к оглавлению

Морские коровы

Тот день, когда вперые был начат промысел на этих необыкновенных животных, известен нам благодаря Г. Стеллеру, который был первым и … последним ученым, описавшим командорскую морскую корову-монати: столь стремительно исчезла она с лица планеты.
Итак, слово Стеллеру:
«Вдоль всего берега, особено где в море впадают ручьи и где разного рода морские животные водятся особенно часто, животное, прозванное морской коровой, держится в громадном количестве. 21 мая (1742 года. - С.В.) была сделана первая попытка зацепить это сильное и громадное животное специально изготовленным большим железным крюком, привязанным к крепкому длинному канату, и вытащить его на берег, но попытка не удалась: кожа оказалась жесткой и крепкой, а крючок слишком тупым. Пытались изменить его, но дальнейшие попытки приводили к тому, что животные срывались в море вместе с крюком и канатом. В конце концов нужда заставила нас прибегнуть к гарпуну.
С этой целью починили шлюпку, сильно пострадавшую осенью, снабдили ее гарпунщиком, штурманом и четырьмя гребцами и каждому дали по гарпуну с очень длинным, как при ловле китов, канатом, другой конец которого находился на берегу в руках остальных 40 человек. С возможной осторожностью подплывали к животным, которые стадами бродили по своему водному пастбищу вдоль берегов. Лишь только гарпунщик вонзал в животное гарпун, люди, находившиеся на берегу, начинали постепенно тащить его из воды, в то время как сидевшие в шлюпке приближались к животному и наносили ему удары ножом и штыками, пока оно не истекало кровью, которая фонтанами била из его ран.
При приливе животное вытягивалось на берег и там прикреплялось. Как только вода сбывала, и животное лежало на суше, у него вырезали мясо и жир и с радостью доставляли к жилищам, где мясо укладывалось в бочки, а жир развешивали на высокие козлы. Вскоре мы сделали такие запасы, что беспрепятственно могли продолжать постройку нашего судна.
Это ставшее нам столь полезным морское животное было открыто впервые испанцами в Америке и названо ими «манати»…
Самые крупные экземпляры этого животного достигают 8–10 метров в длину и в окружности около пупа 9 метров. Вес, по моим расчетам, включая кожу, жир, мясо и внутренности, доходит до 120 пудов. До пупа оно походит на тюленя, от пупа до хвоста — на рыбу. Череп напоминает лошадиный, покрытый шерстью и мясом, он до некоторой степени, особенно губами, похож на голову буйвола.
…Эти животные, как и рогатый скот, живут в море стадами, обыкновенно самец и самка держутся рядом, детенышей они гонят перед собою. Спина и половина туловища находятся постоянно над водой. Их единственное занятие — отыскивание пищи. Они питаются, как и животные, живущие на земле, медленно двигаясь. Ногами они сдирают морскую траву с камней и беспрерывно жуют ее.
…При еде они постоянно двигают головой и шеей, как быки, и каждые две минуты высовывают голову из воды, чтобы набрать свежего воздуха, сопровождая это ржанием, подобно лошади. Когда вода спадает, они уходят в море; когда же она прибывает, они опять появляются у берега и подходят так близко, что мы могли достать и бить их палками. Они ни сколько не боятся человека.
Признать особого ума я у них не могу, их необыкновенная любовь друг к другу проявляется в том, что стоило только ударить одного из них, как другие бросались ему на выручку. Одни старались замкнутым кругом отстранить раненого товарища от берега; другие пытались перевернуть шлюпку; иные ложились на канат и старались вырвать гарпун из тела, что им иногда и удавалось. Мы с удивлением наблюдали также, как самец в течение двух дней подбирался к лежащей на берегу убитой самке, как бы справляясь о ее состоянии. Но сколько мы их ни ранили и ни убивали, они не уходили от этого места.
Предаваясь отдыху на воде, эти животные ложились на спину в тихой бухте и отдавались, как колоды, на волю волн. Во все времена года они в таком обилии встречаются около берегов Камчатки, что жители ее восточного побережья из году в год в изобилии обеспечены их мясом и жиром.
Жир не маслянист, а жестковат, бел, как снег; если он полежит несколько дней на солнце, то становится приятно желтым, как лучшее голландское масло. Топленый, он превосходит вкусом лучший говяжий жир; прокипяченный, он цветом и текучестью напоминает свежее деревянное масло, вкусом сладкое миндальное масло и исключительно приятен запахом и весьма питателен, так что мы пили его чашками, не испытывая никакого отвращения. Хвост состоит почти исключительно из жира.
Мясо детенышей напоминает поросенка, мясо взрослых — телятину; оно варится в течение получаса и при этом так разбухает, что увеличивается в объеме почти вдвое. Мясо старых животных не отличить от говядины; оно может в самые жаркие летние месяцы неделями лежать на вольном воздухе, не приобретая дурного запаха, хотя оно настолько загрязняется мясными мухами, что покрывается червяками.
Это свойство мяса объясняется отчасти пищей животного. Насколько целебно оно для питания, мы вскоре испытали на себе, особенно те, кто пострадал от последствий цинги. Мясом морской коровы запаслись мы и при отъезде».
Морская корова была обречена.
Обречена морскими бобрами, которые водились на острове Беринга в изобилии и сразу же привлекли к себе внимание камчатских промышленников. Кстати, исчезновением морской коровы объясняется и то, что в течение двух веков морские бобры, выбитые на острове Беринга, не переселялись сюда с соседнего острова Медного, хотя изредка и появлялись у берегов острова Беринга — было нарушено вековое экологическое равновесие: корова регулировала (поедала) количество морской, «бобровой», капусты, среди которой в изобилии водились морские ежы — излюбленный корм бобров-каланов, а переизбыток капусты, вероятно, изрядно потеснил этих соседей по экологической нише, а может быть, и погубил — ведь переизбыток капусты должен был породить дефицит кислорода и вызвать даже заморские явления в островном прибрежье.
Хотя, возможно, причины могут быть и несколько иного рода — на острове Медном за эти двести лет ни разу не создавался переизбыток морских бобров, не подрывалась собственная кормовая база острова и потому не создавалась естественная база для переселения каланов с острова Медного на остров Беринга, как это произошло в семидесятых годах нашего уже столетия, когда калан был взят под охрану государства и численность его резко возросла.
Но продолжим наш рассказ о причинах, обрекших морских коров на уничтожение.
Обречены они были и районом своего обитания — узкой полосой островного прибрежья — мелководья, и вкусным мясом, добыть которое не представляло особого труда. Очень скоро промышленники, отправляющиеся на бобровые промыслы к побережью Америки, научились охотиться на коров.
«А промысел бывает сим образом: когда ветров и в море волнений не бывает, то выезжают в байдаре коженой из десяти человеках, из них двое, а иногда и один стоит у кормы той байдары, приготовяся с шестом, у которого на конце бывает железная длиною четвертей в пять и в шесть, поколюга, манером, как шпажная полоса, а иногда и шпажные полосы употребляют.
И увидя оную корову, в море стоящую на одном месте, которая иногда для еды или сна, или же сося дитя стоит, подгребают тихонько к оной корове сажени две печатных или ближе и колют тою поколюгою, норовя против передних ног; и как лишь уколят, то того ж часа из всей силы в той байдаре и угребут от нее, чтоб не потопила (ибо оная корова, как уколют в ее, то бьет ластом раз до десяти, и ежели близь ее быть и не угрести, то может от того буруном золить), а потом уходит, не отдаляесь берегу вдоль и не весьма быстро в ходе своем; а они в байдаре своей за ней гонются и, опередя, колют носками железными, что длиною бывают вершков в шесть и вкладываются в шест; а за середину того носка привязываетца веревка, длинная, саженей пятьдесят или менее; а как утонут, то тако покуда не уснет, держа за ту веревку гонятца, а как уснет, то притягивают к берегу и по убыле воды, изрезав, употребляют в пропитание свое».
Так промышляли на острове Командорском (Беринга) промышленники с судна купцов Постникова, Красильникова, Кулькова «Захарий и Елизавета», отправлявшегося на Алеутские острова.
Морская корова была обречена еще и потому, что район ее обитания находился на пути из Камчатки в Америку и благодаря запасам морской говядины и жира промышленники были обеспечены продовольствием и в течение нескольких лет могли, особо ни в чем не нуждаясь, осваивать пушные богатства северных тихоокеанских островов и американского побережья.
И не случайно, торопясь за «золотым руном», промышленники теряли драгоценное промысловое время и обязательно зимовали на Командорском острове, ходу до которого на шитике при попутном ветре от устья реки Камчатки пять (а то и меньше) дней, хотя М. Неводчиков в 1745 году проложил прямую морскую дорогу от Нижнекамчатска до Ближних Алеутских островов.
Таким образом, Командорский остров превратился в продовольственную базу русских промысловых экспедиций. Но запасы острова были ничтожно малы по сравнению со все возрастающей потребностью в солонине камчатского и охотского промысловых флотов.
И всего лишь за четверть века с небольшим съели наши прожорливые соотечественники морскую корову.
Одно непонятно, неужели никто этого не видел, не понимал, не знал и не предупреждал как самих промышленников, так и камчатскую администрацию, которая могла бы вмешаться и спасти морскую корову от уничтожения?
Был такой человек — горный мастер из Нерчинска П. Яковлев, который в середине пятидесятых годов того же века искал медь на острове Медном. Он предупреждал! Требовал! Взывал!
Но никому не было дела до этого клочка земли в океане, где обитало какое-то морское чудовище. Никому! А сегодня все человечество мечтает об этом чуде природы: отыскать бы хоть одну пару морских коровенок, чтобы возродить стадо и обеспечить планету вкусным и дешевым мясом.
Но теперь эта мечта уже из сказки. А реальное — кости коровы Стеллера в краеведческом музее на острове Беринга. В назидание потомкам…

к оглавлению