О горах

Горы на Камчатке представляют собою преимущественно целые горные хребты, пересекающие либо весь полуостров, либо наибольшую часть его. Среди хребтов, тянущихся по всей стране, наиболее замечательным является тот, который находится у Пенжинского моря[1]. Он начинается в 18 верстах от мыса Лопатка и тянется по всему полуострову в направлении с юго-запада к северо-востоку и от местности против Большой реки прямиком к северу. Этот горный хребет разделяет Камчатку в направлении с юга к северу на две почти равные части. Он очень высок, на востоке и на западе покрыт густыми и обширными лесами, которых меньше в его южной и северной частях, где он местами совершенно обнажен. На северо-восточном склоне этого хребта находятся истоки реки Камчатки и впадающих в нее рек; отсюда местность понижается в сторону реки Камчатки. На западе из этого хребта вытекают все реки, впадающие в Пенжинское море; а так как пространство между горами и Пенжинским морем уже, чем на противоположном склоне, местность, прилегающая к морю, менее отлога, грунт, далеко вдаваясь в море, каменист внизу, а сверху лесист, то, хотя оттуда и изливается очень много значительных рек к западу в море и хотя их больше, чем на противоположной стороне хребта, однако они, по указанной причине, гораздо мелководнее, быстрее и меньше, становясь от Большой реки как в сторону Лопатки, так и Тигиля все незначительнее. Там, где из гор истекает крупная река, горы распадаются на двойные и тройные хребты и тянутся вдоль реки от ее начала до половины расстояния от ее устья; там, где эти кряжи особенно близко подступают к речным берегам и становятся крутыми, они повышают русло реки и образуют пороги, мелководные и опасные быстрины, как, например, на Большой реке и на реке Быстрой, где в сторону моря тянется так называемый нос, или мыс, и где вся местность занята сплошь горами на протяжении 20 и более миль. Таков характер всей местности от Большой реки вплоть до Курильского озера и оттуда до мыса Лопатка. Таким же характером отличается и все пространство с востока к западу в сторону мысов Шипунского и Кроноцкого.

Другой крупный горный хребет[2] тянется в направлении с юго-запада к северо-востоку сплошным массивом от Гавриловой реки[3] неподалеку от Лопатки и продолжается вплоть до крайнего на северо-востоке Чукотского носа[4]. В виде многих удлиненных носов и мысов он выдается в море и образует в лежащих между ними пространствах большие и значительные заливы, о чем речь была уже выше.

Кроме этих, связанных между собою горных хребтов, на Камчатке встречается множество выдающихся и заметных гор, главным образом в местах, прилегающих к мысам. Тут горные кряжи сдвигаются и занимают все промежуточное между вершинами пространство или же подступают, на берегах больших и значительных бухт, непосредственно к самому морю; высоты эти в большинстве случаев отличаются одинаковыми очертаниями, формами и свойствами. Первая от мыса Лопатка одинокая возвышенность у Пенжинского моря именуется Апальскою сопкою[5]. Ее издалека видно с моря, и она служит морякам точным указанием, по которому они находят местоположение Большой реки. Гора эта расположена на расстоянии приблизительно 100 верст на юго-восток от острога. Она имеет форму конусообразного стога или скирды хлеба; в минувшие времена она была вулканом, выбрасывавшим из своих недр густые клубы дыма, но это явление уже давно прекратилось.

У Бобрового моря высится равномерной формы одинокая высокая гора, в 20 верстах от залива Авача и в 5 верстах от морской бухты. Она называется Вилючинскою сопкою[6] и в былые времена также дымилась. У ее подножия расположено средней величины озеро, в котором в марте, апреле и мае население ловит множество сельдей[7] особым способом, о котором я говорю в моем описании гавани Петропавловской. В северной части Авачинского залива на 30-верстном, по прямой линии, расстоянии от гавани находятся три рядом стоящие такие же остроконечные горы. Одна из них называется Горелою сопкою, потому что из ее вершины постоянно поднимается пар. Другая именуется Стрелочною сопкою[8], так как у ее подошвы находят те стекловидные камни, напоминающие зеленоватый сплав[9], из которого камчадалы делают стрелы. Третья гора — безымянна[10]. Точно такая же одиноко стоящая и издали видная большая гора[11], нисколько не отличающаяся от только что упомянутых, находится невдалеке, непосредственно у самого моря, уходя в него своей подошвой, и называется Островной сопкой[12], потому что расположена как раз напротив маленького каменистого острова в 40 верстах на запад от Авачи[13]. Позади мыса Шипун, напротив устья реки Жупановой, у самого моря, высится гора такой же формы, именующаяся Жупановскою сопкою[14]. В сторону Кроноцкого мыса, на западе, находится подобная всем прочим прежденазванным одинокая гора по имени Кроноцкая сопка[15]. Дальше в верхнем течении реки Камчатки расположена огнедышащая гора[16], которая при ясной погоде отчетливо и вполне хорошо видна из-за ее необычайной высоты как в Верхнем, так и в Нижнем остроге. Она называется Камчатскою горелою[17] сопкою и является высочайшею среди всех камчатских как связанных в хребты, так и отдельно стоящих гор— только она гораздо острее всех прочих и видом своим напоминает сахарную голову. Из нее постоянно валит густой и зловонный пар; иногда этот пар с треском и шумом вырывается из горы столбом ярким пламенем, выбрасывая такую массу пепла и пемзы, что ими покрывается на расстоянии нескольких сот верст вся местность кругом. Это единственная гора, на которую никаким способом невозможно взобраться, тогда как все остальные доступны, правда, с большими трудностями и опасностью для жизни. Из этой горы в 1740 году, во время моего прибытия в те места, произошло грандиозное извержение. А так как в то же самое время, вследствие тяжелых условий доставки продовольствия для нашей морской команды, в двух местах, как в Тигиле, так и около Подкагирной, возникли волнения среди местного населения, то и русские, и ительмены нашли в этом подтверждение своего ни на чем не основанного суеверия, будто извержение из этой горы всегда предвещает мятеж, что случалось уже несколько раз. Такая предпосылка тем опаснее, что эти неразумные люди считают возможным вывести из нее заключение о необходимости мятежа, рассчитывая хоть раз на удачный исход, тем более что этим склонным к бунту людям такой успех еще не выпадал на долю.

Хотя горячие ключи и исчезают, начиная от реки Камчатки[18], однако огнедышащие и дымящиеся горы все-таки продолжают еще тянуться на расстоянии свыше 100 миль, а именно вплоть до самого Олюторского залива[19]. Там, вдоль побережья к северу, дымится множество гор[20]. Некоторые из них иногда вдруг разгораются и выбрасывают яркое пламя; иногда же бывает, что воспламеняются испарения, исходящие из гор и тянущиеся от одной из них к другой. Таким образом, бегущий в воздухе огонь как бы заставляет загораться дымящиеся горы[21], впрочем, с тою особенностью, что в этих случаях пожар вскоре прекращается, а камень распадается на куски. Тогда среди камней можно найти много очень больших и тяжелых ядер, среди которых есть экземпляры весом до 40 фунтов. Если раздробить такое ядро сильным ударом, то осколки его с внутренней стороны блестят, как разломанное железо[22]. Эти образования, несомненно, одинаковы с так называемыми «манофельдскими ядрами», из которых добываются и выщелачиваются сера, купорос и белый кремнезем; схожие с ними, только меньше по своим размерам каменные ядра встречаются также по побережью в окрестностях Ораниенбаума.

Принимая во внимание возгорание их в воздухе, разрыв и кальцинацию в короткое время, чем олюторские горы отличаются от камчатских, я полагаю, что там находятся обильные залежи земляной смолы; благодаря ее жирной маслянистости возникающее пламя так долго держится в воздухе и переносится парами с места на место[23]. Это тем вероятнее, что там находят следы плавкой серы.

Кроме этих огнедышащих и дымящихся гор на материке, есть еще две другие горы на островах: одна находится на втором острове — Бурумуши, другая — на острове Алаит[24], в Пенжинском море. Эта гора по всему своему облику и форме похожа на Апальскую[25] и на некоторые другие.

Достопримечательно, что: 1) извергают пламя и дымятся или же раньше дымились только отдельные горы, а не такие, которые входят в состав горных цепей; 2) все эти горы имеют одинаковые общие внешний облик и форму, а следовательно, имеют и одинаковую внутреннюю структуру, так что почти кажется, что их внешнее строение соответствует их внутренней сущности и способствует образованию горючих веществ, а значит, и эффекту самовозгорания; 3) на всех горах, именно на самых их вершинах, которые некогда дымились или горели, а впоследствии погасли, появляются озера[26]; их вода на Апале и ее свойства будут самым тщательным и усердным образом исследованы в июне 1743 года[27]. Очень возможно, что после того как горение внутри гор закончилось и огонь достиг самых глубоких их недр, раскрылись водные пути и заполнились водою пустые пространства; этим в достаточной мере были бы объяснены причины возгорания и высокая температура горячих ключей[28].

Насколько я осведомлен, наиболее ощутимые землетрясения наблюдаются в окрестностях действующих вулканов, а именно значительные — около тех вулканов, которые еще не начинали действовать или же давно потухли[29].

Ительмены боятся как всех высоких гор вообще, так в особенности — гор дымящихся и огнедышащих, а также всех горячих ключей. Поэтому-то, будучи проводниками, они и избирают путь по самым опасным местам, то есть по косым горам, исключительно с целью не проходить поблизости от того, что страшит их: они твердо верят, что в таких местах и поблизости от них живут духи, так называемые «гамулы»*. Известны примеры, когда ительмены охотно отдавали все, что имели, лишь бы откупиться от обязанности быть проводниками; если же случилось, что от них настойчиво требовали исполнения этой обязанности, то они вскоре после этого умирали со страху перед измышлениями своего воображения. Если их спросить, что же там делают черти, то они отвечают: они варят китов. Я спрашивал их: где же они ловят этих китов? Ответ гласил: по ночам черти отправляются к морю и ловят их там так много, что каждый из них приносит себе домой от 5 до 10 штук, на каждом пальце по одному. Когда же я спросил: «Откуда вам все это известно?» — они отвечали, что их старики всегда это утверждали и сами этому верили. При этом они ссылались на свой опыт: будто бы на всех огнедышащих горах они наблюдали много китовых костей[30]. Я спросил: а почему же иногда вырывается из горы пламя? На это они отвечали: когда духи протопили горы, как мы свои юрты, они, чтобы закрыть свои печи, выбрасывают оставшиеся головешки из верхнего отверстия горы. При этом они утверждали, что бог на небе поступает иногда точно таким же образом в то время, когда у нас бывает лето, а у него зима; тогда и он начинает топить свою юрту. Этим они объясняют и свое поклонение молнии.

На других высоких снежных горах, представляющих связанные между собой хребты, по их мнению, также обитают духи; самый могущественный среди них зовется Виллючеем. И туземцы отказываются переваливать через подобные горные кряжи, заявляя, что дух ездит порою по тем местам на куропатках и мог бы им повстречаться. По их уверениям, Виллючей разъезжает иногда также на небольшой нарте, в которую впряжены красивые черные лисицы. Если кто встретит следы его саней, то такой человек очень счастлив в продолжение всей своей жизни на своем промысле и следующий за этим год бывает удачным. Их часто сбивают с толку те причудливые узоры, которые образуются на снежной поверхности налетами бурных ветров.

Большерецкие ительмены называют огнедышащую гору «анггитэскык», дымящуюся — «пытэш», тепловодные реки — «кыкангии», горячие ключи — «какаинкыганг». На нижнешандальском языке огнедышащая гора обозначается словом «апахончич», дымящаяся — «сюелич», а тепловодные реки называются «кырхюрлинкыгич».