к оглавлению

Каланы — морские бобры

Сегодня эти сообщения великого Крашенинникова неожиданны и печальны: «…В Паратуне острожке у тойона Карымчи… один кошлока платит», — то есть в ительменском поселке на побережье Авачинской бухты один «ясашный плательщик» несет ежегодную дань в царскую казну шкурой молодого морского бобра.
«… в Купкином острожке… у тойона Тареи… один платит бобра, другой кошлока» — это уже в Тарьинской (ныне Крашенинникова) бухте, напротив Петропавловска-Камчатского. И даже в черте нынешнего города — «в острожке у тойона Ниаки двое платят по кошлоку» — в Ниакиной бухте, названной Берингом Петропавловской или Ковшом.
«В Колыхтырях у тойона Апауля один платит бобра» — это уже с океанской стороны. И далее по Восточной Камчатке на север:«…на Налачевой у тойона Мгата трое платят по бобру, двое по кошлоку».
Кроноцкий залив в бытность студента Степана Крашенинникова имел другое название — Бобровое море — из-за обилия этого морского зверя. И только здесь особо выделяются «ясашные плательщики» — то «бобровщики» (в отличие от «собольников» и «лисишников»).
В Кроноцком острожке таких было шестеро. В Усть-Кроноцком — один. В Кемше — пять. По одному в Шемячинском, Березовском, Калигарском и Шипунском острожках. Двое в Жупановском. Девять в Островном.
Сегодня можно представить по этим пунктам границы обитания удивительного морского зверя с ценнейшим на земле мехом — калана.
Севернее Бобрового моря камчатские казаки не брали ясак бобрами, но если вспомнить, что река Озерная (Восточная) называлась в ту пору Каланной, то, думается, что русские застали и здесь множество бобров. Вполне вероятно, что именно с этих мест — Каланной реки — и пошло первое сообщение в Якутск о необычном морском звере — калане, напоминающем по внешнему виду обычную русскую речную выдру или бобра. Сообщение, полученное якутским воеводой, было отправлено с Камчатки еще в восьмидесятых годах XVII столетия.
Но не прошло и полувека, как количество морских бобров на Камчатке стремительно сократилось. Это особенно хорошо можно проследить по ясачным книгам той поры: с каждым годом все больше и больше «бобровщиков» были не в состоянии выполнить этот «казенный план». В середине XVIII века морские бобры стали редкостью на камчатских побережьях.
Но в 1741 году члены экипажа пакетбота «Святой Петр» открыли бобровые лежбища на острове Беринга, и первая партия бобровых шкур — 700 штук — была доставлена с Командорских островов в Петропавловскую гавань.
В 1744 году первая промысловая экспедиция русских зверобоев во главе с передовщиком Е. С. Басовым добыла на острове Беринга 1200 бобровых шкур.
Далее события развивались совсем как на Камчатке, «…если в 1747 и 1749 гг. Басов убил на о. Беринга до 1350 бобров, то за зиму 1749–1750 гг. промышленники добыли уже 47, а в 1754–1755 гг. всего 5 бобров. В 1756 г. и 1757 г. промышленники на о. Беринга уже не видели ни одного бобра (увидели здесь каланов снова только через двести с лишним лет. — С.В.). Остров Медный посещался охотниками реже, и там бобер сохранился дольше. Еще в 1754 г. с него вывезли 790 штук; зато уже в 1762–1763 гг. добыто лишь 20 штук». (Зубкова З.Н. Алеутские острова. М., 1948. С. 15).
Но промысловый азарт, как мы уже говорили, никогда не падал вместе с численностью зверя, а, наоборот, только пуще разгорался: цены на шкуры росли тем быстрее, чем меньше оставалось на Земле редкого пушного зверя.
В 1760 году шкура бобра стоила 15 рублей. Через столетие — 400. В начале ХХ века — 2000. В двадцатых годах — 5600 рублей (1400 долларов).
Поэтому морской бобр выбивался беспощадно и повсеместно: на Камчатке, Командорских, Курильских, Алеутских островах, у берегов Аляски и Калифорнии.
«…Только с 1853 по 1877 годы компания Гудзонова залива (одна из крупнейших в мире пушных организаций) продала на международном пушном рынке свыше трех миллионов бобровых шкурок» (Дежкин В.В., Мараков С.В. Каланы возвращаются на берег. М., 1973. С. 9).
Доля камчатских и командорских каланов в общем промысле была, конечно, невелика: за 1814–1822 годы, например, у берегов полуострова было добыто всего 49 морских бобров (преимущественно в районе мыса Камчатского).
В фондах Центрального государственного архива Дальнего Востока РСФСР (ф. 1044, оп.1, д.104, л.9) есть документ, в котором сообщается о состоянии запасов этого ценнейшего морского пушного зверя: «Ранее бобры водились на Курильских островах, где в 1871 г. добывалось у одного только острова Шумшу до 400 бобров (с 1875 г. Курильские острова отошли к Японии в обмен на Южный Сахалин — С.В.). У Лопатки же заметили появление бобров, как видно из донесения Петропавловского исправника 1880 года, только в этом, 1880 году, и по отзывам аборигенов Камчатки, не видели бобров перед тем более 20 лет».
Каланы возвращались к древним местам обитания: видимо, в это время зверя по какой-то причине (скорее всего, случайной) не тревожили. В 1895 году Н. В. Слюнин выяснил, что «теперь предполагается два лежбища: одно — между Камчатским и Столбовым мысами (севернее п. Усть-Камчатск — С.В.), второе — на Желтом мысе близ камней «Три сестры» (ближе к мысу Лопатка — С.В.). Первое лежбище никто не обследовал, второе — больше известно… Все лежбище состояло из 20 бобров. Позже появилось до 10 бобров в б. Гавриловской» (Слюнин Н. В. Промысловыя богатства Камчатки, Сахалина и Командорских островов. С. 102).
В наше время в «Вопросах географии Камчатки» (Петропавловск-Камчатский, 1977. Вып.7 С. 19) появились сногсшибательные данные: в 1896 году у берегов Камчатки учтено 596, в 1901 г. — 704 калана. Если это правда, то камчаткий калан должен был чувствовать себя превосходно — иначе откуда такая численность.
Но посмотрим, что говорят по этому поводу архивы.
Вот справка начальника Петропавловского уезда (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1044, оп.1, д.122,л.86):
«На южной оконечности Камчатского полуострова на мысе Лопатка водятся морские бобры, промысел на которые до 1892 года был совершенно свободен для всех, но главным образом промышляли бобров жившие в то время на мысе Желтом алеуты, впоследствии переселенные на Командорские острова. В 1892 году г. Петропавловск посещает бывший военный губернатор генерал Унтербергер, ныне Приамурский генерал-губернатор, и по ознакомлении с промыслом бобров, предписанием № 10643 дает распоряжение о посылке в 1893 г. на мыс Лопатку охраны из 7 человек, во-первых, для воспрепятствования хищническому промыслу этого ценного и редкого зверя, а во-вторых, для того, чтобы более подробно выяснить условия промысла и жизни бобра, причем, этим предписанием разрешена добыча его в количестве 14 штук, от продажи которых вырученная сумма делится поровну: одна часть выдается промышленникам, а другая зачисляется в депозиты военного губернатора».
Смелое, особенно по нашим современным оценкам, решение — материально зависеть от того, что охраняешь. Мы в настоящее время до такой смелости еще не доросли. И силы на охрану бобров Унтербергер бросил немалые (даже по нашим современным, повторяю, представлениям) — семь вооруженных казаков. Сейчас один инспектор охраняет все морское зверье Северных Курил. Три ихтиолога изучают жизнь каланов Южной Камчатки.
Правда, и времена были другие.
В 1892 году казаки не подпустили к бобровым лежбищам две хищнические шхуны. В 1894 году — одну, поднявшую американский флаг, и две, оставшиеся неизвестными. В 1896 году — уже пять парусных шхун в районе мыса Три сестры.
Вроде бы, немного. Но редкость появления браконьерских шхун на Лопатке была мнимой. В документах той поры находим: «…хищники не забыли о бобрах на Лопатке и, видимо, узнали о времени отправления охраны на Лопатку, потому стараются побывать там до прихода промышленников» (ЦГА ДВ РСФСР,ф.1044, оп.1, д.22, л.13 об.).
Дело в том, что охрана на Лопатке выставлялась только весной, когда освобождалась ото льда Авачинская бухта и можно было свободно выйти на шлюпке в море. Позже, поняв хитрость браконьеров, казаки изменили маршрут и добирались теперь до мыса Лопатка по западному побережью — через Большерецк и Явино.
Не имея доступа к Лопатке, хищнические шхуны шли на север — к мысу Столбовому, где не было никакой охраны. В 1897 году некий Сноу добыл здесь 60 бобров. Он, видимо, выбил всех, потому что с началом русско-японской войны и позже предпринимаются неоднократные попытки браконьеров высадиться в районе лежбищ Южной Камчатки. Охрана переходит на военное положение.
И снова обращаемся к документам. 5 июля 1904 года охрана уничтожила отряд японских браконьеров. Кроме того, «…замечено: 6 июля на мысу Лопатки (так в тексте —С.В.) свежие следы японцев, приходивших в юрту… 24 июля на берегу Старой или Американской пристани, где были убиты 18 японцев, снова свежие следы… и 12 августа на оконечности Лопатки следы одной шлюпки и очага» (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1044, оп.1, д.104, л. 49).
В 1905 году охране пришлось несладко: 27 мая подошла первая шхуна, 28 мая — еще четыре, 30 мая две шхуны подошли к мысу Бараньему.
Всего с 26 мая по 15 июня в районе мыса Лопатка побывало 12 японских шхун. 22 июня японская шхуна появилась у острова Гаврюшкин Камень; 9 августа три шхуны подошли к мысу Сопочному; 12 августа появились еще три шхуны; 14 августа было совершено нападение на бобровое лежбище в районе Гаврюшкина Камня (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1044, оп.1, д.255, л.14,17,20,21).
Нападения на лежбища продолжались и после подписания мирного договора с Японией: 17 и 18 мая 1907 года японские шхуны появились у Гаврюшкина Камня и у южной оконечности мыса Лопатка. Охрана отразила эти нападения, как и предотвратила высадку браконьеров 17, 18, 27 и 28 мая 1908 года в районе мыса Три Сестры (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1044, оп.1, д.122, л.99, 131; ф.702, оп.2, д.229, л.202).
Так что трудно поверить в благополучие камчатского калана в период с 1896 года по начало двадцатого столетия.
Что же происходило на Командорских островах, точнее, только на одном из них — острове Медном (на остров Беринга тогда еще морские бобры не возвратились)?
Здесь «…еще в 1901–1909 гг. в среднем добывалось по 289 бобров в год, в 1910 году добыто 86 бобров; а в текущем (1911 — С.В.) году только 41» (ЦГА ДВ РСФСР, ф.702, оп.1, д.668, л.18 об.).
В чем причина падения промысла? При отсутствии серьезной охраны бобровых лежбищ и сюда, к берегам маленького скалистого островка, устремлялись, получив отпор на Лопатке, зверобойные браконьерские шхуны.
И снова свидетельствуют документы.
В июне 1906 года «бобровые караулы» алеутов ежедневно замечали в море 4 японских браконьерских шхуны; восемь раз — с 9 по 16 июня шла перестрелка караульных с браконьерами (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1044, оп.1, д.253, л.18).
«…1907 г. первая шхуна пришла к острову Медному 27 апреля, за все лето было шесть шхун до 19 июля, которые только и нападали на бобровые местообитания и крейсировали в Северо-Западной оконечности и Юго-Западного берега, в самых главных местообитаниях. Военно-морская же охрана транспорт «Шилка» прибыла к острову Медному только в конце июля месяца и лодка (канонерская — С.В.) «Манджур» — в августе, когда уже шхун не было.
Шхунам благоприятствовали погоды для охоты на бобров в море, когда в тихие погоды бобры уходят. Было несколько перестрелок со шхунами и шлюпками, 19 мая арестовано 3 шлюпки с 12 вооруженными лицами. Что касается береговой охраны, то на Медном числится 37 человек, это количество не достаточно для исполнения караульной службы, если не будет надежной морской охраны, так как в последние 4 года пришлось вызывать все взрослое население для защиты островов и звериных лежбищ…
…были моменты, когда с 12 до 10-летнего возраста все население мужского пола по несколько суток были в карауле без смены…» (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1005, оп.1, д.40, л.18-18 об.).
В 1908 г. первая японская шхуна появляется у Бобровых Камней 4 апреля, 15 апреля — вторая (ЦГА ДВ РСФСР, ф.702, оп.1, д.229, л.199).
В 1909 году первая шхуна пришла уже 26 февраля. За последующие несколько февральских дней алеуты видели в море более 20 шхун. Вооруженные нападения на лежбища были отражены 8 марта, 9 апреля, 28 мая (в тот день объединились экипажи трех браконьерских шхун), 9, 12, 19, 21, 25 июня — всего действовали против островитян 15 экипажей промысловых шхун на 22 шлюпках (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1005, оп.1, д.40, л.312, 313, 315, 320).
Не сумев силою пробиться к лежбищам, браконьеры идут на другую подлость:
«Пользуясь благоприятным направлением волн, хищники выбрасывают в море вблизи бобровых лежбищ… банки с керосином, сделав в них большие дырочки. Почуяв керосиновый запах, бобры идут в море и попадают в руки хищников» (ЦГА ДВ РСФСР, ф.1005, оп.1, д.40, л.48 об.).
Можно ли было в таких условиях сохранить этот вид?
В начале нашего века морские бобры оказались на грани уничтожения. И мы вспоминали бы о них, быть может, как о морской корове, если бы в 1911 году между США, Россией, Японией и Англией (за Канаду) не была подписана международная конвенция об охране морских бобров.
Каланы были занесены в Международную Красную книгу.
За последующие годы камчатские и командорские бобры появились снова в местах своего прежнего обитания. Так, в семидесятых годах они вернулись на остров Беринга. Примерно в это же время первые каланы появляются в Бобровом море — Кроноцком заливе. В середине восьмидесятых — южнее реки Каланной-Озерной у мыса Камчатского и мыса Столбового.

к оглавлению