве, где и почему нужно строить города, где - просто временные поселки. Юрий Павлович умеет мастерски управлять оленьей и собачьей упряжками, стрелять уток и гусей влёт, поставить палатку и наладить походный быт.

- Когда мы попали в Малетойваям, - говорит Рожков, - обратили внимание, что по всей долине, куда ни сунься, вода пахнет тухлыми яйцами. Партию тогда возглавлял доктор геолого-минералогических наук Георгий Михайлович Власов… Малетойваям - одно из самых крупных месторождений серы на Камчатке…".

Увы, недолго пришлось Юрию Павловичу руководить Малетойваямской партией. Дела на месторождении шли не так, как хотелось. Объект был на контроле Министерства геологии СССР, спрашивали за него жёстко, но у камчатских геологов не хватало технических средств, материалов, многого другого для своевременной и качественной разведки. "Особенно плохо работал в КТГУ отдел материально-технического снабжения", - утверждает Юрий Павлович, объясняя причины неудовлетворительной работы партии. С ним спорит бывший в ту пору начальником КТГУ Вадим Михайлович Никольский: "Все было не так однозначно, и Рожкова мне в конце концов пришлось снять с работы".

"Основная причина освобождения меня от должности - невыполнение плана буровых работ на Малетойваямском месторождении серы из-за нехватки оборудования, инструмента, жилья и так далее, то есть разрыва между задачами и материально-техническим обеспечением геологоразведочных работ", - настаивает Рожков.

"Юрий Павлович Рожков был снят с должности по прямому указанию начальника Главвостокгеологии Мингео РСФСР Ивана Семеновича Бредихина, который посетил Камчатку в 1969 году, - пишет В. М. Никольский в другом письме автору этой книги. - Экспедиция имела сплошь отрицательные показатели… Мне пришлось поддержать Бредихина".

Как бы то ни было, а 25 октября 1969 года приказом по КТГУ Юрий Павлович с должности был снят и назначен начальником поискового отряда той же партии. "Никольский мне тогда предлагал выехать из Корфа куда угодно, предлагалось несколько мест, но я остался в Корфе", - вспоминает он.

В этом они с В. М. Никольским не расходятся в сообщениях. Последний пишет: "Я вызвал Ю. П. Рожкова в Питер и предложил ему: 1) работу и трехкомнатную квартиру в областном центре - отказался; 2) то же в Елизово - отказался; 3) уговаривал на должность главного геолога экспедиции в Корфе - не согласился".

После десяти лет работы в должности первого руководителя остаться в коллективе рядовым специалистом - для этого надо иметь характер… Но Рожков его имел и остался. Но в глубине души обида горела, а потому, когда предложили пойти начальником Айнаветкинской партии, согласился. Это было в январе 1970 года.

"Побывав летом 1970 года у него на Айнаветке, я увидел, что Юрий Павлович в своей стихии поисковых (легких) работ, - продолжает В. М. Никольский. - Дела у него шли хорошо, он успокоился, но… прежних дружеских отношений у нас уже не было. Жаль".

Партия занималась поисками рудных тел на Айнаветкинском оловорудном месторождении. Здесь проходились канавы, которыми уже при Рожкове были вскрыты новые участки оловорудной минерализации: Олений, Восточный, Дальний. Работа увлекла, любимый Север оставался с Юрием Павловичем. Казалось бы, что еще надо? Но…

"В начале 1972 года Министерство геологии РСФСР начало подбирать руководящие кадры для разведки в Омсукчане крупнейшего месторождения серебра (и золота) Дукат, - вспоминает Рожков. - В начале марта заместитель министра Зубарев позвонил Никольскому и сказал: "Передайте Рожкову, что МГ РСФСР предлагает ему перейти работать на Дукат главным геологом". Я в это время был на Айнаветкинском оловорудном месторождении, завозил грузы и вел подготовку к летним работам. Никольский дал указание начальнику нашей Олюторской экспедиции Ивану Усольцеву срочно вывезти меня с Айнаветки. Когда я вернулся в Корф, Усольцев связал меня с Никольским, и тот передал мне приглашение Зубарева. Одновременно стал просить меня остаться в экспедиции, не уезжать. Я ответил, что обо всем подумаю.

Тогда Никольский срочно вызывает в КТГУ Альфреда Конова, который работал в это время главным геологом Олюторской экспедиции, и предлагает должность начальника Геолого-съемочной экспедиции. Меня же 16 марта назначает главным геологом ОКГРЭ. Что тогда повлияло на Никольского, не знаю…".

Более трех лет работал Рожков главным геологом Олюторской ГРЭ. Именно в это время начинаются разведочные работы на Сергеевском золоторудном месторождении, активизируются работы на Айнаветке, Хрустальном оловорудном месторождении, выделяется перспективная Ичигинская золоторудная зона. Одним словом, геологические результаты экспедиции начинают по-настоящему впечатлять.

В 1975 году из состава экспедиции выходят партии, занимающиеся разведкой Сергеевского месторождения и поисками россыпей в Пенжинском районе. Они объединяются в Северо-Камчатскую ГРЭ и переезжают в Первореченск. Оставшуюся без них Олюторскую экспедицию возглавляет Юрий Павлович Рожков. В его жизни начинается новый этап - руководство всеми геологоразведочными работами в Корякии.

Именно в это время, в апреле 1975 года исполняется 25 лет работы Юрия Павловича в геологии. Он уже ветеран труда, имеет звание "Отличник разведки недр" и орден "Знак Почета". Его выбирают членом Олюторского райкома КПСС и кандидатом в члены Корякского окружкома КПСС.

Через год, 29 апреля 1976 года, Юрий Павлович первым на Камчатке получает звание "Заслуженный геолог РСФСР".

При Рожкове Олюторская экспедиция имеет хорошие экономические показатели и геологические результаты. В Корфе строятся несколько жилых домов для геологов. Жизнь начинает обретать стабильные и ясные перспективы. И вдруг в 1977 году к экспедиции вновь присоединяют те партии, которые отошли от нее два года назад. И не просто присоединяют, а еще и передают огромные экономические издержки в 2 миллиона рублей, которые появились при разведке Сергеевского месторождения. Как ни сопротивлялся этому Юрий Павлович, но приказ управления пришлось выполнить. И принять для экспедиции новое название - Северо-Камчатская.

Вскоре у экспедиции появляется новый объект - Аметистовое золоторудное месторождение. За ним - кондыревские россыпи. Объекты требуют большой организационной работы, которая затрудняется огромными расстояниями и нехваткой оборудования.

В августе 1983 года происходят кадровые изменения в Камчатском ПГО, как с некоторых пор стало именоваться Камчатское геологическое управление. Генеральным директором ПГО назначают колымчанина Виктора Ивановича Лаштабега. Новый генерал принимает дела, а вскоре решает заменить некоторых руководителей структурных подразделений проверенными людьми из своей, колымской команды. В число подлежащих замене попадает и Рожков.

"Лаштабег заявил мне: "Или Вы уходите сами, или в конце концов я Вас уволю", - рассказывает Юрий Павлович. - Чтобы не трепать себе нервы, 12 декабря 1983 года я сам написал заявление на имя Лаштабега с просьбой освободить меня от должности начальника экспедиции и оставить работать в Корфе на другой должности. Он же предлагал мне выехать с Камчатки, даже предлагал спецрейс самолета до Ростова, чтобы я выехал сам и "вывез бы свою библиотеку". Я отказался и ответил ему, что останусь до тех пор, пока не восстановят мое доброе имя.

В первый год что только они ни делали, чтобы на чем-нибудь подловить меня, все беды сваливали на меня, считали вредителем и даже просили заняться мною КГБ района (о чем мне года полтора спустя сказал уполномоченный КГБ в районе Александров).

Через год Лаштабег все-таки изменил отношение ко мне. Прилетая в Корф, всегда заходил в геолотдел, чтобы поговорить. При этом почему-то повторял одну фразу: "Юрий Павлович, Вы герой…". Что он имел в виду, я не спрашивал".

Целых десять лет после ухода с должности начальника Северо-Камчатской экспедиции работал Юрий Павлович Рожков в геолотделе ведущим специалистом по поискам и разведке. При его непосредственном участии заканчивались детальные разведочные работы на Аметистовом месторождении, писался отчет. С его участием выбиралась площадь для постановки поисков на россыпную платину, которые, как известно, привели к головокружительному успеху.

Но годы брали свое, и в 1993 году Ю П. Рожков засобирался на пенсию. Провожая Юрия Павловича в Ростов-на-Дону, где он решил обосноваться, друзья-геологи, как издавна водится у северо-камчатцев (пенжинцев, олюторцев), подарили ему прощальную поэму:

3.

Перед уходом на пенсию Юрий Павлович Рожков получил письмо от главы администрации Камчатской области В. А. Бирюкова и заместителя председателя областного Совета народных депутатов А. Д. Реброва. В письме, в частности, говорилось:

"Уважаемый Юрий Павлович!

Среди замечательных людей, имеющих большие заслуги перед Камчаткой, стоит фамилия - Рожков Юрий Павлович, заслуженный геолог Российской Федерации.

Ваша трудовая биография сложилась здесь, на нашей родной земле. Жизнь человека измеряется не столько годами, сколько делами, тем, что он мог совершить.

Более трех десятков лет Вы посвятили изучению камчатских недр, работая с 1959 года в Северо-Камчатской геологоразведочной экспедиции, и одним из первых прошли в поисках полезных ископаемых десятки тысяч километров по северу Камчатки пешком, на оленьих и собачьих упряжках, лодках.

За свой труд, заложивший основу развития горнодобывающей промышленности Камчатки, Вы заслужили глубокое уважение и доверие к себе, удостоены высоких правительственных наград.

Камчатский областной Совет народных депутатов и администрация Камчатской области, выражая чувства глубокой благодарности и признательности за безупречный, долголетний труд, желают Вам, Юрий Павлович, крепкого здоровья на долгие годы, счастья и семейного благополучия".

20 февраля 1998 года Юрию Павловичу исполнилось 70 лет. К юбилею он получил множество поздравительных телеграмм со всех уголков России, а главное - с Камчатки. Друзья и коллеги помнят его, уважают, многие считают его своим учителем или же добрым наставником. Бывает ли след на земле лучшим!..

В. ЛАМИН

О самом первом управляющем Камчатской геологоразведочной конторой "Камчатнефтегеология" В. Ламине мало что известно. Контора была образована согласно постановлению Совета Министров СССР № 323 от 28 января 1949 года, а Ламин был назначен управляющим приказом министра № 482-к от 16 мая того же года. Он приехал в Петропавловск, снял здесь для конторы частный домик на улице Базарной (на месте нынешнего областного драмтеатра) и начал набирать штат сотрудников. В должности он проработал примерно до середины июня 1950 года, после чего был снят и, кажется, осужден. Во всяком случае, в воспоминаниях геолога Кима Михайловича Севостьянова мы читаем: "…В Богачевку выехала специальная комиссия из МГБ (то есть КГБ) с арестованным управляющим конторой Ламиным и новым управляющим М. Ф. Шевченко. Причем, по слухам из Богачевки (а это, говорят, полюс сплетен), сам Шевченко через руководителей в Главке, в Москве, связан с этим Ламиным…" (158).

Михаил Филиппович ШЕВЧЕНКО

В июне 1950 года первый управляющий конторой "Камчатнефтегеология" В. Ламин был снят, и на его место назначен Михаил Филиппович Шевченко, о котором и пойдет речь в этом кратком очерке.

М. Ф. Шевченко родился в 1903 году в Грозном. В семье отца прожил до 3-летнего возраста, до смерти матери. Когда это случилось, отец оставил семерых детей на попечение сестры и навсегда сгинул из их жизни в неизвестном направлении. Но у сестры была своя большая семья, а потому она раздала сирот различным родственникам. Михаил, как самый младший, попал к родителям своей покойной матери.

Дед Михаила жил на Старогрозненских нефтяных промыслах, где работал то тормозовым, то кочегаром, то буровым рабочим. Здесь, на промыслах, и прошло детство Михаила. Здесь же он окончил начальную школу и в 1919 году поступил работать токарем в механические мастерские.

С 1925 года по 1927-й он служил в Красной Армии, после чего вновь вернулся на работу в свои мастерские. В 1930 году его направили на курсы по подготовке в вуз, после окончания которых Михаил был зачислен студентом Грозненского нефтяного института.

В 1935 году Михаил Филиппович Шевченко получил диплом инженера-нефтяника по бурению нефтяных скважин и начал работать в Баку, в тресте "Азизбековнефть". Здесь он прошел большой трудовой путь от бурового рабочего и бурового мастера до директора тампонажной конторы.

В октябре 1942 года буровая контора, в которой трудился М. Ф. Шевченко, была эвакуирована в Туркмению, где Михаил Филиппович работал заместителем директора местной буровой конторы. С 1943 по 1946 г. М. Ф. Шевченко занимал должность секретаря Небит-Дагского РК КП(б).

Весной 1946 года он уехал в Горький, где работал директором Горьковской конторы бурения, затем начальником Балахнинской нефтеразведки, и, наконец, начальником Марпосадской роторной партии. В июле 1950 года Михаил Филиппович был назначен управляющим конторой "Камчатнефтегеология" и приехал в Петропавловск вместе с женой Верой Филипповной и дочерью.

Вновь вернемся к воспоминаниям Кима Михайловича Севостьянова, который составил очень своеобразный портрет Михаила Филипповича Шевченко: "Шевченко низенького роста, полный, с деградированным лицом, отвисшей челюстью; по отзывам – крупный специалист в области бурения скважин…".

К сожалению, фотографии М. Ф. Шевченко не нашлось, и это обстоятельство не позволяет подтвердить или опровергнуть слова Севостьянова. Одно сходится: Шевченко – хороший специалист в своем деле.

В мае 1951 года произошла реорганизация геологической службы Камчатки – было создано Камчатское геологическое управление. Контора "Камчатнефтегеология" вошла в состав управления, и Михаил Филиппович Шевченко был назначен главным инженером нового предприятия. Через год он был переведен (по его личной просьбе) начальником Корякской геологоразведочной экспедиции (в дальнейшем – Воямпольской экспедиции №2).

Из производственно-политической характеристики на начальника Корякской экспедиции Камчатского ГУ Шевченко М. Ф.:

"Имеет достаточный практический опыт в глубоком и мелком бурениях по поискам нефти и газа, трудолюбив, морально устойчив, постоянно работает над повышением своего идейно-политического уровня, выступает с докладами перед работниками экспедиции. Избран членом Корякского окружкома и Тигильского райкома КПСС.

Недостатком у т. Шевченко является излишняя недоверчивость к подчиненным и поэтому желание все охватить и сделать самому, а поэтому имеется много упущений в работе. Недостаточно пополняет свои теоретические знания в области внедрения новых методов в бурении.

Должности начальника экспедиции т. Шевченко соответствует".

Однако, несмотря на последнюю фразу в характеристике, приказом по Камчатскому ГУ № 248 от 10 июля 1954 г. М. Ф. Шевченко был освобожден от занимаемой должности и переведен в главные инженеры той же экспедиции № 2. Причиной явились нарушения финансовой дисциплины на предприятии. После этого Шевченко уволился и уехал с Камчатки. А через полгода и Камчатское государственное геологическое управление было ликвидировано.

Евгений Иванович ТУХТИН.

В мае 1951 года Камчатская геологоразведочная контора "Камчатнефтегеология" была преобразована в Камчатское государственное геологическое управление с подчинением Министерству геологии СССР. Начальником управления назначили Евгения Ивановича Тухтина, работавшего до этого главным геологом Горьковского геологического управления.

Надо отметить, что Горьковское управление было в те годы своеобразной кузницей кадров для геологии Камчатки. Естественно, это не было случайностью. Схема проста: приезжает один – начинает вызывать к себе бывших соратников, друзей, проверенных в работе специалистов. Предшественник Тухтина по руководству камчатской геологоразведочной отраслью М. Ф. Шевченко тоже прибыл на полуостров из Горького. Причем одно время работал там вместе с Тухтиным в Марпосадской нефтеразведке. Может быть, потому и стал Тухтин его преемником?

Так получилось, что одновременно с Тухтиным на Камчатку приехали молодые специалисты супруги Марченко. Анатолий Федорович Марченко только что окончил Ленинградский горный институт, а его жена Мария Ивановна - техникум. Их распределили на Камчатку, и они поездом добрались до Владивостока, чтобы затем отправиться в Петропавловск. Во Владивостоке их поселили на перевалочной базе Камчатского управления. Здесь же находился и Тухтин. Они вместе, на одном пароходе, отправились на Камчатку.

"Тухтин - высокий, плотный, красивый мужчина, - вспоминает Мария Ивановна Марченко. - На пароходе мы познакомились с ним ближе, а когда прибыли в Петропавловск, он предложил нам остановиться у него на квартире. Ему был выделен частный дом (ул. Нагорная, 42. - А. См.). Так некоторое время мы у него и жили. Помню, печка у них дымила сильно, не топилась. Пришел мастер, начал ремонтировать. Печь стала топиться, но дым пошел не на улицу, а в дом. Тогда Тухтин отстранил этого мастера и пригласил другого. Тот печь разобрал и сложил заново. На этот раз все было сделано отлично".

Тепло вспоминает Евгения Ивановича Тухтина и бывший начальник отдела кадров КГУ Петр Антонович Головин. "Это был красивый мужчина, розовощекий, с пышным, седеющим чубом, - пишет он. - Полный, коренастый, с доброй улыбкой на лице.

Его заслуга в деле организации геологоразведочных работ на Камчатке заключается в том, что он первым создал базу для проведения глубокого бурения на Богачевской и Воямпольской площадях. Он был непоседа, мотался по командировкам. Организовал перевалочные базы в Находке и Владивостоке, куда приходили буровые станки и трубы для последующей перевозки их на Камчатку. Он лично руководил рейдовой разгрузкой бурового оборудования и труб в бухте Ольга и устье реки Воямполки. За время работы Тухтина были привезены 6 буровых станков глубокого бурения на Богачевку и Воямполку. Это был огромный труд по материальным и физическим затратам. Евгений Иванович оставил большой след в организации буровых работ на нефть".

В мое распоряжение, специально для этой книги поступила рукопись В. М. Никольского о Тухтине. Вадим Михайлович ее так и озаглавил - "О Е. И. Тухтине". Ниже я привожу ее текст полностью.

"Мои встречи с Евгением Ивановичем Тухтиным можно разделить на два периода: молодого специалиста геолога (1951 - 1954) и зрелого геолога, начальника территориального геологического управления (1966 - 1968).

Евгений Иванович был моим первым начальником Камчатского геологического управления, в которое я прибыл по назначению и собственному желанию 10 октября 1951 г. после окончания геологического факультета Саратовского университета. Управление тоже было организовано как самостоятельная единица в июне 1951 г.

Конечно, от молодого специалиста до начальника геологического управления - дистанция огромного размера. Она в те годы подчеркивалась и ранговой структурой, введенной в геологию в 1949 году: техники геологии I, II и III ранга, инженеры геологии трех рангов, директора геологической службы. Е. И. Тухтин относился к высшей категории, имел на погонах кителя и шинели большую генеральскую звезду, папаху и прочие регалии. И смотрели мы, молодые специалисты, на него, конечно, как на генерала, тем более что аттестация наша в инженеры-геологи III ранга должна была произойти только через три года безупречной работы. В общем, мы были своего рода курсантами от геологии, а он нашим генералом. Правда, через три года эта военизированная система в геологии была ликвидирована.

Генерал Тухтин Е. И. был выше среднего роста, полный, несмотря на свои 43 года, с несколько одутловатым лицом, слегка крючковатым носом, внимательными и доброжелательными серыми глазами, которые в минуты гнева приобретали свинцовый оттенок. Он прибыл на Камчатку из города Горького, где до этого работал главным геологом одной из Средне-Волжских геологоразведочных экспедиций, и чувствовал себя в "стране вулканов", в условиях неустойчивого климата, бездорожья, рейдовой разгрузки судов, землетрясений и совершенно незнакомых ему горных пород очень неуверенно. Это особенно было заметно при сравнении Е. И. Тухтина с начальниками камчатских экспедиций В. А. Ярмолюком и В. А. Перваго, геологами Г. М. Власовым, Д. Е. Саватеевым, А. И. Юдиным, В. В. Бочкаревым и другими дальневосточниками, ставшими учителями для нас, молодых специалистов. И мы недоумевали тогда, почему руководство и почти весь аппарат Камчатского геологического управления был укомплектован горьковчанами и москвичами. На "фоне" дальневосточных геологов они, конечно, не смотрелись и проигрывали.

В 1951 году я видел Е. И. Тухтина лишь издали, за столом президиума на заседаниях и совещаниях, на которых изредка приходилось присутствовать. Обычно он помалкивал или произносил краткие вступительные и заключительные речи общего порядка. Ничего запоминающегося.

Однако уже в 1952 году наши встречи стали носить более конкретный характер. И начались они с неприятного для меня эпизода. В конце октября, вскоре после возвращения с полевых работ, начальник партии Г. М. Власов послал меня в КГУ для выяснения вопросов по проекту и смете работ на 1953 год. Наша экспедиция №6 находилась на северной окраине Петропавловска-Камчатского, в 4 километрах от управления. Но мы, молодые люди, пробегали их очень быстро. В основном, по тропкам.

В дверях управления - одноэтажного здания барачного типа (ул. Базарная, 1) я столкнулся с Е. И. Тухтиным. Бесцеремонно оглядев меня, он грубо спросил:

- Кто такой? Чего здесь делаешь?

Я представился и ответил.

- Нечего шляться в рабочее время. Марш отсюда. У тебя в экспедиции есть свои геологи и плановики.

Выйдя из КГУ и переждав, когда Тухтин уедет на машине, я все же зашел в управление и выяснил интересующие нас с Г. М. Власовым вопросы по проектно-сметной документации. Незаслуженная обида на начальника КГУ, конечно, осталась.

Через неделю в нашей экспедиции №6 было открытое партийное собрание по итогам полевых работ 1952 года. Председательствовал В. А. Ярмолюк. В президиуме собрания сидели Е. И. Тухтин и замполит Ошметко.

Как активный комсомолец, я выступил на собрании с критикой работы геологического управления, его отстранения от полевых работ экспедиции, безразличия к молодым специалистам. В конце выступления сказал и об эпизоде с Е. И. Тухтиным, незаслуженно оскорбившем меня ни за что ни про что.

По иронии судьбы на этом же собрании Евгений Иванович вручил мне почетную грамоту КГУ "За высокие производственные показатели в полевых работах 1952 года". В выступлении он публично извинился передо мной, сказав, что "был во взвинченном состоянии".

7 ноября 1952 года на демонстрации трудящихся в Петропавловске-Камчатском мы уже приветствовали с Е. И. Тухтиным друг друга и говорили совсем по-дружески. Это меня порадовало.

А еще через неделю я докладывал на НТС управления проект геологоразведочных работ на серу на острове Парамушире Большой Курильской гряды в 1953 году. Незадолго до этого, в ночь с 4 на 5 ноября, в районе Северных Курил и Южной Камчатки произошло сильное землетрясение, сопровождавшееся огромными волнами-цунами. Был почти полностью разрушен г. Северо-Курильск, а в Питере ходили слухи о том, что остров Парамушир ушел под воду. Председательствующий на НТС Е. И. Тухтин со смехом спросил меня:

- Чего Вы нам тут докладываете, Вадим Михайлович? Ведь острова-то, говорят, нет уже.

Проект приняли с отличной оценкой. Евгений Иванович в коридоре, стиснув мою руку, еще раз просил меня на него не обижаться. Это было, конечно, чисто по-русски, и я ответил ему, что и думать об этом эпизоде уже забыл.

В мае 1953 года, возвращаясь из командировки в г. Хабаровск, я встретил на борту теплохода "Русь" Евгения Ивановича Тухтина, посетившего перевалочную базу КГУ во Владивостоке. Мы обрадовались друг другу, и все пять дней морского пути вместе обедали, играли в карты, гуляли по палубе.

Вот тогда и открылся передо мной истинный характер Евгения Ивановича как простого, доступного, доброжелательного, отходчивого человека. Мы с теплотой вспоминали Поволжье, и Евгений Иванович рассказывал о своих геологических и гидрогеологических работах на Средней Волге. Я делился своими впечатлениями о работе на Курилах, поведал Е. И. Тухтину историю изучения Курильских островов и особенности их физико-географических условий. Говоря о них, мы неизменно возвращались к Камчатке. Е. И. Тухтин говорил:

- Вот землетрясение в ноябре прошлого года… Наша база нефтяников на берегу бухты Ольга Тихого океана тоже пострадала от цунами, а начальник Богачевской нефтеразведочной экспедиции Владимир Александрович Перваго, да ты должен знать его, чуть не утонул. Спас его рабочий экспедиции, уже почти захлебнувшегося. Целая история. Убытки в Богачевке понесли мы от этого цунами немалые. Куда их списывать?

Я отвечал:
- Наш Питер спасла Авачинская бухта, закрытая со всех сторон. А посмотрите на Курильские острова, мимо которых мы сейчас плывем, - открытые всем семи ветрам. Здесь и укрыться-то негде.

Оба мы удивлялись тому, что ни на Камчатке, ни на Курилах нет никакой сейсмической службы, призванной извещать заранее население о грозящей катастрофе.

Евгения Ивановича беспокоили кадры нефтяных экспедиций - Богачевской и Воямпольской, собранные с бору по сосенке, отсутствие у них должной трудовой дисциплины, пьянство и бытовые преступления. Но, как мне показалось, он был полон решимости наладить дело в "своем хозяйстве" и искренне верил в перспективы нефтегазоносности Камчатки. Я был очень благодарен ему за простоту и откровенность.

Последний раз я увиделся с Е. И. Тухтиным на Камчатке в мае 1954 года на берегу Авачинской бухты у одного из причалов рыбколхоза им. Ленина. Он приехал туда по транспортным делам КГУ, а я ждал катер, чтобы отправиться к месту работы Южно-Камчатской поисковой партии, начальником которой был только что назначен. Евгений Иванович подробно расспросил меня о предстоящей работе на Мутновском вулкане, в бухтах Вилючинской и Жировой и пожелал успехов в поисках. С полевых работ мы вернулись в Питер в конце октября, когда уже не было ни геологического управления (ликвидированного), ни его начальника, уехавшего в Горький.

8 сентября 1966 года приказом министра геологии РСФСР С. В. Горюнова я был назначен начальником Камчатского территориального геологического управления. В ту же пору Е. И. Тухтин стал начальником Средне-Волжского территориального геологического управления. Мы стали видеться на различного рода республиканских и союзных совещаниях геологов.

Прошло много лет, но Евгений Иванович с большой теплотой вспоминал о своей работе на Камчатке и искренне жалел, что мало там поработал и вынужден был столь стремительно уехать. Его память хранила многие имена и фамилии геологов, партийных, советских и профсоюзных работников, любопытные факты и документы.

Однажды я рассказал ему о том, что КТГУ до сих пор еще вывозит теплоходиком "Академик Губкин", построенном, кстати, в 1952 году на судоверфи г. Хабаровска по заказу Е. И. Тухтина, из Воямполки, ликвидированной в 1955 году обсадные и бурильные трубы. Он спросил:

- А знаешь ли ты, что это сталинское наследство?

- Нет, не знаю, первый раз слышу, - удивился я.

- Так вот, для твоего образования. Когда в 1949 году решался в верхах вопрос о возобновлении на Камчатке нефтеразведочных работ, то приказ о создании Камчатской нефтеразведочной экспедиции был подписан председателем Совета Министров СССР И. В. Сталиным. Сам приказ очень короткий, в сталинском стиле. Но в обширном приложении к нему перечислялось и буровое оборудование, и снаряжение, и строительные материалы и т. д. Три мощных теплохода доставляли все это к нам на полуостров. Во Владивостоке была даже организована перевалочная база, о которой ты знаешь. Жаль, конечно, что только часть этого оборудования и снаряжения пошла тогда в дело. Так что пользуйся этим, молодец. Ведь оно все списано давно?

- Конечно, - ответил я. - Это дар Божий для нас.

- Не Божий, а сталинский, - поправил Тухтин.

В другой раз я решился спросить его о Владимире Александровиче Перваго, безжалостно снятом Тухтиным с должности начальника Богачевской нефтеразведочной экспедиции в марте 1954 года за аварию на глубокой скважине Р-2. В. А. Перваго был тогда исключен Камчатским обкомом КПСС из партии и отдан под суд. В жалкой роли заместителя начальника геологического отдела он сидел в КГУ и ожидал своей дальнейшей участи. Его невиновность в аварии доказал новый главный инженер КГУ Дегтярев, а Хабаровский крайком КПСС, где В. А. Перваго хорошо знали еще в бытность его начальником Дальневосточного геологического управления (1946 - 1949), не утвердил решение Камчатского обкома КПСС, подчинявшегося в те годы ему, об исключении Владимира Александровича из партии. Но с Камчатки он, конечно, уехал. С партийным выговором.

В последующие годы В. А. Перваго был главным инженером и начальником Южно-Якутской геологоразведочной экспедиции, начальником Уральского территориального геологического управления и, наконец, начальником сводного отдела минеральных ресурсов, а затем начальником планово-экономического управления Министерства геологии СССР. Он стал кандидатом, а затем и доктором геолого-минералогических наук, членом коллегии Мингео СССР и одним из самых влиятельных руководителей министерства. О Тухтине вспоминал с неприязнью, просто имени его не терпел, о чем не раз говорил мне в частных беседах, так как о Камчатке в целом сохранил светлые воспоминания.

- Евгений Иванович, - спросил я Тухтина, - встречаетесь Вы с Перваго? Ведь это сейчас "денежный мешок" союзного министерства.

- Нет, конечно. Стараюсь его обходить. Я, между прочим, зла на него не держу. Ты ведь помнишь, что это за время было - начало 1950-х годов? Не мог я иначе поступить. Тем более что на загубленную скважину Р-2 мы возлагали большие надежды. Да что сейчас об этом говорить…

В 1970 году на 60-летие Е. И. Тухтина я от лица КТГУ послал ему дружеский приветственный адрес и подарок, а в докладе на День геолога с большой теплотой отозвался о нем как первом руководителе единой геологической службы Камчатки, давшей начало всестороннему изучению геологии и полезным ископаемым Камчатской области. В ответ получил от него большое благодарственное письмо.

Начальник "Главнефтегазразведки" Министерства геологии РСФСР Л. И. Ровнин, ставший в 1971 году министром геологии России, подробно расспрашивал меня в 1968 году о Е. И. Тухтине. Как бывшего главного геолога "Главтюменьгеологии" его, конечно, прежде всего интересовали геологические знания Е. И. Тухтина. Но Евгений Иванович старался всячески избегать разговоров на эту тему. Дело кончилось тем, что Средне-Волжское территориальное геологическое управление в конце 1968 года с подачи Л. И. Ровнина было вообще ликвидировано. Евгений Иванович за его судьбу не боролся и ушел на пенсию. Здоровье его пошатнулось, одолевали одышка и "водянка", он с трудом передвигался и через несколько лет скончался. Тихо и незаметно.

Конечно, Евгений Иванович Тухтин был человеком своего времени. Он обладал неплохими способностями руководителя, был трудолюбив и ответствен за порученное ему дело, имел отличную память, был прост в общении с людьми, коммуникабелен и отходчив. Безусловно, он не был "кондовым" нефтяником, не знал дальневосточной геологии, не успел приспособиться к своеобразным физико-географическим условиям Камчатки, но ведь и пионеры изучения Камчатки и Курильских островов многого из этого не знали, а тем не менее вспоминаем всех их мы с любовью и благодарностью. Они - часть истории. Истории России".

Родился Евгений Иванович Тухтин 26 декабря 1910 года в деревне Карповка Богородского района Горьковской области. Родители его работали на железной дороге, на замене путей.

В 1934 году Тухтин окончил Ленинградский горный институт и получил диплом инженера-гидрогеолога. В том же году был призван в армию. Служил в Горьком.

После армии поступил на работу в Горьковское геологическое управление, где до 1941 года прошел трудовой путь от начальника геологоразведочной партии до начальника структурной разведки управления.

В сентябре 1941 года ушел на фронт. Служил в артиллерии: командиром взвода, помощником начальника штаба полка, начальником штаба артиллерии 326-й стрелковой дивизии, старшим помощником начальника разведки штаба артиллерии 50-й армии. Был награжден несколькими орденами и медалями, в том числе медалью "За отвагу". Закончил войну в звании майора, в декабре 1945 года был демобилизован.

До февраля 1948 года работал начальником Марпосадской нефтеразведки Горьковского ГУ, а затем был назначен главным геологом Горьковского геологического управления.

19 июня 1951 года приказом министра геологии СССР Е. И. Тухтину было присвоено звание директора геологической службы. Другим приказом он был назначен начальником только что созданного Камчатского геологического управления. Осенью 1954 года был вызван в Москву, где решался вопрос о ликвидации Камчатского ГУ. Числился начальником КГУ до марта 1955 года, после чего уехал в Горький.

Владимир Алексеевич АВВАКУМОВ

В августе 1950 года Владимир Алексеевич Аввакумов был назначен главным геологом конторы "Камчатнефтегеология", давшей годом раньше начало геологической службе Камчатки. Когда Е. И. Тухтин осенью 1954 года улетел в Москву по вопросам ликвидации управления, его замещал именно Аввакумов. Но с ликвидацией предприятия он уволился.

Михаил Сергеевич СЕРГЕЕВ

После ликвидации Камчатского геологического управления в 1955 году все геологические кадры полуострова были поделены на две части. Нефтяники Воямпольской экспедиции перешли во вновь созданную Камчатскую комплексную геологоразведочную экспедицию, подчиненную тресту "Востсибнефтегеология" (Иркутск). Съемщики и поисковики вообще напрямую стали подчиняться Дальневосточному геологическому управлению (Хабаровск) и уже не имели на Камчатке своей объединяющей структуры, то есть, по существу, стали чужими. Таким образом, Камчатская комплексная экспедиция осталась единственной геологической структурой полуострова. Руководил Камчатской экспедицией Михаил Сергеевич Сергеев. Тот тяжелейший период в жизни камчатской геологии, который не называют иначе, как разруха, связан с его именем.

"Три года геологическая служба на Камчатке влачила жалкое существование, - пишет в письме автору книги ветеран геологии Петр Антонович Головин. - За эти три года дважды приезжали гонцы из треста "Востсибнефтегеология", был даже управляющий трестом Карасев, но эти визиты оканчивались всего лишь хорошей попойкой и увозимыми рюкзаками с икрой и рыбой".

В своей работе "Об истории развития геологоразведочных работ на Камчатке" П. А. Головин продолжает эту тему: "Это был период застоя. Объемы работ не вырастали, появилось много мелких объектов, не было единого направления в выборе места работ, единой методики, продолжалось дублирование работ. Эффективность в этот период была самой низкой".

Говоря о Сергееве, тот же Головин пишет: "Не оставил он о себе памяти на ниве геологических открытий. Но это не его вина - ассигнования на геолработы были ничтожны. Но оставил он память о другом - организовал озеленение откоса перед въездом в поселок Геолог, где автобусная остановка.

Каким был Сергеев? Педант. Любил кабинетную, бумажную работу. Любил писать приказы по поводу и без повода. Сам человек дисциплинированный, он требовал от подчиненных покорности и дисциплины. Сохранились в моей памяти частые рассказы Сергеева о его работе в Китае. Особенно о приемах и банкетах. Он часто рассказывал о приемах в геолдепартаменте Китая: "За столом сидели: в центре - посол СССР в Китае, справа - я, а слева - жена моя".

В декабре 1957 года, после выхода в свет приказа о создании на Камчатке районного геологического управления с подчинением Магадану, Михаил Сергеевич Сергеев уехал с полуострова.

Дмитрий Алексеевич БУБНОВ

В 1957 году Дмитрий Алексеевич Бубнов работал главным инженером Средне-Колымского районного геологического управления, находящегося в составе большого Северо-Восточного управления (Магадан). В его разведрайоне велись обычные для Колымы поисковые и разведочные работы на россыпи золота. Однако, когда в Магадане встал вопрос, кого назначить начальником вновь создаваемого и переданного СВГУ Камчатского районного геологоразведочного управления, то выбор пал почему-то именно на Дмитрия Алексеевича. Может быть, потому, что умел он организовать работу почти на пустом месте, умел ладить с людьми и в то же время, держать их под контролем?

Так или иначе, но в октябре он с группой магаданских геологических руководителей полетел в Петропавловск, чтобы принимать управление. Он не мог знать, что летит на Камчатку навсегда, что она так и не отпустит его, он умрет через полтора года от инфаркта и будет похоронен в Петропавловске. А его дело продолжат здесь же, на полуострове, сыновья-геологи.

Похоронен Дмитрий Алексеевич на старом кладбище, что на 4 километре. Могила находится на середине крутого склона возле института Камчаткоммунпроект. Ее видно издали из-за единственного на этом кладбище надгробного бюста-постамента: геолог через лупу разглядывает камень. Под бюстом надпись: "Дмитрию Алексеевичу Бубнову. 1916 - 1959. Мужу, отцу, другу".

Родился Дмитрий Алексеевич Бубнов в 1916 году на станции Уссури Уссурийского области (ныне Приморье). После школы был техникум, затем Дальстрой, Колыма. В 1951 году окончил геологоразведочный факультет Владивостокского политехнического института. Геология была его любимым и единственным делом жизни.

"Каким надо быть человеком, чтобы в Дальстрое выбиться в начальство! - восхищенно рассказывал автору камчатский геолог Анатолий Иванович Байков, лично знавший Бубнова. - Это ж надо было пить и не спиться, интриговать и не сгореть. Там надо было быть личностью!

И Бубнов был такой личностью! Он сильное впечатление производил. Когда я в мае 1959 года приехал на Камчатку вместе со своими товарищами Еркиным и Долматовым, нас принял лично Дмитрий Алексеевич - начальник управления. Даже таких начинающих геологов, как мы, которые лишь год отработали после вуза, ничего еще собой не представляли, принимал лично он сам. Это особенность Дальстроя. Там умели работать с кадрами, ценили их, понимали, что сражения выигрывают солдаты, в нашем случае - простые геологи. Поэтому стремились знать каждого в лицо.

Причем Бубнов не сразу нас всех троих скопом принял, а приглашал в кабинет каждого персонально. Смотрел в глаза, расспрашивал, а затем предлагал место работы.

К сожалению, он вскоре неожиданно умер. Я фотографией увлекался, на его похоронах был фотографом. Жаль, ничего не осталось…".

"Это был необыкновенный человек, - вторит Байкову ветеран камчатской геологии Петр Антонович Головин. - Ему Богом был дан талант руководителя. Он был одновременно строг и необыкновенно добр. Доверял и проверял. Он наладил строгий контроль за исполнением в аппарате управления. В нем сочетались качества высокого геологического профессионализма с качествами организатора и воспитателя. С ним было легко работать. Несмотря на то, что Камчатское райГРУ входило в состав СВГУ, Бубнов добился в министерстве, что ассигнования для Камчатки выделялись отдельной строкой, минуя СВГУ. Это лишало возможности руководству СВГУ манипулировать средствами в пользу Магаданской области.

11 июня 1959 года Бубнова не стало. Он сгорел на работе. Пусть земля ему будет пухом. Светлая ему память".

Специально для этой книги написал воспоминания о Дмитрии Алексеевиче Бубнове бывший начальник Камчатского геологического управления Вадим Михайлович Никольский. Ниже я привожу воспоминания полностью.

"С Дмитрием Алексеевичем Бубновым я познакомился 30 октября 1957 года, когда он, еще будучи главным инженером Средне-Колымского райГРУ, прибыл на Камчатку в составе комиссии Северо-Восточного геологического управления, которому приказом Мингео СССР передавалась геологическая служба Камчатки с 1 ноября 1957 года. Я работал в то время главным геологом Камчатской поисково-съемочной экспедиции Дальневосточного геологического управления и давал комиссии СВГУ основные пояснения по работе ПСЭ и геологии Камчатки в целом. Результаты работ экспедиции в 1957 году были очень интересными.

Председателем приемной комиссии был начальник СВГУ Б. Б. Евангулов, а его заместителем - начальник геологического отдела управления В. А. Титов. Но больше всего вопросов задавал мне и вел со мной отдельные беседы Дмитрий Алексеевич Бубнов - член комиссии, что меня немало удивляло, поскольку вопросы были не только геологическими.

Внешне Д. А. Бубнов производил очень приятное впечатление. Среднего роста, плотного телосложения, с широким, округлым лицом "русака", на котором выделялись внимательные карие глаза, нередко смешливые. Он энергично тряс мою руку и оглядывался по сторонам базы ПСЭ, интересовался всеми вопросами жизни экспедиции, а слушая меня по итогам работ партий ПСЭ, делал какие-то пометки в своем блокноте.

Все прояснилось 5 ноября, когда Б. Б. Евангулов зачитал приказ по СВГУ о создании в его составе с 1. 11. 1957 г. Камчатского районного геологоразведочного управления, начальником которого назначался Дмитрий Алексеевич Бубнов. Исполняющим обязанности главного инженера райГРУ был назначен В. Н. Николаев - начальник ПСЭ, исполняющим обязанности главного геолога стал В. В. Крылов - главный геолог нефтяной экспедиции. Я назначался начальником геолого-поисковой экспедиции, объединяющей работы ПСЭ и нефтяной экспедиции. Это было сделано без моего ведома и согласия, в духе Дальстроя. Я обратился к Д. А. Бубнову с вопросом:

- Как же так, Дмитрий Алексеевич, без меня - меня женили? Я не согласен.

- А твоего согласия и не требуется, - отпарировал он. - Ты давал нам все пояснения по геологии Камчатки, тебе и работать. Моего согласия тоже никто не спрашивал. Вызвали в Магадан и сказали: "Надо". Понял? Ну да не боись, вместе будем работать. Ты мне понравился. Евангулову и Титову тоже, кстати.

7 ноября 1957 года мы впервые в объединенном составе - съемщики, нефтяники, геофизики, снабженцы, вышли под руководством Д. А. Бубнова на демонстрацию в Петропавловске-Камчатском. Всем нам новый начальник понравился своей общительностью, веселым нравом, душевностью. Пели песни, рассказывали геологические байки и анекдоты, знакомились. После демонстрации мы с Д. А. Бубновым были приглашены на праздничный обед в семью М. Б. Беловой и Л. П. Грязнова. Сидели рядом за столом и продолжали геологические беседы допоздна. Была взаимная симпатия, и я пошел провожать его до гостиницы "Восток".

Конечно, Дмитрию Алексеевичу было тяжело. Никаких разведочных работ на Камчатке в том году не велось, основные нефтеразведочные работы были почти полностью свернуты. Поэтому первым делом он вскоре восстановил Богачевскую нефтеразведочную экспедицию на восточном побережье Камчатки. Усилены были геофизические работы, правда, в небольшом объеме. Но упор все же делался на съемочные и поисковые работы, особенно на твердые полезные ископаемые, в том числе на золото, по которому магаданцы были большими специалистами. В начале 1959 года была создана гидрогеологическая экспедиция по разведке термальных вод, прежде всего паужетских. Все снабженческие, хозяйственные, строительные дела были объединены по аналогии со структурами райГРУ СВГУ в контору подсобных предприятий (КПП).

Все эти новшества и преобразования Д. А. Бубнов проводил оперативно и быстро. Работал он нередко по 14 - 16 часов в сутки, много курил. Правда, часто приказывал, не считаясь с мнением руководителей предприятий. Так, в геолого-поисковой экспедиции райГРУ - одной из крупнейших - он почти полностью ликвидировал аппарат, оставив начальника, главного геолога и одного техника-геолога (секретаря), передав все остальные службы в КПП. Это создавало массу неудобств.

В первых числах января 1958 года Дмитрий Алексеевич вызвал меня к себе в кабинет и сказал:

- Вот что, Вадим Михайлович, отправляйся в Магадан для защиты всех проектов работ райГРУ на 1958 год.

- Как так всех? - опешил я. - Геолого-поисковой экспедиции - другое дело. Всех - не смогу. И потом, у Вас есть главный геолог райГРУ. Его и посылайте.

- Ну что ты, он же не защитит, не сможет.

- Посылайте главного инженера.

- Тем более не сможет. Он не геолог. В общем, Вадим Михайлович, я уже заказал тебе билет на самолет и позвонил в Магадан. Тебя там ждут, собирайся. Да не боись, все будет о,кей! Я сам приеду к тебе на подмогу. Слово тебе даю.

Так я оказался в Магадане с двумя чемоданами, набитыми 32 проектами съемочных, поисковых, разведочных и тематических работ райГРУ на 1958-1959 годы. Я их сразу же разнес по отделам и управлениям СВГУ на просмотр и рецензию соответствующим специалистам. Ежедневно обходил их и давал пояснения.

Д. А. Бубнов постоянно подбадривал меня по телефону, а в начале февраля и сам появился на неделю в Магадане. В первый же день он объявил мне, что "все в порядке", моими пояснениями рецензенты удовлетворены, а на защиту проектов и смет райГРУ он постарается приехать еще раз.

Каждый вечер мы с ним ужинали в ресторане гостиницы, играли в шахматы и гуляли по Магадану. Но занимался он исключительно хозяйственными делами. Правда, и переговорил "кое с кем", чтобы сметы наши особенно не резали. Друзей в СВГУ у него было много, интерес к Камчатке был велик, и многие колымчане хотели у нас работать. Я даже сделал в СВГУ два доклада на тему о геологическом строении и полезных ископаемых Камчатки, а затем - Курильских островов.

Дмитрий Алексеевич стал комплектовать новый аппарат райГРУ. Из Магадана и экспедиций СВГУ им были приглашены на должности главного инженера М. Д. Чернов, главного геолога - И. Н. Карбивничий, заместителя по общим вопросам - А. В. Сафонов, главного бухгалтера - Э. В. Далецкий, начальника планового отдела - Г. Е. Горлицкий, начальника отдела труда и зарплаты - Кутузов. Вместе с А. В. Сафоновым Дмитрий Алексеевич стал создавать план строительства новой, благоустроенной базы геологов в Сероглазке. Это сразу повысило его авторитет.

В конце марта 1958 года я успешно защитил все 32 проекта геологических работ райГРУ на 1958-1959 годы в Магадане и вернулся на Камчатку. Д. А. Бубнов поблагодарил меня и сказал:

- Из СВГУ пришло приглашение на первое Всесоюзное совещание по ртути, которое будет 14 - 16 мая в Москве. Титов и я считаем, что надо ехать тебе.

- Но ртутью у нас занимается Юрий Васильевич Жегалов, ему и карты в руки, - ответил я.

- Нет, поедешь ты. Жегалов не сумеет отстоять наши интересы. Готовь доклад по ртути Камчатки, мы тебя заслушаем на НТС.

- Тогда у меня к Вам, Дмитрий Алексеевич, одна просьба: я не был в камчатском отпуске 7 лет, устал. Семья у меня в Хабаровске. Разрешите после ртутного совещания в Мингео пойти в отпуск.

- Валяй. Согласен. Напиши мне о совещании сразу же. Денег больше проси.

10 мая 1958 года на НТС райГРУ под председательством Д. А. Бубнова я сделал доклад "Ртутоносность Камчатки". Он был одобрен советом, и 12 мая я вылетел в Хабаровск, а затем в Москву. 16 мая после успешного сообщения по ртути Камчатки на, по сути дела, экспертном совете Мингео СССР, отбыл в отпуск в Саратов, подробно проинформировав Дмитрия Алексеевича о совещании.

Осенью 1958 года после возвращения из отпуска передо мной вдруг встала дилемма: оставаться на Камчатке или переводиться в Дальневосточное геологической управление, в Хабаровск. Дело в том, что еще в те годы, когда мы подчинялись Хабаровску, там мне выделили двухкомнатную благоустроенную квартиру, в которой уже три года жила моя жена, работающая ведущим палеонтологом в ДВГУ, к тому же ожидающая нашего второго ребенка. А начальником управления был Виктор Андреевич Ярмолюк - мой учитель и друг, усиленно уговаривающий меня перевестись в Хабаровск.

Дмитрий Алексеевич Бубнов и слышать не хотел о переводе. Пришлось пойти на осложнения в работе с рядом аппаратчиков райГРУ. В феврале 1959 года Дмитрий Алексеевич не выдержал и сказал в сердцах:

- Ладно, черт с тобой! Уезжай. Но я уверен, что ты еще пожалеешь и вернешься к нам. Помни мое слово.

Так и получилось. Но Дмитрия Алексеевича уже не было в живых. Он скоропостижно скончался от инфаркта в июне 1959 года. Для меня это было большой личной утратой и скорбью. Став начальником КТГУ, я старался с большим вниманием относиться к его жене и сыновьям-геологам.

Павел Тимофеевич УСКОВ.

После неожиданной смерти начальника Камчатского Рай ГРУ Д. А. Бубнова, временно исполнял его обязанности главный инженер райГРУ, бывший колымчанин М. Д. Чернов. И только через год, 25 июля 1960 года, приступил к работе новый начальник - Павел Тимофеевич Усков.

Родился он 14 февраля 1915 года в Кировограде, в 1941 году окончил Харьковский государственный университет, геолог. Именно при нем, в январе 1964 года, Камчатское райГРУ стало вновь самостоятельным управлением - Камчатским территориальным геологическим управлением (КТГУ). В сентябре 1966 года Павел Тимофеевич был снят с должности приказом № 83-к от 14. 09. 1966 г. и откомандирован в распоряжение Министерства геологии РСФСР.

Вот как вспоминает его П. А. Головин: "Это был хороший руководитель, такой волевой здоровяк. Отличался особой работоспособностью. Был требователен и справедлив, не терпел разгильдяйства. Строго наказывал лодырей и прогульщиков. Из-за этого и поплатился, стал жертвой коммунистического режима. Его сняли с должности только за то, что посмел уволить И. А. Сидорчука, у которого были хорошие знакомые в обкоме КПСС, в частности, первый секретарь обкома М. А. Орлов был другом отца Сидорчука".

Действительно, Павел Тимофеевич Усков был снят с должности решением Камчатского обкома партии. Но было это все не столь однозначно, как написал П. А. Головин. Вадим Михайлович Никольский, который сменил Ускова на его посту, изучал в свое время это дело и считает, что сняли Павла Тимофеевича совсем за другое. Он, в частности, пишет: "Сидорчук, конечно не подарок, но П. Т. Усков был освобожден в начале мая 1966 года с должности начальника за неудовлетворительную работу управления. И там много всякого… Об этом мне сразу же рассказал М. А. Орлов…".

Соглашусь с Вадимом Михайловичем, что сняли за "неудовлетворительную работу". Но, все-таки, это только итоговая формулировка, а первопричина кроется в другом. Ее четко сформулировал Михаил Григорьевич Патока, когда рассказывал об этой давней истории. Он сказал: "Это был конфликт поколений, борьба нового поколения, воспитанного оттепелью, с поколением сталинским, воспитанным на тоталитаризме". И я бы еще добавил: Усков "полетел" в результате первого на Камчатке бунта молодых, грамотных людей против отживающих порядков. Но, все по порядку. Излагаю по рассказу Михаила Патоки.

Игорь Андреевич Сидорчук был в свое время исключен из института за аполитичные высказывания. Отработал на Севере, а потом с блеском защитил диплом и приехал на родную ему Камчатку. Работал он в ГСЭ. Все началось с геологической конференции, на которой объявили доклады геологов Сидорчука, Данилеско и Макарова. А их в зале не оказалось. Присутствующий Усков дал указание начальнику отдела кадров экспедиции узнать, где они есть в рабочее время. Через некоторое время она докладывает, что все трое не то пьют, не то похмеляются. Павел Тимофеевич был человеком резким, а потому дал указание уволить всех троих.Макаров не стал возражать - уволился, Данилеско вроде как признал свою вину и был прощен, а Сидорчук пошел на принцип. Пьяными их никто не видел, похмельными тоже, а за отказ читать доклад не увольняют. Находился же он в это время в камералке, работал.

Усков от своего приказа отступать не захотел. Тогда за своего товарища Сидорчука вступились другие геологи. В его поддержку у стен управления три дня собирались митингующие. Раздавались даже выкрики против сталинизма. Для поддержки митингующих начали приезжать геологи из других экспедиций. А перед этим начальник геологосъемочной экспедиции Вдовенко, не оформив отпуска, уехал на гусиную охоту. Была создана специальная комиссия месткома, которая фиксировала каждый день его прогула. Таких дней набралось 11. Геологи стали требовать, чтобы Вдовенко был уволен, а Сидорчук, наоборот оставлен. Еще бы немного, и о митинге могли узнать за пределами области, могли пострадать обкомовские сотрудники и даже руководители. Вот тогда и было принято решение об увольнении Ускова. И Вдовенко тоже.

"В обкоме партии почувствовали, что если поддержать Ускова, значит углубить конфликт, - говорит М. Г. Патока. - Вот так на Камчатке выразился конфликт поколений. Тогда здесь начали работать такие молодые, но яркие личности, как Шеймович, Бабушкин, Хотин, Арсанов, Сидорчук. Они составляли ядро геологосъемочной экспедиции, ее цвет, надежду. Они уже были воспитаны в атмосфере начала 1960-х годов и не могли мириться с методами руководства людей сталинской эпохи. Поэтому сам Сидорчук тут и ни при чем. История с ним была только поводом, искрой. Хотя, как мне сейчас кажется, уже несколько умудренному жизнью, можно было оставить Павла Тимофеевича. Мы, молодые, не во всем тогда были правы, но молодость всегда достаточно жестока. Усков был менее агрессивен, чем протестующие геологи. Он был, конечно, просто мудрее.

Ему делает честь хотя бы то, что он нашел в себе силы, чтобы прийти в экспедицию, которая приложила максимум усилий к его увольнению, и попрощаться с каждым персонально. Он прошел по партиям, и каждому подал руку. Для него, прожившему жизнь в геологии, много повидавшему, было тяжело покидать работу. Для него это был смертельный удар. Ведь после этого прожил он немного…

Хочу вспомнить один важный штрих. Когда я прибыл в Петропавловск молодым специалистом, меня лично принял Павел Тимофеевич Усков. Не просто так, что отправил в отдел кадров оформляться, а побеседовал. Полчаса мы с ним разговаривали. Я поведал свою коротенькую биографию и попросился на съемку. Он выпытал, почему именно на съемку, нашел, видимо, мои доводы обоснованными, и направил в геологосъемочную экспедицию".

Последние слова Михаила Григорьевича Патоки увязываются с коротким рассказом об Ускове другого геолога, прибывшего на Камчатку в то же время - Виктора Павловича Романова. Он говорил, что Усков знал в лицо каждого специалиста, лично занимался вопросами кадров.

В каждом человеке намешано всякое - плохое и хорошее. На то мы и люди, чтобы не быть однозначными…

Вадим Михайлович НИКОЛЬСКИЙ

Когда в сентябре 1966 года Вадима Михайловича Никольского назначили начальником Камчатского территориального геологического управления, и он прибыл на полуостров, его встретили как старого знакомого. И действительно, он не был чужаком для камчатских геологов, как специалист и руководитель он вырос среди них, сначала долго работая в полевых партиях, а затем возглавляя Камчатскую геолого-съемочную экспедицию. В 1959 году он уехал работать в Хабаровск, и вот через восемь лет вновь вернулся на Камчатку, чтобы теперь уже руководить ее геологической службой.

Шел третий год, как геология Камчатки была структурно объединена в территориальное управление. Площадь работ управления составляла пол-Европы - от Курил до Чукотки, а силенок было маловато. Надо было впрягаться в большую, кропотливую работу, которая к тому же не сулила славы. Надо было выполнять геологические задания, развивать работы, строить, ругать и хвалить подчиненных, получать нагоняи в министерстве, переживать, радоваться, огорчаться… И Вадим Михайлович впрягся в эту работу. И тащил ее до лета 1973 года, пока не получил отставку и не уехал в Саратов руководить разведочной экспедицией ПГО "Нижневолжскгеология".

А все началось в октябре 1951 года, когда молодой Никольский, только что окончивший геологический факультет Саратовского университета, приехал работать на Камчатку. Здесь его определили в партию уже известного в то время геолога Георгия Михайловича Власова, занимавшегося месторождениями серы. Позже Власов написал в своих воспоминаниях: "В исследованиях вулканических серных месторождений, особенно курильских, активно участвовал энергичный, талантливый геолог Вадим Михайлович Никольский. Он увлекся этой проблемой и обещал разрешить ее до конца. Меня беспокоит мысль, что я напрасно увлек этого впечатлительного, с большими творческими задатками юношу на решение, по существу, узкого, в значительной степени экономического вопроса" (159).

А юноша действительно увлекся этим "узким, экономическим вопросом", несколько лет подряд участвуя в поисках и разведке серных месторождений Курильских островов, Северной и Южной Камчатки. "Работы носили комплексный характер, - пишет В. М. Никольский в автобиографии. - Они включали оценку проявлений руд металлов - ртути, меди, свинца, цинка, олова, а также термальных вод, угля и стройматериалов. В 1955 году занимался геологической съемкой масштаба 1: 1 000 000 в Центральной Камчатке, в процессе которой были открыты рудопроявления и месторождения серы".

Как видим, и здесь сера. Она действительно стала главным увлечением Никольского. В те годы серу для нужд местной промышленности привозили на Дальний Восток из Украины и Средней Азии, хотя ее было в избытке на месте, причем - вулканической, самородной, значительно лучшего качества. Перед геологами стояла задача найти и разведать такие месторождения. Работа не могла не увлечь творческого, любознательного человека с задатками и ученого, и практика одновременно.

С первых лет своей практической работы геологом Никольский проявляет интерес к геологии как науке. Он настолько углубляется в суть изучаемых и попутных вопросов, что получает избыток информации, которую стремится облечь помимо официальных отчетов о проделанной работе в научные статьи и доклады.

Он активно участвует в работе геологического кружка экспедиции, где делает несколько больших, интересных, масштабных по сути вопросов докладов - "О принципиальных моментах спора в геологии осадочных пород между академиком Н. М. Страховым и членом-корреспондентом Л. В. Пустоваловым (март 1952 г.), "Островные дуги Восточной Азии: Камчатка, Курилы, Япония, Филиппины, Индонезия (март 1953 г.) и "О рациональной классификации пирокластических и родственных с ними пород" (февраль 1954 г.).

Последний доклад был настолько научно обоснован, что его размножили и рекомендовали для практического использования геологами Дальнего Востока, в том числе Камчатки. Чуть позже появляются его публикации в различных сборниках: "К вопросу о поисково-съемочных работах на Камчатке и Курильских островах" (160), "Вулканические серные месторождения полуострова Камчатка" (161), "Стратиграфия Курильских островов" (162), "Вулканы острова Парамушир Большой Курильской гряды" (163).

По всему видно, что Дальневосточный регион с его необычной природой и необычными геологическими формами увлек молодого геолога, и он полюбил его, привязался к нему накрепко. Этого нельзя было не заметить. И коллеги видели, что Никольский быстро растет и как геолог-практик, и как ученый, и как организатор производства. И совсем недаром в феврале 1957 года он становится главным геологом Камчатской поисково-съемочной экспедиции с большим коллективом геологов и рабочих.

В составе Камчатской ПСЭ летом 1957 года было 7 полевых партий - три съемочные по государственному геологическому картированию масштаба 1: 200 000 в южной части Камчатского срединного хребта (М. И. Горяев, А. Ф. Марченко и М. М. Лебедев) и четыре поисково-разведочные: Анавгайская ртутная (А. И. Шипицын), Кирганикская медно - полиметаллическая (И. Н. Ильченко), Алнейская серная (Ю. А. Шаров) и Парамуширская серная (В. В. Бочкарев). Все лето Вадим Михайлович Никольский не вылезал с поля: прошел пешком с рюкзаком за плечами более тысячи километров, обойдя территории работ всех этих партий за исключением Парамуширской.

А осенью того же года в камчатской геологической службе произошли структурные изменения - было создано Камчатское районное геологическое управление с подчинением Северо-Восточному геологическому управлению в Магадане. В качестве начальника рйГРУ с Колымы приехал Дмитрий Алексеевич Бубнов.

"Я давал основные пояснения комиссии СВГУ по приемке Камчатки, - пишет Вадим Михайлович в одном из писем к автору. - Вскоре меня назначили, не спрашивая согласия, начальником Геолого-съемочной экспедиции. А в начале января 1958 года Д. А. Бубнов отправил меня в Магадан защищать сразу 32 (!) проекта геологических работ на Камчатке в начавшемся году. Я был там три с половиной месяца, это была целая эпопея, жутко вспомнить…".

Значит, показался, коль назначили руководить одной из ведущих структурных единиц рйГРУ и доверили защиту основы основ всей работы - проектов, под которые выделяются деньги, после чего только и возможна производственная деятельность предприятия.

В период работы В. М. Никольского начальником ГСЭ ведутся поисково-разведочные работы на нефть и газ, Ю. В. Жегалов проводит геологическую съемку масштаба 1:200 000 на Командорских островах, Я. Ш. Геворкян привозит с перевала Оганчи в Срединном Камчатском хребте образцы жильного кварца с золотосульфидным оруденением, которые позже приведут к открытию Оганчинского золоторудного месторождения.

Но, какой бы интересной ни была работа, а в марте 1959 года Вадим Михайлович по семейным обстоятельствам покидает Камчатку и переезжает на работу в Хабаровск, в Дальневосточное геологическое управление.

"В первый год работы в Хабаровске был начальником Золотогорской партии, проводившей геологическую съемку масштаба 1:200 000 в хребте Тукурингра на территории Амурской области в известных золотоносных районах Дальнего Востока, - пишет В. М. Никольский в своей автобиографии. - В 1960-61 годах возглавлял Хехцирскую партию, занимавшуюся комплексной геологической, гидрогеологической и инженерно-геологической съемкой масштаба 1:50 000 в Хабаровском районе Хабаровского края. Работами партии были изучены Хехцирское железорудное, Хабаровское и Базовское буроугольные месторождения и дана оценка подземных вод, стройматериалов и инженерной геологии района.

С февраля 1962 по июль 1963 года работал техническим экспертом по поискам и разведке серных месторождений в республике Индонезия, где разведал месторождения Телага Бодас, Телага Терус, Кова Иджин, Кова Путих и другие на острове Ява и составил прогнозную карту сероносности территории республики".

После возвращения из Индонезии В. М. Никольский был назначен начальником Поисково-разведочной экспедиции Дальневосточного геологического управления. И вновь для него начались будни руководителя большого, сложного коллектива. Продлились они до августа 1966 года, когда он получил предложение возглавить Камчатское территориальное геологическое управление. Он согласился и вновь вернулся на полюбившуюся ему Камчатку.

Как раз в 1966 году на полуострове начались геологоразведочные работы на Оганчинском золоторудном месторождении, вовсю шла разведка золотых россыпей в бассейнах рек Авачи и Быстрой. Вскоре геологи открыли Агинское и Сергеевское золоторудные месторождения. Таким образом, работы Камчатского ТГУ стали приобретать "золотую" специализацию. Но все так же продолжались работы на нефть, велась геологическая съемка, шли поиски других полезных ископаемых. Планом на 1968 год, например, Камчатскому ТГУ необходимо было дать прирост запасов по ртути, золоту, сере, торфу, передать в эксплуатацию 2 месторождения россыпного золота, дополнительно выявить 2 россыпи. Камчатское управление становится штабом больших и серьезных геологических исследований на огромной территории полуострова.

Но штабу нужны были финансы, материальные ресурсы, специалисты, чтобы всем этим насыщать перспективные объекты работ. Всё это приходилось буквально выбивать в Москве, доказывать чиновникам в министерствах, что Камчатке необходимо уделять гораздо больше внимания, чем оно имелось тогда. Этим и занимался, помимо всего прочего, Вадим Михайлович Никольский.

"В марте 1971 года я просил у нового министра геологии РСФСР Л. И. Ровнина открыть для Камчатки новую строку в финансировании по золоту - "рудное золото", специально под Агинское месторождение, - вспоминает В. М. Никольский в письме к автору. - Буквально умолял выделить нам дополнительно 200 тысяч рублей. Но меня не поддержали начальник Главвостокгеологии И. С. Бредихин и замминистра И. А. Кобеляцкий. И, все же, через день удалось "выцыганить" у Льва Ивановича Ровнина (кстати, моего однокашника по Саратовскому университету) 100 тысяч рублей. С этих "несчастных" ста тысяч и начались в 1971 году поисковые работы на Аге".

Вот так: "умолял", "выцыганил"… Доводы и ухищрения в разговорах с чиновниками и министрами были различными, порой совершенно неожиданными и даже экзотическими.

Однажды Никольскому пришлось применить для этого книгу - роман Дмитрия Еремина "Золотой пояс", вышедший в 1971 году в "Роман-газете". В основу романа положена история, имевшая место в 1920 году, когда калифорнийский миллионер Вандерлип просил у российского советского правительства Камчатку в концессию на 50 лет. Он добился встречи с В. И. Лениным, и тот дал согласие на концессию. Так бы Камчатка и ушла до 1970-го года к американцам, но все испортил сам Вандерлип: он слишком долго пробыл в России, проникся уважением к большевикам, прослыл на родине "красным" и потерял уважение и доверие коллег и президента страны. Сделка не состоялась.

Это очень интересная, не афишировавшаяся у нас история, но интересно здесь и другое: причина, побудившая Вандерлипа просить "попользоваться" территорией Камчатки. А причиной было золото, которого, кстати, тогда еще на полуострове открыто не было. Но Вандерлип, как человек умный и предприимчивый, понимал, что Камчатка - всего лишь противоположный берег "гигантского Северного вулкана", из недр которого уже в современную геологическую эпоху выперли вулканы поменьше - на Аляске, на Камчатке, на Алеутах, в Калифорнии. На всех этих территориях, по кольцу, были найдены месторождения золота. Значит, по аналогии, такие же месторождения есть и на Камчатке.

"Я спекульнул на этой книге, - пишет В. М. Никольский. - Подписал ее от имени камчатских геологов и подарил заведующему сектором геологии и минерального сырья ЦК КПСС Аркадию Андреевичу Ямнову. При этом съязвил:

- Вот, Аркадий Андреевич! Основатель нашего государства и КПСС великий Ленин склонился к тому, чтобы отдать Камчатку в концессию на 50 лет синдикату Вандерлипа. Теперь у Вас нет иного выхода, кроме как поддержать нас в поисках нефти, газа и золота на Камчатке. Или же… сдать ее в концессию. Шучу, конечно…

Жаркий и очень интересный для меня был тогда разговор с Ямновым. К его чести, он позвонил нашему министру геологии СССР А. В. Сидоренко, с которым дружил с 1946 года, и просил усилить геологоразведочные работы на Камчатке. Об этом мне сказал сам министр, вызвавший меня через два дня после этого. Мы поговорили, и работы по золоту были усилены. А в 1972 году Камчатка попала в постановление ЦК КПСС и Совмина СССР по рудному золоту в Охотско-Чукотском вулканогенном поясе. Это было в октябре 1972 года в Хабаровске. На региональном совещании по ртути, олову и вольфраму министр Сидоренко предложил обсудить и вопрос о поисках и разведке золота в Охотско-Чукотском вулканогенном поясе. Объемы работ планировались громадные. Выступали все начальники управлений. Когда очередь дошла до меня, я сказал:

- Александр Васильевич! Охотско-Чукотский вулканогенный пояс "заходит" на Камчатку своим краешком. Там у нас есть, конечно, ряд проявлений золота, в том числе и Сергеевское - наиболее яркое. Но я хочу Вам сказать, что на полуострове есть еще три "своих" вулканогенных пояса (я только что их выделил в своей кандидатской диссертации): Западно-Камчатский, Срединно-Камчатский и Восточно-Камчатский. Наиболее рудоносным из них является, конечно, Срединно-Камчатский, о чем камчадалы говорят уже много лет. И если Охотско-Чукотский вулканогенный пояс, по которому готовится правительственное постановление, характеризуется преобладанием кислого вулканизма, а отсюда и золотосеребряные оруденения, то наш Срединно-Камчатский вулканогенный пояс характеризуется средним вулканизмом, а значит, преимущественно золотым оруденением. Примером являются такие рудопроявления и месторождения, как Агинское и Оганчинское, в том числе рудопроявления на юге Камчатки, куда продолжается этот пояс. Поэтому я прошу Вас включить в постановление ЦК КПСС и Совмина СССР наш Срединно-Камчатский вулканогенный пояс. А для Агинского месторождения, в котором мы уверены, выделить специальные деньги.

Наступила тишина. И вдруг Д. В. Рундквист - директор ВСЕГЕИ (крупнейшего геологического института СССР), член-корреспондент АН СССР, неожиданно воскликнул:

- А что? Никольский, по-моему, прав. Я полностью поддерживаю его предложение.

Немного подумав, А. В. Сидоренко сказал, обращаясь к начальнику планового управления Мингео СССР В. А. Перваго - всесильному человеку:

- Владимир Александрович, рассмотрите. У нас там есть резерв, выделите ему под Агу на 1973 год, а далее - по результатам работ.

Перваго - бывший камчадал, и с ним мы быстро договорились. Отвалили нам сразу 2 миллиона рублей".

Вот так проходила работа в верхах. Не менее напряженной она была и внизу, на Камчатке.

"Я могу назвать только двух руководителей камчатской геологии, с которыми лично мне довелось работать, которые знали каждого специалиста в лицо, вели собственную, строгую кадровую политику, - Ускова и Никольского, - говорит геолог В. П. Романов, вспоминая прежние времена. - Вадим Михайлович Никольский был всегда за то, чтобы руководителями подразделений назначались только геологи, выросшие как специалисты здесь, на Камчатке".

Действительно, кадрам В. М. Никольский всегда уделял пристальное внимание, участвовал в работе с людьми сам, не перекладывая ее на соответствующие службы. Так, в докладе на партийно-хозяйственном активе КТГУ, состоявшемся 18 февраля 1969 года, Никольский говорил: "Текучесть кадров была недопустимо высокой. А почему уходят от нас люди? Причем не только рабочие, но и ИТР? Главная причина - отсутствие нормальных жилищно-бытовых и производственных условий в круглогодичных партиях. На текучесть кадров влияют, по-видимому, и низкие заработки, отсутствие четкой организации труда, слабая политико-воспитательная работа в коллективах. Выход один - резко улучшать условия труда и быта на наших первостепенных объектах, создавать на них крепкие семейные коллективы, окруженные заботой геологов всего управления…".

При Никольском каждые два года в Петропавловске сдавались жилые дома для геологов. Для Геолого-съемочной экспедиции был построен административный корпус, а рядом возвели прекрасное для того времени общежитие, в котором были не только комендант и уборщицы, но и инструктор по физической культуре. В Елизово были построены 12 обычных домов и дом со всеми удобствами для геофизиков. В поселке Термальном возникла новая база для гидрогеологов, в Мильково было начато строительство базы для геологов, изучающих Агинское золоторудное месторождение. В Корфе построили базу для разведчиков серы и ртути. У рыбаков был принят на баланс КТГУ поселок Ича, где разместили нефтяников. Там через лиман построили мост, а в поселок провели пресную воду из скважины, пробуренной на морской террасе.

Именно при Никольском началось строительство на берегу Авачинской губы здания химической лаборатории, а в Сероглазке - причала и складов. Флот пополнился судном водоизмещением 3000 тонн.

"Я до сих пор горжусь тем, что обеспечил жильем всех, включая молодых специалистов, - пишет В. М. Никольский. - К строительству домов для геологов подключил тресты "Камчатскстрой", "Облсельстрой", "Моргидрострой". И это не считая собственного стройуправления. Мелкие стройучастки были созданы почти во всех экспедициях. По выполнению строительных работ для геологов маленькая Камчатка занимала в те годы второе место вслед за гигантом Главтюменьгеологией".

Все складывалось хорошо, геологическая отрасль на Камчатке процветала, шла в гору. И результаты работ были хорошими. Но, как признается и сам Вадим Михайлович, и это подтверждают люди, он не смог удержаться внутри жесткой административно-командной системы - она не выносила людей самостоятельных, инициативных, вечно задающих неудобные вопросы, не терпящих бездельников, болтунов и проходимцев.

"Работать приходилось по 12 - 14 часов, нервы не всегда выдерживали, - пишет он. - Ежегодно меня дважды заслушивали на секретариатах обкома КПСС и один раз на бюро обкома. Раз в год приходилось отчитываться на коллегии Мингео РСФСР или же СССР. Прорабатывали меня в облисполкоме, горкоме, горисполкоме, воспитывали в облсовпрофе, ЦК профсоюзов рабочих и служащих геологоразведочных работ, в КЦ КПСС.

В связи с интенсивным ростом геологоразведочных работ на Камчатке сюда приезжало на работу много разных специалистов из регионов СССР. Многие из них были настоящими искателями приключений, а чаще всего - заработков. Это были люди мало дисциплинированные и беспечные. Поэтому резко возросли нарушения охраны труда и техники безопасности. Только за 1968 год в КТГУ погибли 11 человек. На коллегии Мингео СССР совместно с ЦК профсоюзов мне врезали так, что я получил первый инсульт. И это в 40 лет!..

А главный инженер управления и начальник геофизической экспедиции были сняты с работы, как я ни пытался защитить их. До сих пор вспоминаю эту коллегию с содроганием. А из серого здания ЦК КПСС я в 1971 году, после "дружеской" четырехчасовой беседы вышел, хватаясь за стены. Было, было…".

Вообще, отношения Вадима Михайловича Никольского с властью (партийной и советской) складывались в разные годы его камчатской жизни по-разному. В начальники Камчатского территориального геологического управления он был приглашен лично первым секретарем Камчатского обкома партии Михаилом Анатольевичем Орловым. "В первой же четырех с половиной часовой беседе он дал мне понять, что лично будет заниматься вопросами геологии области, и просил его постоянно информировать о них, - вспоминает В. М. Никольский. - Виделись мы с ним еженедельно, иногда чаще, объездили всю область, побывали вдвоем на всех новых объектах. Но весной 1971 года Орлова неожиданно сняли. Писал он мне письма после этого (3-4 письма в год) 25 лет!

А со следующим первым секретарем Д. И. Качиным дело не пошло. Я нигде с ним не был, ни на одном объекте. И стиль работы его абсолютно иной. Сначала он снял главного рыбника области, потом - главного моряка, затем - главного строителя, ну и… главного геолога области. В чем тут моя вина? Я сам написал заявление и … уехал с Камчатки. Со слезами на глазах".

Да, было. Как пишет П. А. Головин, который много лет, в том числе и в те годы, возглавлял отдел кадров управления, "у него (Никольского. - А. См.) было много амбиций. То поссорится в министерстве, то в обкоме. У него был большой талант наживать себе врагов".

Увы, со стороны это выглядело так… Но сам Вадим Михайлович уточняет: "Конечно, амбиции были, как у любого нормального человека. Но касались они только чести и любви к Камчатке (подчеркнуто Никольским - А. См.), за что я и боролся на всех уровнях в ущерб своему здоровью, карьере, положению семьи. Ни чванства, ни зазнайства, ни злопамятства во мне никогда не было".

В июле 1973 года карьера Вадима Михайловича Никольского на посту начальника Камчатского территориального геологического управления закончилась. Из его письма: "Покинув Камчатку, точнее сдав свой пост, я поехал сначала в отпуск и побывал в обоих министерствах геологии - СССР и РСФСР. Заместитель министра геологии СССР всесильный А. А. Рясной сказал мне:

- У Мингео СССР к Вам, Вадим Михайлович, никаких претензий нет. Мы довольны Вашей работой, и без работы Вы не останетесь.

Виктору Андреевичу Ярмолюку же он несколько раз повторил:

- Зачем? Почему он подал заявление об уходе? Кто его просил? Он что, не в себе?

На это я спокойно сказал Ярмолюку:

- Странная реакция. Ну не хочет первый секретарь работать со мной. Не хочет, и все тут. Вы что, пойдете против обкома КПСС? Да ни в жизнь!

Мне предложены были должности заведующего отделом (я только что защитил кандидатскую диссертацию) в институтах ДВИМС (Хабаровск) и КИМС (Симферополь), а также нерудного сырья (Казань). Я отказался. Мне предложена была и работа в Москве - первым заместителем начальника управления по твердым полезным ископаемым Мингео СССР и три должности в Мингео РСФСР. Но я не прошел … в ЦК КПСС. Впоследствии узнал, что Д. И. Качин, пытаясь избавиться от Никольского и зная, что в Мингео его могут не поддержать, побывал в секторе геологии и минеральных ресурсов ЦК КПСС и вел там разговоры обо мне. Какие?

Уезжая с Камчатки, 19 ноября 1973 года я зашел попрощаться в обком КПСС и побывал у Качина. Я задал ему два вопроса и сам ответил на них:

- Дмитрий Иванович, я не оспариваю Вашего решения по отношению ко мне и не держу на Вас ни обиды, ни злости. Но ведь Вы могли попросить на мою должность в порядке укрепления кадрами в ЦК КПСС любого сильного геологического руководителя. А Вы, на кого же Вы меня променяли? Жалко. Очень. Второе: зачем Вы, Дмитрий Иванович, говорили обо мне в ЦК КПСС? Вы ведь просто со мной могли поговорить. А Вы сделали это через третьего секретаря. Я ушел бы (и ушел) без лишних разговоров. А теперь в ЦК не дают согласия на меня ни на одну хорошую должность. Вы не только сломали судьбу мою и моей семьи, а и потеряли отличного помощника для Камчатки в Мингео. Почему такая жестокость?

Молчит. Так я оказался в Саратове, где мы стали жить у тещи".

В Саратове Вадим Михайлович Никольский начал работать начальником геологоразведочной экспедиции ПГО "Нижневолжскгеология". Экспедиция проводила поисковые и разведочные работы на горючие сланцы, подземные воды, серу, стройматериалы, выполняла региональные съемочные и тематические работы на нефть и газ. И здесь, на Волге, сера осталась главным увлечением В. М. Никольского. У себя в экспедиции он создает специальную серную группу геологов, которая по заданию Мингео СССР выполняет тематические работы по оценке перспектив сероносности территорий, лежащих в долине Волги. "Впервые в практике работ на серу в стране проводилась комплексная оценка различных видов серосодержащего сырья: серы самородной, газовой, в нефти, горючих сланцах и подземных водах, - пишет Вадим Михайлович в своей автобиографии. - В частности, в 1976 г. были подсчитаны запасы газовой серы в газоконденсатных залежах только что открытого Астраханского месторождения, в 1977 г. оценены запасы сульфидной и органической серы в горючих сланцах Волжского бассейна, в 1979 г. открыта и оценена первая серная залежь в Поволжье".

Серной специализацией отмечены и последующие годы трудовой деятельности В. М. Никольского. В 1983 - 85 годах он занимался тематическими работами по оценке перспектив сероносности Прикаспийской впадины. Итогом работ явилась прогнозная карта сероносности обширной территории. В марте 1986 года Никольский приступил к большой работе по прогнозу перспектив сероносности Новоузенской, Эльтонской и Баскунчакской зон соляных куполов Нижнего Поволжья.

Практическую и научную геологическую деятельность Вадим Михайлович не оставляет до сих пор. "Сижу над оформлением трех статей по докладам о геологии Поволжья и Западного Казахстана, сделанным 20 - 22 января 1998 года на Международной геологической конференции в Саратове, - пишет он автору в одном из писем. - Составляю два доклада на Международное вулканологическое совещание, которое состоится 12 - 16 мая в Туапсе. Тезисы докладов уже отправил оргкомитету…".

И далее, в следующем письме, датированном 6. 06. 1998 года, сообщает: "Вернулся с конференции. Оргкомитет разрешил мне объединить два моих доклада, а аудитория позволила говорить 1,5 часа вместо 20 минут по регламенту. Председатель оргкомитета академик РАЕН Е. К. Мархинин - один из крупнейших вулканологов мира - выделил мой доклад особо и наговорил кучу комплиментов. Но особенно приятно было пообщаться с крупными учеными - геологами Грузии, Узбекистана, Сибири, Якутии, Москвы, Краснодарского края, Камчатки. Но с Камчатки и Дальнего Востока вообще были лишь отдельные представители: дорого, немыслимо приехать.

Сразу же по возвращении из Туапсе засел за тезисы доклада "Сера - индикатор вулканического и гидротермального процессов" к российско-японскому полевому семинару 98 года "Минерало-рудообразование в вулкано-гидротермальных системах островных дуг" (г. Петропавловск-Камчатский, 25 июля - 1 августа 1998 г.) и отправил их в Институт вулканологии две недели назад. Не скрою, мне очень хотелось бы побывать на Камчатке, где я не только смог бы выступить с интересным докладом, а и быть экскурсоводом на Мутновский вулкан, куда планируется экскурсия, и где я был первопроходцем в 1954 г., изучая серные залежи и термальные воды Камчатки. Мог бы быть полезен и Бирюкову в чем-то, так как тщательно слежу за развитием геологии в России и в мире. Но "мои финансы поют романсы", а обратиться в оргкомитет семинара, тем более к губернатору области (он должен помнить меня), об оплате такой командировки у меня не хватает смелости. Да и не в моем характере афишировать себя".

Вот уже 25 лет работая вдали от Камчатки, Вадим Михайлович помнит ее, помнит людей, с которыми сталкивала жизнь, помнит геологию полуострова и ту историю геологических исследований, которая произошла здесь до него и при нем. "Я хотел бы Вам напомнить о прекрасной работе на Командорских островах Камчатки в 1903 году геолога Н. Морозевича. Кстати, в те годы русские купцы добыли и вывезли с острова Медного несколько пудов самородной меди, - пишет автору Никольский. - Как ни просил я в 1958 году Ю. В. Жегалова привезти с Командор побольше меди, но, кроме нескольких кусочков и тонких проволочек меди, он на Медном ничего не нашел. Всю вывезли. А может быть, не всю? Не ясно до сих пор…".

Работает Вадим Михайлович и в публицистическом жанре. Им написана вступительная статья к запискам геолога Г. М. Власова "Избранные страницы", опубликованным в девятом выпуске "Краеведческих записок" Камчатского областного краеведческого музея. Написан им большой очерк "Два Юрия", в котором рассказывается о геологах Ю. Н. Гринченко и Ю. Г. Кузнецове, погибших при загадочных обстоятельствах на полуострове Камчатского мыса в 1953 году. Никольский хорошо знал их, дружил с ними, в честь Никольского даже назван сын Кузнецова Вадим. Оставить в памяти людей этих замечательных геологов - такой была задача Вадима Михайловича.

Когда в 1978 году Вадиму Михайловичу Никольскому исполнялось 50 лет, он жил уже в Саратове. Но камчатцы помнили о нем. От гидрогеологов полуострова из поселка Термального он получил вот такое поздравление:

Рассказывая о том юбилейном дне, Вадим Михайлович пишет: "Вот такие стихи от гидрогеологов Камчатки получил я спустя пять лет после вынужденного отъезда с полуострова. Адреса мне тогда прислали ГСЭ и аппарат КТГУ, геофизики. Съемщики прислали посылку с образцом молодой лавы последнего извержения Толбачика, фотографии.

Писали мне многие. Юрий Иванович Харченко дважды в год отчитывался передо мной в своих письмах, подробно сообщая в них в мае - о планах полевых работ текущего года, в декабре - об итогах, результатах полевых работ. И так - до конца своих дней. Кипа его писем у меня еще не обработана, ждет своего часа.

В последние годы у меня завязалась переписка с Борисом Константиновичем Долматовым. В мои "руководящие годы" это был один из лучших геологов и начальников партий ГСЭ. Поздравляя меня в 1996 году с Днем геолога в своем большом письме из Ставрополья, где он сейчас живет, он написал в том числе и такие строки:

"Поздравляю Вас с нашим праздником - Днем геолога! Вы единственный из руководителей Камчатского геологического управления, с которыми мне довелось работать, в полной мере являетесь настоящим профессионалом-геологом. Это, как Вы понимаете, не лесть, а мое глубокое убеждение, основанное на общении с Вами и многочисленных отзывах о Вас настоящих ученых. Я никогда не забуду техсовет, который Вы проводили 31 января 1971 года. Я тогда защищал Аянкинский лист 1: 200 000. Отчет окончательный, и писал я его один, затратив на него много душевных сил, почему и запомнил все до мельчайших подробностей… Спасибо Вам.

Свою вину перед Вами я тоже несу тяжким бременем почти 30 лет, да и не я один. Очень многие раскаялись в своем бездумном поступке по отношению к Вам. К сожалению, есть то, что невозможно исправить, а можно только принести покаяние…"

Вот такое неожиданное письмо. Я помню Долматова, его Аянкинский отчет, его работы на Карагинском острове и Усть-Камчатском полуострове. Хорошие работы.

Много лестных для меня писем получил я с Камчатки от бывших камчадалов вообще за последние 25 лет…".

В ноябре 1998 года Вадим Михайлович отметил свое семидесятилетие. И вновь были поздравления, в том числе от камчатцев. "Спасибо всем за поздравления, - написал он. - Печальная все же дата. Особенно в нынешнее время. Живем воспоминаниями о прошлом, прекрасной работе, могучем и великом СССР. Счастливая жизнь была".

Жизнь Вадимом Михайловичем Никольским прожита большая, сделано многое, обо всем не напишешь в очерке. Но главное можно подчеркнуть еще раз: Вадим Михайлович оставил заметный след в истории геологического изучения полуострова Камчатка, вообще в жизни полуострова в большой, далекий теперь уже период 1951 - 1973 годов.

Рем Александрович РЕМИЗОВ

При Никольском Ремизов был главным инженером Камчатского геологического управления. Когда Никольский ушел, Рем Александрович занял место начальника. Это случилось в июле 1973 года.

Наверное, закономерно, что после начальника-геолога (Никольского), пришел начальник-разведчик, бывший главный инженер, организатор производства. Как раз в то время ударил первый фонтан газоконденсата на западном побережьи Камчатки, началась предварительная разведка Сергеевского и Агинского золоторудных месторождений. Все это требовало разворота большого, технически насыщенного производства. И Ремизов мог его организовать, к тому же несколько лет жил этим производством, эволюционировал вместе с ним, знал его как свои пять пальцев.

"Рем Александрович - опытный разведчик, умелый организатор производства, - пишет П. А. Головин. - По натуре очень добрый и отзывчивый человек. С ним было легко работать, он полностью доверял подчиненным, развивая этим их деловую инициативу. При нем Камчатское геологическое управление в июне 1980 года стало производственным геологическим объединением "Камчатгеология" и он стал первым его генеральным директором".

"Ремизов оставил впечатление хорошего человека, - говорит Михаил Григорьевич Патока. - Но он был разведчик, технарь, он был главный инженер. А на той стадии развития Камчатского геологического управления руководить им должен был геолог, как Никольский. При Ремизове начались разведки, стала возрастать техническая часть и хиреть геология, как таковая. То есть деньги стали отвлекаться в основном на разведки. Пошли вперед Сергеевка, Ага, затем Асача - дорогостоящие проекты, а геология пошла на убыль вместе с ее интеллектуальной частью. Методическую часть разведки Ремизов поставил. Это и его главный успех и главная неудача. В Хабаровском крае как-то нашли паритет и сохранили высокий потенциал и геологии как таковой, и разведки. Здесь же начались перекосы".

За словами Михаила Патоки чувствуется, что произносит их геолог-съемщик. Геолог-разведчик сказал бы обратное. Жаль, что из нынешних геологов-разведчиков нет таких, кто знал хорошо Ремизова. Все они тогда были достаточно молодыми людьми, жили и работали далеко от Петропавловска, не имели возможности общаться с начальником управления, чтобы понять его, сложить о нем свое мнение. Но зато все они утверждают, что в семидесятые - восьмидесятые годы прошло становление на Камчатке своей разведочной школы, которой следует гордиться. Школа эта дала целую плеяду замечательных геологоразведчиков, таких, как Виктор Хворостов, Вениамин Зайцев и Сергей Зайцев, Рашид Газизов, Людмила Безрукова, Павел Озорнин, В. А. Прозоровский и других.

К сожалению, Рем Александрович не успел подготовить обещанные записи о своей работе на Камчатке к выходу этой книги. Надеюсь, что позже он это сделает.

Виктор Иванович ЛАШТАБЕГ

Виктор Иванович Лаштабег прибыл на Камчатку как гроза, как карающий меч местных, неумелых, неразворотливых руководителей партий и экспедиций, как предвестник значительных перемен в методах геологоразведочных работ. Он звался генеральным директором, и люди заочно, еще не зная и не видя его, а только прослышав о жесткости разговоров этого человека с подчиненными, о суровости вида, серьезности, прозвали "генералом".

"Летит в Северо-Камчатскую экспедицию", - прошел слух. И многие затрепетали. "Саша, что слышно о новом генерале, как он себя ведет, прилетая в партии?" - допытывался я по рации у центрального, экспедиционного радиста Александра Дьяченко, сидя в своей темной, занесенной снегом палатке на реке Кичаваям.

"Ведет себя как слон в посудной лавке, - поделился информацией радист. - Все крушит, всех снимает. Говорят, у него странная манера задать вопрос и не дать человеку возможности ответить на него. Ты приготовься, он отсюда полетит по северным партиям, вкруговую. Залетит и к тебе".

Кичаваямский поисково-разведочный отряд, начальником которого я был в те зимние дни 1983 года, базировался в предгорьях Понтоней, в среднем течении золотоносной речки Кичаваям. Мы искали россыпи золота, оконтуривали их траншеями. Правда, все это делали минувшей осенью, а в зиму нас оставила в поле не очень умная воля экспедиционного начальства.

Снега в долине Кичаваяма были большими, морозы стояли под 40 градусов, световой день равнялся двум часам. Мы жили в палатках с металлическими печками и занимались единственным делом - готовили дрова. Чтобы на сутки хватило, нужно было потратить час. Оставшийся час работали на шурфах и строительстве склада взрывчатых материалов. Шурфы проходили вручную, ни один из них не добивался из-за крупного валунника. Склад было строить не из чего, поэтому не строили, а мудрили. В общем, бесполезно мерзли в голой тундре, дожидаясь весеннего тепла.

Я был зол на все начальство, к тому же только что перенес воспаление легких, оклемался и опять был послан в тундру, на участок, чтобы "делать то, не знаю чего". Поэтому такой генерал меня устраивал, я надеялся, что он, увидев наше бесполезное сиденье здесь, даст команду вывезти отряд в поселок, или же на действующий участок.

Вскоре пришло известие, что начальника экспедиции он снял. Затем снял главного инженера. Из Корфа его маршрут лежал в Первореченск, где находилась база нашей Пенжинской партии. Там генеральный директор застал пьяным заместителя начальника партии, и тоже немедленно снял. На участке Кондырево он даже из вертолета выходить не стал, увидев, что на посадочную полосу спешит трактор с прицепленными деревянными санями, а из саней вываливается прямо под полозья пьяный начальник отряда. "Немедленно уберите эту пьянь", - брезгливо сказал генерал, и дал команду взлетать. Ко мне на участок он не прилетел - у вертолета не хватило светового времени, и он напрямую ушел на Корф. Хороший чай, приготовленный специально для генерала, я выпил с проходчиками Бобряшовым, Кудряшевым и Анохиным.

Разгром от генеральского визита был полный. Даже в эфире на день-два повисла тишина. Все зализывали раны. Правда, новая жизнь так и не наступила. Генерал улетел, а мы остались. И продолжали жить и работать в привычном режиме. Я так и досидел в снегах до весны, заместитель начальника Пенжинской партии окончательно спился в Первореченске, потому что зимой ему некуда было ехать, а здесь другой работы ему не предложили. Главный инженер экспедиции и начальник Кондыревского участка благополучно перебрались в Петропавловск, потому что там у них были квартиры, устроились на новые, более престижные должности. Лишь начальник экспедиции переместился в геолотдел и продолжат жить и работать на Севере. Всё. Я до сих пор вспоминаю точные слова радиста: "Слон в посудной лавке". Правда, это больше подходило к характеристике разгрома, но не самого Лаштабега.

А сам Виктор Иванович Лаштабег отнюдь не был неповоротливым, толстокожим слоном. Это был стройный, моложавый, энергичный человек. Он даже разговаривал очень быстро. Есть такая манера говорить, как бы с кашей во рту - ничего не понятно. Мысли опережают неловкую речь человека, он пытается их догнать, палит скороговоркой, а слушатели мало что понимают. Так разговаривал Лаштабег.

Его назначили генеральным директором ПГО "Камчатгеология" из Певека, где он был начальником экспедиции. При нем это была очень хорошая экспедиция. Лаштабег был жесткий руководитель, требовал дисциплины, поэтому работа шла хорошо. Его заметили и выдвинули в генералы. Это произошло в августе 1983 года.

Камчатки он не знал. Самыми крупными объектами объединения были Аметистовая и Агинская партии, которые вели разведку одноименных месторождений рудного золота. Свое знакомство с объединением Виктор Иванович начал с них. Вот рассказ Василия Викторовича Кноля, который был в то время главным инженером Агинской партии.

"В августе он с представителями министерства прилетел к нам. Мы собрались в моем кабинете. Сначала сделал доклад главный геолог. Затем стали говорить все. Мысль обозначилась одна: объект самый важный, разведку надо ускорить, поэтому с августа до конца года необходимо в 2,5 раза больше пройти подземных выработок, чем прошли с начала года до августа.

Стал докладывать я, как главный инженер. Рассказал о технических возможностях предприятия, его производственной мощности. Признал, что задача, в принципе выполнима, но при определенных условиях. Когда перечислил условия, тогда первый раз крепко получил от Лаштабега по щекам. Одним из условий был крепежный лес. Породы на Агинском не устойчивые, крепление было практически сплошным, крепили даже в грудь забоя. Расход леса был 1 кубический метр на метр проходки. Следовательно, чтобы пройти до конца года 2,5 тысячи метров выработок, необходимо было запастись 2,5 тысячами кубов крепежного леса. Я показал в окно: "Посмотрите, у нас сегодня нет ни одного бревнышка рудстойки. Из Мильково поступает 16 - 20 кубов, а то и 7 - 8. Как запастись лесом? Причем, скоро осенняя распутица, придется ждать зимника. А там и времени уже не остается…".

Лаштабег разъярился: "Как? Ты, главный инженер, говоришь "нет", еще не взявшись за дело? А почему же ты без крепежного леса сидишь?"

Это был мой первый серьезный спор с ним. Все были в подавленном состоянии. А тут мы еще затеяли ремонт дизелей - они к тому времени выработали свои ресурсы. Из-за этого проходку пришлось приостановить. И вдруг - такая задача. Но приказ неумолим: "Выполнять".

В октябре Виктор Иванович вторично прилетает. Леса как не было, так и нет, такая же, естественно, и проходка. Но дизеля мы подремонтировали. На этот раз разговор был еще серьезней. Лаштабег во всем винил начальника партии Юрия Викторовича Григорьева и меня. Я не выдержал, сказал: "В конце - концов, я лично отвечаю за производство здесь, в партии. За проходку, технику безопасности и так далее. Но я не могу отвечать за то, что сюда из Мильково не отправляют рельсы, взрывчатку, кабель, лесоматериалы. Там - экспедиция, целый штат снабженцев, инженеров. Есть и объединение, которым Вы руководите…".

Лаштабег еще сильнее разгневался: "Что ты говоришь? Снять тебя надо, гнать!" После нашего разговора один ушел на штольни. С бригадирами он любил общаться, старался говорить по-свойски, просто. Начал говорить обо мне. А те возражают: "Виктор Иванович, зря Вы рассердились на главного инженера. Если бы он не крутился, мы бы вообще ничего не делали. Что же, ему ездить в Мильково за рудстойкой?".

Вечером он заходит: "Ладно. Пошли, покажешь, что вы тут понаделали…".

Через несколько дней после его отъезда присылают приказ: начальника партии Григорьева снять, назначить и. о. начальника партии Кноля. В моей практике Григорьев был самым сильным начальником партии. Он полностью держал в своих руках все хозяйство. Мне перед ним было очень неудобно, как будто бы я его подсидел. Ничего ему взамен не предложили, мы поставили его начальником пыле-вентиляционной службы, которую он, кстати, отладил, а затем уехал в Якутию, откуда когда-то прибыл сюда".

Во всех экспедициях и крупных партиях, кроме КГСЭ, Виктор Иванович Лаштабег сменил руководителей. Убрал старых, на их место привез своих, из Магаданской области. Они были обучены четкой, жесткой работе, привезли на Камчатку колымско-чукотскую школу организации производства. Жизнь объединения стала меняться.

"Я точно знаю, что Виктор Иванович не стремился стать генеральным директором, - говорит Михаил Григорьевич Патока. - Он мне рассказывал, что для него назначение стало совершенной неожиданностью. Конечно, к нему присмотрелись, как к хорошему начальнику хорошей Чаунской экспедиции, и назначили не случайно. Но для него - неожиданно. Он прилетел в Москву, где впервые об этом и узнал. Только что ушел Ремизов, и Лаштабегу сказали: "Наводи порядок в этом хозяйстве". И он начал его наводить. В меру своих сил и представлений о порядке. Это не всем понравилось, но что поделаешь - нельзя нравиться всем, не возможно…".

"Я Лаштабега уважаю, - признается Локман Хусейнович Эркенов. - Он был умный, дальновидный руководитель, скоропалительных решений не принимал. Хотя, первое время мне казалось, что уж очень рьяно и жестоко он шашкой машет. Но вскоре понял, что Виктор Иванович оценивает людей по их способности, а не по тому, что они говорят, или представляют из себя внешне".

"Да, он пришел, как гроза, и начал все переделывать, - продолжает М. Г. Патока. - У него был огромный опыт работы на Чукотке, а там работа - не сахар. Но он был разведчиком, не знал геологии, тем более - камчатской. Поэтому ему было трудно. Но я должен отметить одно его редкое качество - он осознавал, что не специалист в геологии, а потому прислушивался к мнениям специалистов, старался понять, вникал. Для него многое было внове, но при всей занятости, а генеральный директор всегда исключительно занятый человек, он находил время разобраться, вникнуть.

В 1987 году я защищал отчет Димшиканской партии. Мягко говоря, это был спорный отчет. У меня было много сторонников, но и много оппонентов. Мнения на техсовете разошлись: или не принимать совсем, или принять с отличной оценкой. И вдруг меня вызывает Лаштабег. Говорит: "Я слышал о противоречивых мнениях о Вашем отчете. Вы не могли бы доложить мне одному?". Я согласился. Он назначил время. Я пришел, развесил графику, он к тому времени прочитал оба тома отчета, и мы с ним два часа проговорили. В результате он сказал: "Вы меня убедили. Мне кажется, Ваши аргументы веские. Поезжайте в ВСЕГЕИ, защитите Ваши представления там". В конце года меня вызвали во ВСЕГЕИ, я докладывал, и в итоге почти все идеи вошли в Российский петрографический кодекс.

Да, у Виктора Ивановича был магаданский почерк, достаточно крутой. Но человек он мягкий. Не был зловредным, мстительным. Приятный человек…".

Василий Викторович Кноль стал главным инженером объединения "Камчатгеология" в 1987 году. Он рассказывает: "Лаштабега все побаивались. И я думал: как сложатся мои с ним отношения? Внутренне даже готов был к отпору. А для себя принял правило: быть откровенным, конкретным и честным. Но с первых же дней Виктор Иванович повел себя очень нормально и по деловому. Отношения сразу стали хорошими. Не без проблем, не без споров и даже легкой ругани, но хорошими. Что меня поражало - он ни разу не назвал меня на ты, хотя с другими это себе позволял. Но и я старался его не подводить, поручения выполнял точно.

Он не вмешивался в мои дела. Только поручал и спрашивал. Если требовалось вмешательство генерального директора, я сам выходил на него. Он умел скоординировать мою работу с другими своими заместителями, делал это четко.

При нем работа объединения коренным образом изменилась. Он прямо шел к цели, заставлял всех идти к ней. На новый уровень стали выходить наши работы по геотермике. Мутновку разведывали сахалинцы, но мы на прочих работах с 1988 году по ассигнованиям догнали их. Мы приобрели станки нефтяного ряда, готовились к работе на Кошелевском месторождении парогидротерм. Лаштабег выделил в отдельное структурное подразделение Тематическую экспедицию. Он добился того, что мы стали вести капитальное строительство, дома строили, базы экспедиций, целую Пенжинскую экспедицию перевели из Первореченска в Манилы. Пошло на подъем Аметистовое месторождение, в корне были пересмотрены отношения к россыпям, в Пенжинском районе россыпь пошла за россыпью. До сих пор артель "Камчатка" моет еще те россыпи, разведанные в конце 1980-х годов. Задачи перед объединением ставились серьезные, большие. Работать было очень интересно".

"Если бы геологическая отрасль не стала разваливаться, перестраиваться, Виктор Иванович, наверное, до сих пор руководил бы "Камчатгеологией", - итожит Патока. - Стратегия у него была верная".

Родился Виктор Иванович Лаштабег 18 февраля 1939 года в Северо-Осетинской АССР. Окончил Московский геологоразведочный институт, работал на Чукотке, дошел до должности начальника Чаунской ГРЭ. 8 августа 1983 года был назначен генеральным директором ПГО "Камчатгеология", где работал до лета 1992 года. Уехал в Моску работать директором Московского геологоразведочного техникума.

Его жена, Валентина Андреевна Лаштабег - геолог, работала на Камчатке ведущим геологом геолоотдела объединения. У них два сына - Ярослав 1965 г. и Владимир 1960 г. рождения.

Василий Викторович КНОЛЬ

В. В. Кноль - руководитель совершенно иной, новой формации, нежели его предшественники. Он прошел не только большую полевую разведочную школу, но и обучение в академии, и стажировку за рубежом. Правда, ему уже не досталось той структуры камчатской геологии, какой она была прежде. Он принял ее в период развала отрасли, когда практически все нужно было перестраивать применительно к одному - выживанию. Причем - любыми путями, вплоть до резания по живому.

Надо сказать, что на пути к креслу генерального директора "Камчатгеологии" Василий Викторович Кноль сделал стремительную карьеру, как говорится - блестящую. Посудите сами: в 1977 году он приехал на Камчатку после окончания Томского политехнического института и был назначен буровым мастером в Агинскую партию, а в 1992 году, то есть всего-то через 15 лет, возглавил объединение. Его рост внутри Агинской партии показан в очерке об Агинском месторождении. Это был рост отнюдь не карьериста, а человека, естественно поднимающегося по ступенькам управленческой иерархии. Собственно говоря, он мог бы одним рывком сделать карьеру, что ему не раз предлагали, но он сознательно шел от ступеньки к ступеньке, не перепрыгивая ни через одну. И, тем не менее, получилось быстро.

Наиболее значимым этапом в его работе в Агинской партии была должность главного инженера. Именно она высветила Василия Викторовича как специалиста, инженера, руководителя.

В августе 1983 года сменилось руководство объединения "Камчатгеология". Новый генеральный директор Виктор Иванович Лаштабег начал знакомиться со своей вотчиной. Самыми крупными объектами объединения были Аметистовая и Агинская партии, поэтому первые визиты Лаштабег сделал туда. И сразу же стал железной рукой наводить свои порядки. В результате он снял начальника Агинской партии и приметил хорошие деловые качества главного инженера Кноля, которого вскоре и назначил исполняющим обязанности начальника. Но, как оказалось, эта должность была для Василия Викторовича лишь трамплином для более высокого прыжка. И вскоре он состоялся.

В декабре 1983 года его вызвали в Мильково, на базу экспедиции, мотивируя это рассмотрением направлений геологоразведочных работ партии на 1984 год. Удивившись, что для таких дел его вызывают одного, без главного геолога, он отправился к начальству. Была пятница, самый конец рабочего дня. В конторе экспедиции сказали, что его срочно хотели видеть приехавшие из Петропавловска главный инженер объединения Валерий Петрович Маргулис и заместитель генерального директора по кадрам и социальным вопросам Виталий Николаевич Федореев. Они уже ушли к себе в гостиницу, поэтому пришлось идти туда.

Маргулис и Федореев встретили его приветливо. Такая встреча предвещала какой-то серьезный разговор, деловое предложение. И действительно, предложение тут же последовало. Ему показали приказ, в котором значилось, что он, Василий Викторович Кноль, назначен с 5 января 1984 года главным инженером Центрально-Камчатской экспедиции.

- Но так же не бывает, - удивился Кноль. - Меня только что назначили исполняющим обязанности начальника Агинской партии, у меня там еще нет главного инженера, которому я сейчас должен передать руководство, я не сделал там и других кадровых перемещений. В конце концов там очень много дел…

- Соглашайся, подписывай, Василий Викторович, - советовали ему Маргулис и Федореев. - Дадим тебе время на кадровые замещения, не сомневайся. Но сейчас речь идет о целой экспедиции, в которой не только Агинская партия…

Да, в то время уже было ясно, что разведка Агинского месторождения заканчивается. Еще год-два, и все равно, придется куда-то перебираться. А здесь предлагают большую интересную работу. Ну как откажешься? К тому же теперь Василий Викторович чувствовал себя уверенно и в экономических вопросах, поднаторев на посту главного инженера и начальника партии. Как-никак, а ведь ассигнования Агинской составляли почти 90% ассигнований всей экспедиции. Импонировало и то, что должность предлагали инженерную, ведь он именно в ней отшагал все предыдущие ступеньки своего профессионального роста. И он подписался под приказом.

- Всё, - сказал Валерий Петрович Маргулис. - В понедельник состоится совещание в кабинете у начальника экспедиции, приходи туда, мы тебя представим.

В понедельник он пришел в кабинет начальника экспедиции Сергея Юрьевича Рожкова. Шло совещание, которое вел Валерий Петрович Маргулис. Присутствовал почти весь аппарат экспедиции. Рассказав о задачах объединения в новом, 1984 году, Маргулис вдруг оглушил всех объявлением о том, что начальник экспедиции Рожков написал заявление об увольнении и в новом году работать в этой должности уже не будет.

- Исполнять обязанности начальника экспедиции будет ваш новый главный инженер Василий Викторович Кноль, - закончил свое выступление Валерий Петрович.

Сам Кноль настолько растерялся, что по-мальчишески воскликнул:

- Мы так не договаривались!..

После этого он понял, почему нужно было соглашаться на должность главного инженера столь поспешно, в пятницу вечером, в гостинице…

- Василий Викторович, честно скажу, что исполнять обязанности начальника будешь недолго, кандидатура подобрана, человеку осталось только собраться и приехать, - опять успокоил его Маргулис.

Так начался новый этап в жизни Василия Викторовича Кноля. Вместо него начальником Агинской партии назначили Юрия Алексеевича Гаращенко, а сам он с головой окунулся в новую работу, которой было невпроворот. В то время в Центрально-Камчатской геологоразведочной экспедиции кроме Агинской партии были Сухариковская, Бараньевская, Крутогоровская, несколько поисковых отрядов. Их цели и задачи нужно было понять, вникнуть в проблемы.

"Мне всегда везло с учителями, со старшими наставниками, - говорит Василий Викторович Кноль. - И здесь я был молодой, зеленый, многого не знал. Очень доброжелательно ко мне относился и помогал начальник ПТО Александр Михайлович Пантелеев. Подсказывал главный геолог экспедиции Константин Александрович Харькевич, которого, правда, вскоре сместили. С другой стороны, я был своим в экспедиции, знал аппарат, а тот знал меня. В общем, работать было интересно".

В марте 1984 года приехал с Колымы новый начальник экспедиции. Это был Владимир Алексеевич Филиппов, который работал главным инженером Билибинской ГРЭ ПГО "Севвостгеология". Вскоре он привез свою семью и вплотную приступил к руководству экспедицией. В. В. Кноль приступил к своим непосредственным обязанностям главного инженера.

Надо сказать, что еще в то время, когда Василия Викторовича назначили начальником Агинского участка Агинской партии, он стал членом КПСС, потому что должность входила в номенклатуру райкома. Должность главного инженера экспедиции также была райкомовской номенклатурой. И вот в 1986 году компартия "вычислила" Кноля и призвала его к себе на работу.

Василий Викторович рассказывает:
"Как-то в апреле заходит ко мне задумчивый Филиппов и говорит: "Завтра в 10 утра ты должен быть в обкоме партии. Вызывает заведующий промышленным отделом Шилохвост". Я удивился: "В чем дело, зачем?". Филиппов пожал плечами: "Не знаю. Мне сказали, я передал…" Наутро я поехал в Петропавловск. Пришел в обком, привели меня в кабинет Владимира Павловича Шилохвоста.

После недолгих расспросов о семье и планах на жизнь Шилохвост сказал: "Есть мнение назначить Вас инструктором в промышленный отдел, отвечать за геологию, связь, "Камчатбургеотермию".

Для меня партийная работа была совершенно неизведанной сферой деятельности. Я даже в институте не занимался активной комсомольской работой. Поэтому засомневался, нужно ли мне это.

"Идти или не идти в обком - дело, конечно, добровольное, - сказал тогда Владимир Павлович. - Во-вторых, дважды мы никому не предлагаем. В третьих, следующая твоя должностная ступенька после главного инженера экспедиции - уже наша номенклатура, и пойдешь ты выше или нет - зависит от нас. Короче, твое поведение сейчас - твое будущее…".

Одним словом, он вежливо дал мне понять, что я должен согласиться. Правда, он еще добавил, что если я по каким-то причинам не смогу работать в обкоме, то вернусь как минимум на ту же должность, если не выше.

Я попросил на раздумья время. Он дал мне три дня. В Мильково все буквально набросились на меня, советовали обязательно идти. Позвонила секретарь Мильковского райкома партии Раиса Андреевна Сафронова: "Мне сказал Шилохвост, что ты кочевряжишься. Мы тебя двигаем, а ты, такой-сякой…".

Короче, я дал "добро" и в апреле 1986 года перешел на работу в Камчатский обком КПСС".

В обкоме Василий Викторович понял две вещи: первое - взглянул на геологию с государственных высот, понял, что к чему, для чего ведутся работы именно на то, или иное минеральное сырье; второе - убедился, что партийная работа не для него.

В 1987 году у главного инженера объединения "Камчатгеология" Валерия Петровича Маргулиса случился сердечный приступ, он надолго слег в больницу. Тогда главный геолог объединения Виктор Петрович Хворостов на одном из партийных собраний предложил коллегам обратиться в обком КПСС и попросить направить к ним главным инженером инструктора промышленного отдела Василия Викторовича Кноля. Так и поступили. После необходимых согласований в обкоме и в Министерстве геологии РСФСР В. В. Кноль пришел в объединение главным инженером. Это было в июне 1987 года. В период с 1990 по 1992 годы он прерывал работу для учебы в Академии народного хозяйства (специальность - экономические методы управления) и годичной стажировки в Японии. После этого вновь вернулся в объединение, а после увольнения генерального директора Виктора Ивановича Лаштабега был назначен на его место.

Михаил Григорьевич ПАТОКА

Михаил Патока с большой любовью вспоминает своих родителей. Мать Фаина Григорьевна была учительницей. Отец Григорий Ефимович - инженером-металлургом. В 1936 году отец окончил Донецкий индустриальный институт и был направлен на работу в Пермь, на номерной завод, которому отдал всю свою жизнь. Начал сменным мастером листопрокатного цеха, а закончил руководителем этого завода, который, кстати, был одним из крупнейших оборонных предприятий Урала.

"До конца дней отец сохранил очень острый ум и потрясающие математические способности, - рассказывает Михаил Григорьевич, - которые в полную силу оказались не совсем востребованными. За несколько недель до смерти он на пари обыграл в математические задачи своего внука - выпускника механико-математического факультета. Это был упорядоченный, системный человек, индустриальный, если так можно сказать. Он был хорошим организатором и талантливым инженером. У него все было подчинено работе, заводу, его профессии. Из кармана пиджака или спецовки всегда торчали маленькая логарифмическая линейка и темные очки, через которые он смотрел в печь. Когда я болел, и мать говорила, что у меня высокая температура, отец автоматически протягивал руку к моему лбу и язвительно спрашивал: "Ну какая же это температура?". Мать махала руками: "Это тебе не мартен". Но это была шутка.

У отца было мало свободного времени, но мы с ним частенько выходили на крутой берег Камы, откуда разворачивалась совершенно потрясающая производственная панорама завода. В одном конце стояли мартены, лили сталь, катали листы, волочили проволоку и прут, а в другом уже грузились готовые шагающие экскаваторы и орудия. И все это сочеталось с ширью могучей реки. А дальше виднелись красивые закамские сосновые леса и холмистые уральские предгорья. Я обращал внимание, что отец на все это смотрит с большой гордостью. Он спрашивал у меня, не хочу ли я стать инженером. Мне неудобно было отвечать ему отказом, и я говорил, что мне, конечно, нравится смотреть, как куется металл, но все-таки хотелось бы работать геологом. Жаль только, что я ничего не знаю об этой профессии. Отец уважительно относился к геологам и объяснял мне, что профессия эта нужна и почетна. "Все, что ты видишь вокруг, - говорил он, - было сначала в виде руды. Ее нужно было найти, посчитать количество, определить качество, после этого добыть и привезти на комбинат. А мы делаем из нее шагающие экскаваторы, драги, другие машины".

Однажды он вернулся с какого-то собрания и принес несколько книг, которые там продавались. В их числе была книга Владимира Клавдиевича Арсеньева "В дебрях Уссурийского края". Я ее перечитал раз двадцать, зачитал. После этого стал интересоваться путешествиями. Примерно в четвертом классе меня уже чрезвычайно привлекала и до сих пор привлекает документальная, эпистолярная литература. Я люблю читать дневники, особенно исследователей и путешественников. Это самое продуктивное чтение".

В детстве закладывается основа человека. В Михаиле Григорьевиче Патоке действительно основы заложены семьей, влиянием родителей и родного дяди - слепого инвалида, который ушел на фронт в 17 лет, был танкистом, дважды практически погибал, но вернулся в 1945 году живым, правда, слепым и с опаленной душой. Он дал племяннику крепость духа, жесткость, отец дал любовь к делу, системность, мать - правдивость, справедливость.

"Мама была достаточно смелой женщиной, - вспоминает Михаил Григорьевич. - Она позволяла себе вслух высказывать неудовольствие Сталиным. Как-то при мне она сказала: "Сталину еще припомнятся расстрелы таких людей, как Косиор". Это было в 1949 году. Меня эти слова поразили и заронили первые сомнения в святости власти. Хотя у отца стоял подаренный ему бюст Сталина каслинского литья, но я не чувствовал в семье особого почтения к вождю народов. Но отец был коммунистом и до конца дней оставался им".

В 16 лет Михаил Патока перевелся в вечернюю школу и поступил работать на завод слесарем. Работа очень нравилась, но он для себя уже решил, что будет учиться на геолога. В 1960 году подал заявление в Пермский государственный университет. Конкурс на геологическое отделение был высоким - 4,5 человека на место, но Михаил поступил. С тех пор, как он говорит, "ни дня не было без геологии".

Курс был экспериментальным, необычным. Была, например, только одна сессия - в марте. Затем студенты разъезжались на практику, в экспедиции. Приезжали туда еще до начала полевого сезона, участвовали в его подготовке. Затем работали в поле, возвращались на базы, камералили, собирали материалы для своих курсовых работ и отчетов. В университет возвращались поздней осенью. Из них действительно готовили полевых геологов.

В университете у Михаила Григорьевича окончательно проснулась страсть к путешествиям. "У нас сложилась хорошая компания, и мы здорово путешествовали по Уралу, - рассказывает он. - Причем путешествовали тематически. Прокладывали свои маршруты так, чтобы выйти на какое-то месторождение. Так однажды мы пришли на марганцевое месторождение Полуночное. Мы объехали и обошли весь Урал - от Приполярного до Южного, побывав на нескольких десятках интересных месторождений.

Зимой мы ходили в длительные лыжные походы - достаточно продолжительные и тяжелые. Но особенно любили весенний сплав на плотах или резиновых лодках. Так мы прошли по Печоре, а также от самых истоков Енисея до Кызыла. Мы были крепкими, закаленными парнями, все умели делать - костер развести под дождем, переночевать под деревом или валежиной, передвигаться в пургу, срубить плот. Я до сих пор поддерживаю связь с друзьями, хотя мы живем в разных местах. Подавляющее большинство из нас сразу сделались начальниками геологических партий, то есть работали в самой почетной и главной должности в геологии".

Распределение по местам будущей работы в университете сделали загодя. Михаил Патока должен был ехать в Забайкалье. Но ему хотелось на Камчатку. "Меня завораживала эта земля, я все время смотрел на нее на карте. К тому же о Камчатке много рассказывали, когда я был на практике в Хабаровском крае. Первый, цветистый такой рассказ я услышал от старейшего геолога, известного в Хабаровске, Эрика Петровича Хохлова".

Но мест на Камчатку не было. Тогда Патока решился на своеобразную авантюру. Он приехал в Москву и занял очередь на прием в управление кадров Министерства геологии СССР. Там, видя настойчивость юноши, сказали: "Если на Камчатке договоритесь, мы Вас перераспределим". Он вернулся в Пермь, через знакомую девушку, работавшую секретарем, выправил пропуск на Камчатку и полетел в Петропавловск. Пришел на прием к начальнику управления Павлу Тимофеевичу Ускову. Тот выслушал молодого человека и вынес резолюцию: берем. С необходимым письмом Михаил Григорьевич полетел в Москву, вновь отстоял очередь в управление кадров министерства. И получил желанное направление на Камчатку.

В марте 1966 года он защитил дипломный проект и, не отгуляв положенных каникул, улетел к месту своей будущей жизни и работы - на Камчатку.

"Был март, пурга, - вспоминает он. - Город казался мокрым, облупленным. На ветру полоскалось между домами белье. Автобус довез меня только до 14 школы, дальше пришлось идти пешком. Пришел в поселок Геолог, нашел общежитие, отгреб ногами снег от двери, вошел. И устроился жить".

Молодого специалиста определили в Камчатскую геолого-съемочную экспедицию, в Крутогоровскую партию Павла Андреевича Коваля на геологическую съемку масштаба 1:200 000. Началась жизнь взахлеб. После работы с Ковалем он долго работал с Валерием Соломоновичем Шеймовичем. Был геологом, затем старшим геологом партии. С его участием снято шесть листов геологической карты масштаба 1:200 000 и множество листов масштаба 1:50 000. Он обошел практически всю Камчатку, открыл Асачинское золоторудное проявление, которое вскоре оказалось хорошим месторождением. Ниже перечислены геологические отчеты, автором и соавтором которых является М. Г. Патока:

М. Г. Патока, В. И. Успенская, В. С. Чигаев и др. Геологическое строение и полезные ископаемые Центральной и Северной частей листа № 57-II (Окончательный отчет о геологической съемке масштаба 1:200 000, проведенной Ичинской партией в 1974-75 гг.). ТГФ, д. 3887;

М. Г. Патока, А. Ф. Литвинов, М. А. Соколков. Отчет о геологической съемке и полезных ископаемых масштаба 1:50 000 в пределах листов № 57-4-А-в,г; №57-4-Б; №57-4-В-а,б; №57-4-Г-а,б; №57-5-А-а,в; №57-17-В-в,г (бассейны рек Быстрая Хайрюзовка, Носичан, Морошка, 1 Белоголовая, Большая Кимитина и Малая Кимитина) в 1979 - 1982 гг. Белоголовская партия. ТГФ, д. 4588;

М. Г. Патока, В. И. Успенская, М. А. Соколков и др. Геологическое строение и полезные ископаемые бассейнов рек Быстрая, Димшикан, Первая Тополевая. Отчет Димшиканской партии о результатах геологической съемки и полезных ископаемых масштаба 1:50 000, проведенной в 1983 - 1987 гг. ТГФ, д. 5128;

М. Г. Патока, А. И. Поздеев. Программа регионального геологического изучения Камчатской области в 1991 - 2005 гг. ТГФ, д. 5579;

М. Г. Патока, Г. П. Декин, Ю. Ф. Манухин. Государственная программа развития минерально-сырьевой базы и геологического изучения территории Российской Федерации. Камчатская область. 1992 г. ТГФ, д. 5636.

В 1974 году, когда Михаил Григорьевич работал начальником Ичинской партии, которая проводила геологическую съемку масштаба 1:200 000 в районе Ичинского вулкана, был обнаружен экзотический, неизвестный еще на Камчатке комплекс горных пород. В петрографическом отношении породы были совершенно неизвестными, никем не описанными. Михаилу Патоке это показалось интересным, и он занялся их изучением. В 1975 году сделал доклад об этой находке в Институте вулканологии. Доклад заинтересовал одного из крупнейших петрологов России Олега Назаровича Волынца. Тот предложил Патоке более серьезно заняться этим комплексом пород и написать диссертацию. Сам же взялся быть руководителем темы.

Михаил Григорьевич заочно поступил в аспирантуру Института вулканологии и окончил ее. В 1983 году в Дальневосточном геологическом институте защитил диссертацию по теме "Плиоцен-четвертичные кислые щелочные породы Центральной части Срединного хребта Камчатки. Структурное положение, петрография и проблемы генезиса" (164). Получил ученую степень кандидата геолого-минералогических наук.

"Кроме диссертации я написал вместе с Валерием Соломоновичем Шеймовичем монографию, которая была издана, опубликовал в различных научных журналах около 30 статей. До самой сметри Олега Назаровича Волынца работал с ним над своей темой", - рассказывает М. Г. Патока.

В период 1990 - 1992 годов Михаил Григорьевич работал главным геологом объединения "Камчатгеология". А 27 августа 1992 года был назначен председателем Комитета по геологии и использованию недр Камчатской области (Камчатгеолком). По сути, он создал этот комитет, подобрал его команду. 17 мая 1997 года Камчатгеолком был преобразован в Комитет природных ресурсов по Камчатской области и Корякскому автономному округу (Камчатприродресурс). Тем же приказом министра Михаил Григорьевич Патока был назначен председателем нового комитета.

Говоря о своем кредо на этом посту, Михаил Григорьевич делит его как бы на две части: сохранить геологическую службу Камчатки, не дать ей окончательно исчезнуть в стихии экономического кризиса, и второе - увидеть зарождение горнодобывающей промышленности на полуострове. "Первую часть я еще как-то выполняю, по мере нынешних возможностей, - признается он. - А вот со второй частью трудно. Этот вопрос, к сожалению, выше моих возможностей. Кризис все дальше и дальше отодвигает нас от этой цели. Но к ней мы придем. Пусть не я, пусть другой председатель на моем месте будет, но золото на Камчатке будут добывать. Камчатское золото будет служить России, я в этом уверен. Думаю, что крупица моего труда в этом будет…".

* * *