к оглавлению

Моржи

«…160 году пошли мы в судах на море, чтоб государю учинить прибыль большая, и нашли усть той Анандыру реки корга (морская отмель, коса — С.В.), за губою вышла в море, а на той корге много вылягает морской зверь морж и на той же корге заморной зуб зверя того. И мы, служилые и промышленные люди, того зверя промышляли и заморной зуб брали. А зверя на коргу вылягает добре много, на самом мысу вкруг с морскую сторону на полверсты и больше места, а в гору сажен на тридцать и на сорок… А положили мы в государеву казну, служилые и промышленные, того рыбья зубу весом три пуда, а числом четырнадцать».
Это писал казак Семен Иванович Дежнев в 1655 году. Писал, не подозревая, что заполняет самую первую страницу в летописи освоения русскими людьми северной части Великого океана. Тот год — 7120 от сотворения мира — стал началом новой эпохи, которую кто называет эпохой освоения, кто — эпохой колонизации, а кто-то — эпохой разорения… Потому что было и то, и другое, и третье.
Промысловый азарт привел сюда, на край земли, землепроходцев. Мы чтим имена приказчика московского купца Усова — Федота Алексеевича Попова-Холмогорца — руководителя первой русской промысловой экспедиции на Тихом океане и его помощника казака Семена Ивановича Дежнева. Они совершили по тем временам невозможное, да и после них еще долгие годы мало кто рисковал пройти морем Берингов пролив.
Но рыбий зуб — моржовая кость, стоившая больших денег, манила наиболее отважных и наиболее предприимчивых. Они шли сквозь тундру к моржовым коргам, вступая в смертельную схватку с воинственными местными племенами. Так пройдена была Чукотка, преодолено Корякское нагорье и по реке Пенжине русские промышленники во главе с Михайлом Стадухиным вышли на побережье Охотского моря. И здесь, в Пенжинском заливе, встретились им моржи. Позже их больше уже здесь не видели. И потому не верили рассказам Стадухина «со товарищи». И только через двести с лишним лет после этого похода археологи подтвердили, что Стадухин ничего не выдумал: моржи в Охотском море водились и прежде, оставив особые метки — мореную кость, пролежавшую в морском песке столетия.
Куда же делись здешние моржи? Неизвестно. Почему они ушли отсюда? Неясно. Желание обвинить во всем промышленников, как это будет сделано позже, необосновано: промысел велся совершенно ничтожный, если судить о промысловых запасах зверя, да и велся он в те годы только на Чукотке. Местные племена, чья жизнь самым непосредственным образом зависела от природы, не могли нанести ей, вернее самим себе, вреда.
Возможно, что во всем виноваты камчатские вулканы, точнее тот пепел, который выбрасывается на огромные пространства в океан и содержит немало не только полезных, но и вредных веществ, которые остаются в естественных природных фильтрах — моллюсках, являющихся, в свою очередь, излюбленным кормом для моржей.
Это, конечно, гипотеза, но как еще по-другому можно объяснить, что через столетие после Стадухина Георг Стеллер «большим чудом» считал появление молодого моржа на южной оконечности полуострова Камчатка — мысе Лопатка, а Степан Крашенинников утверждал в это же, примерно, время на основе собранного им материала, что моржей на Камчатке нет.
И вот что особенно странно — в ХIХ столетии промысел тихоокеанских моржей резко возрос. Известный популяризатор-эколог Ричард Перри отмечал, что только за 6 лет (с 1868 по 1874 год), с момента зарождения моржового промысла, с китобойных судов было истреблено 85 тысяч зверей. За 20 лет — уже 200 тысяч.
Но в это же самое время численность тихоокеанских моржей стремительно увеличивается.
Карл фон Дитмар, путешествуя в середине века по Камчатке, писал: «Мы встретили описываемого зверя на крайней южной границы его распространения: в Камчатке все считают, что южнее мыса Кроноцкого моржи не показываются; точно так же их совсем нет в Охотском море».
Прошло ещё полвека. В книге Н.В. Слюнина «Промысловые богатства Камчатки, Сахалина и Командорских островов» читаем, что моржовые лежбища на Камчатке сместились ещё южнее, почти к Петропавловску-Камчатскому, городские жители ежегодно добывают для своих нужд вблизи устья реки Жупановой до десяти зверей.
По неизвестной причине природа выдерживала в те годы яростное наступление на моржовые лежбища зверобоев. И не только выдерживала, восполняя чудовищный урон, нанесенный браконьерами, но и расширяла границы распространения моржей, уводя их все дальше на юг: до мыса Лопатка, разделяющего Охотское море с Тихим океаном, оставалось уже ничтожно малое расстояние.
Почему так происходило? На этот вопрос ещё никто и никогда не отвечал. Но нам необходимо будет всё же понять механизм этого природного феномена, чтобы оценить реальные возможности всего того, что можно было бы получить от природы безвозмездно, не нанося ей при этом вреда. Северная Пацифика обладает колоссальными возможностями для человечества, если обращаться со всем этим бережно — обращаться так, как это было принято испокон веков у местных племен.
Пока мы знаем другое: традиции можно поломать и «инородцев» заставить истреблять живое, заинтересовав их «огненной водой» (спиртом) и ради других каких-то сиюминутных интересов.
«По рассказу одного старика оказывается, что в 1865 и 1866 гг. американские китоловы устраивали целые экспедиции на моржей; жители бросались на них с копьями и добывали свыше тысячи пар клыков. По словам этого же лица, принимавшего участие в этих экспедициях, Карагинский остров бывал сплошь покрыт телами моржей, кожи и бивни американцы увозили, уплачивая жителям по 2 р. за пару клыков». (А. А. Прозоров. Экономичекий обзор Охотско-Камчатского края. СПб., 1902 С. 210)
В 1900 году экипаж зверобойной американской шхуны «Пай» во главе с капитаном Протом только за один рейс уничтожил крупное моржовое лежбище на Семёновской косе всё того же острова Карагинского, истребив полторы тысячи зверей.
Видимо, этот год и стал переломным: моржи покинули остров и ушли с камчатского побережья.
Но это было только ещё началом беды, а не самой бедой. Зверя, несмотря на резкое сокращение его численности, продолжали безжалостно уничтожать: чем меньше было теперь моржей, тем дороже ценились их клыки.
В феврале 1916 года в адрес Приамурского генерал-губернатора пришла телеграмма от камчатского губернатора: «Чукотский начальник доносит побережье бухты Провидения мыса Дежнёва 25 селениях половина ноября по случаю упадка промысла моржей начался голод питаются ремнями кожами точка. Главная причина ухудшения промысла моржей массовое хищническое истребление наших берегов американскими шхунами 1915 году каждая шхуна промышляла до двух тысяч моржей пользуясь клыками кожею жиром выбрасывая мясо море точка» (ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп.2, д. 229, л. 278)
В фондах архива мне не удалось отыскать ответа генерал-губернатора на эту отчаянную телеграмму. Скорее всего, ответа просто не было. А если и был, то что мог пообещать дальневосточный наместник: охрану всех промысловых районов Дальнего Востока, беспощадно уничтожаемых и чужими и своими, осуществляли всего два специальных судна.
И потому в начале нашего столетия тихоокеанскому стаду моржей был нанесен такой сокрушительный удар, что только через 70 лет снова появились моржи в камчатских водах.

к оглавлению