Назад

Двенадцатая глава.

О камчатских рыбах

Рыболовство на Камчатке, вне всякого сомнения, представляет собою замечательнейшее явление и связано с очень многими исключительными и почти невероятными обстоятельствами. Кроме того, оно тем достойнее всякого подробного описания, чем более на его объектах, при недостаче хлебной и животной пищи, сказываются и ясно обнаруживаются всемудрая заботливость и милосердная любовь господа бога. Камчатка питается почти исключительно рыбою. Несмотря на то, что реки и озера этой страны не обладают ни одной собственной породой рыб, как это наблюдается в других удаленных от моря местностях, можно все-таки поставить вопрос, есть ли на всем земном шаре другая, кроме Камчатки, страна, которая имела бы большее обилие самой лучшей и самой вкусной рыбы.
Вся камчатская рыба идет весною с моря и через устья рек поднимается против течения в таком неимоверном количестве, что реки начинают от этого вздуваться и живыми волнами выступают из берегов; к вечеру, когда рыба обычно приостанавливается в своем подъеме с моря, при спадении воды, по берегам остается такое множество рыбы, какое едва ли найти в других больших реках, отчего все окрестности реки наполняются зловонием; там непременно возникали бы эпидемии, если бы постоянные, очищающие воздух ветры не предотвращали подобное несчастье. Ударив копьем по воде, редко не попадешь при этом в рыбу. Медведи, собаки и другие животные вылавливают у берегов своими мордами и лапами больше рыбы, чем в других местах люди добывают ее всеми своими рыболовными орудиями и сетями.
Сети с мешками, или неводы, оказываются по этой причине на Камчатке непригодными: их нельзя вытащить на берег, так как они рвутся от обилия рыбы. Поэтому туземцы пользуются плоскими сетями, устроенными наподобие тех, которые служат для ловли птиц.
В устьях рек рыбу можно вынимать из воды сачками, из чего всякий легко может заключить о великом ее множестве. Вся рыба, заходящая далеко вверх по рекам, представляет разновидности лосося. Благодетельная природа создала семейство этих рыб столь разнообразным, что на одной только Камчатке так много неизвестных и многообразных сортов лосося, каких до сих пор еще не описали все естествоведы на всем земном шаре. Лосось и форель вообще предпочитают прочим рыбам за их вкус. Поэтому камчатские сорта их заслуживают за чудесный вкус и здоровое мясо (о чем можно судить с полною наглядностью по живому характеру и цветущему здоровью камчадалов) особой похвалы. И тем не менее ни одна рыба на Камчатке, за исключением мальмы, или гольца, не живет дольше 5–6 месяцев[1]: все избежавшие вылова издыхают примерно к декабрю. С этого времени и до апреля водоемы бывают столь же лишены рыбы, сколь они были переполнены ею летом. Исключение составляют лишь некоторые особенно глубокие места и теплые ключи в реках около Верхнего и Нижнего острогов, где всю зиму можно ловить рыбу. Объясняется это тем, что:
1) рыба идет слишком густо, вследствие этого не находит достаточно пищи[2];
2) рыба поднимается против течения чрезвычайно быстро, отчего скоро утомляется и обессиливает;
3) самое течение рек слишком бурно и быстро и, следовательно, очень утомляет рыбу;
4) реки мелки, а русла их каменисты, не предоставляя утомленной рыбе нор, где она могла бы отдохнуть;
5) низкая температура этой мягкой и чистой воды осенью уничтожает последние еще имеющиеся в ней остатки тепла;
6) верхняя и нижняя челюсти рыб с их зубами так срастаются в этих реках, образуя нечто вроде крючка, что рыба уже не в состоянии закрыть рот, и, следовательно, в рот уже не может попасть пища, постоянно оттуда выполаскиваемая водою.
Все сорта лосося, имеющие по восьми плавников, из которых самым замечательным является мясистый или жирный плавник на спине вблизи хвоста, обладают той особенностью, что зарождаются и выходят на свет в реках, воспитываются же в море и затем издыхают опять-таки в реках.
В продолжение своего существования эти рыбы рожают только один раз, и тут на подмогу является их невероятное множество. Сладострастие и естественное стремление к размножению побуждает их весною с величайшими усилиями подниматься в реки с чревами, полными икры и молок. Найдя укромные песчаные местечки, самки своими брюшными плавниками вырывают ямку и становятся над нею; затем является самец и нежно трет животом самку, отчего икринки выделяются из матки, оплодотворяются молоками, или мужским семенем, и кучами падают в ямку. Таким образом рыбы часами стоят попарно над ямкою, пока последняя не занесется песком. Затем они плывут дальше вверх по реке и вновь, по многу раз, ведут эту игру. Часть икринок и молок остается при них; и, не принимая никакой иной пищи, рыбы питаются ими вплоть до глубокой осени[3], подобно чахоточным, живущим за счет запасов собственного жира; по истечении этого запаса они умирают. В тех же реках, ключи которых находятся в достаточном отдалении и вода которых, при илистом, глубоком русле и наличии многих водяных насекомых, теплее и притом не отличается слишком быстрым течением, они живут много лет и ежегодно производят потомство[4], с тою лишь разницею, что они весною поднимаются со дна таких водоемов, движутся дальше вверх по рекам и производят акт оплодотворения в устьях других впадающих здесь рек и ручьев. Тут их обычно и ловят летом. Все это я весьма тщательно наблюдал на разновидностях сибирских лососей.
Вылупившись, молодое поколение осенью направляется к морю, пребывает там в течение года, пока у него не разовьются органы и элементы оплодотворения, а затем, на третьем году своей жизни, возвращается в реки, где оно родилось[5], чтобы в свою очередь поступить так же. При этом наблюдаются две особенности:
1) Родившись, например, в Большой реке, мальки держатся на морской глубине непосредственно напротив устья реки, там они вырастают, получая в воде пищу и морские экскременты (выделения морских особей). На третий год они поднимаются только в ту реку, откуда они явились; это ясно вытекает из следующих двух данных:
а) в той реке, куда поднимаются и где занимаются воспроизведением потомства рыбы одинакового сорта, они ежегодно встречаются во множестве и чаще, чем в расположенных даже поблизости других водоемах, и ежегодно размножаются в одинаковой пропорции;
б) в Большой реке встречается чабица*[6], в вытекающей из Курильского озера реке Озерной ее вовсе нет, несмотря на одинаковый с Большой рекою характер ее дна и устья. В речонке Брумкэ ежегодно в большом количестве ловится обыкновенный и всюду известный лосось — семга, несмотря на то, что речка эта маленькая; в других же местах, ни в Пенжинском, ни в Камчатском море, семга не встречается вовсе[7].
2) Другим замечательным обстоятельством можно считать следующее: та рыба, которая поднимается из моря только в августе и, следовательно, располагает достаточным временем для оплодотворения, но не для воспитания своего молодняка, забирает с собою из моря по одному родившемуся в минувшем году экземпляру своей семьи для исполнения роли вожатого; рыбка все время сопровождает самца и самку, пока те производят акт размножения. Затем, когда икринки зарыты в песке и родители отправляются дальше к истокам реки, маленькая годовалая и имеющая величину сельди рыбка их семейства остается на месте до ноября в качестве охранителя своих еще недоразвившихся братьев и сестер, которых она ограждает от нападения других рыб и потом отводит к морю[9]. Ввиду того, что это явление несомненно имеет место и у всех европейских сортов лосося, среди рыбаков, а затем среди ученых и естествоведов возникло двойное ошибочное мнение, а именно: руководствуясь разницею в возрасте рыбы, они превратили один сорт рыбы в два сорта и приняли за аксиому утверждение, будто все сорта лососей как рыбы одного пола совершают между собою promiscuum concubitum (смешанное совокупление)[10], почему и возникают весьма различные, но не постоянные разновидности. По моему, однако, заимствованному у самой природы умению различать отдельных рыб друг от друга и в любое время распознавать их, я уверен, что это смогли установить и неученые ительмены, которые удивлялись только тому, что их рыбу знают лучше, чем они сами, рыбу, признанную за особую разновидность и поэтому получившую особое название.
Каждый сорт рыбы имеет ежегодно свое особое определенное время для выхода из моря и подъема против течения рек. Только после того как один сорт рыбы проследовал реку, в путь отправляется другой, а затем — третий. В августе одновременно поднимаются два, три и четыре сорта; но они отнюдь не смешиваются между собою, а каждый сорт рыбы поднимается звеньями. Сначала идет первое звено, за ним следует второе и наконец третье.
Помимо тех рыб, которые не относятся к лососевым и которые поднимаются вверх по реке, можно ловить еще другие виды морских рыб отчасти по берегам, отчасти в устьях рек. Наиболее известны следующие виды, отдельно добываемые в особых местностях.
Canis carcharis, или Lamia Rondeletii, которая называется по-камчадальски «макоаи»[11], имеет в длину от 2 до 3 саженей, обладает твердым, но вкусным мясом и ловится около Авачи, Жировой губы, мыса Лопатка и Камбалины. Описания ее можно найти у Ронделеция, Геснера и Рая в его «Ихтиологии». Камчадалы очень ценят внутренности этой рыбы, особенно пузырь[12], и во время ее лова никто не смеет называть эту рыбу ее именем, так как они полагают, будто рыба из зависти портит свой пузырь и делает его дырявым наподобие сита, так что он становится непригодным для хранения в нем рыбьего жира. Зубы этой рыбы представляют собою известные мелитенские olosseptrae, или каменные змеиные зубы, находимые также по реке Тавде, впадающей в Тобол, равно как и в почве около города Пелыма.
Raia Laevisundulata seu Rondeletii представляет собою ската — очень известную в Средиземном и Северном морях плоскую рыбу, чрезвычайно причудливого вида, с двумя ногами, вернее апофизами, и длинным тонким хвостом, напоминающим змею. Эта рыба и подала повод к возникновению басни о крылатых змеях и драконах. Ее яйца, под названием «морские мыши», которые можно сравнить с видом черного рога или же с формой носилок, которые используются в аптеках, я переслал в Кунсткамеру. Описание ската есть у всех естествоведов, писавших о рыбах. Впрочем, его никогда не ловят специально, а всегда случайно, вблизи Авачи, Лопатки и Курильских островов, или же его мертвым выбрасывают волны на берег.
Phocaenae, или Porpessae, имеющие тот же вид, что в Средиземном и Северном морях, также попадаются вблизи Камчатки. Их не ловят, но иногда трупы их выбрасываются морем на берег или рыба попадает в сети, расставленные на бобров, причиняя большой вред. Для мореплавателей они — верные провозвестники предстоящего шторма, если те видят их во множестве играющими на поверхности воды. Мужской орган одной из этих рыб я сохранил[13] для пересылки в Академию из-за его особо курьезных формы и структуры.
Gornatus[14] seu Gurnardus grisous Aldrov Raii. Ichth. 279. также ловится только случайно, в больших морских заливах между Авачей и Лопаткой. Я велел высушить экземпляр этой рыбы для пересылки.
Draco[15] seu araneus Plinii, Rondel. Gofn. также ловится лишь изредка. Мне удалось поймать двух таких рыб около берегов Америки на удочку с глубины 28 саженей песчаного дна и тогда же описать ее; я их также сохранил для пересылки.
Taenia[16] rubra Willughb. Genuensibus Caragio et Freggio dicta — рыба, иногда выбрасываемая на берег около Лопатки и на Курильских островах. Я ее высушил для пересылки.
Daedekagrammos* observationum mearum, именуемый по-русски терпугом[17], представляет собою очень красивую, различной окраски рыбу, отмеченную 12 полосками, по 6 с каждой стороны, притом весьма вкусную. Так как она не описана ни одним автором, то я дал ей вышеприведенное название по числу полосок, сразу бросающихся каждому в глаза. Ее ловят около Курильских островов и в Авачинском заливе на удочки, сделанные из костей чайки и дерева. Несколько экземпляров этой рыбы я сохранил для отсылки.
Кроме этих рыб, ежегодно в июне и июле восточными ветрами выбрасывается на берег вокруг Авачи и в устье реки Камчатки такое невероятное количество мелкой, в пять—шесть дюймов длины, рыбы, что она покрывает морской берег слоем в два—три фута толщины. Обычно рыбы сцеплены попарно друг с другом, самец с самкой. По-ительменски, на обоих наречиях, они называются «уйки»[18]; их собирают в огромном множестве и сушат под открытым небом на воздухе прямо на песке или на соломенных циновках. На реке Камчатке эта рыба обычно служит кормом для собак. Люди берут сушеную рыбу, толкут ее в больших деревянных ступках или ушатах вместе с кожею и костями и изготовляют из полученной таким образом муки всевозможное печенье; в голодовки эта мука приходится весьма кстати. 5 июня 1742 года море выбросило эту рыбу в таком множестве на южный берег острова Беринга, что она образовала там слой толщиною два фута, причем дул северо-западный ветер; несколько дней перед этим наблюдали ветры, дувшие в восточном направлении.
Раньше чем вернуться к разновидностям лосося и тех рыб, которые поднимаются по рекам, мне приходится упомянуть еще о тех, которые, хотя и вступают из моря в речные устья, дальше, однако, не продвигаются и снова возвращаются в море, в случае, если их не вылавливают. Это следующие.
Рыба под названием зука, или Lupus marinus Schoenefeldii[19] встречается также в Балтийском море и подробно описанная в моей Historia piscium («История рыб»). Обычно она весит от 30 до 40 фунтов и видом своим напоминает налима. Кожа ее лишена чешуи, мясо очень белое и плохого вкуса. Она вполне заслуживает своего названия собаки или волка, потому что свирепо расправляется с другими рыбами. Когда по моему распоряжению один экземпляр этой рыбы был пойман и ранен большим ножом, она ухватилась за него зубами и переломила лезвие пополам. Ее зубы, которых у нее по несколько рядов в каждой челюсти, особенно же их коронки, с течением времени каменеют в воде, обламываются и, когда их находят, считаются в известном смысле драгоценными камнями, за которые платят высоко и которые именуются буфонитами или жабьими камнями; им приписывают особые медицинские и магнетические свойства, хотя это простые рыбьи зубы. Я их набрал и сохранил много. Во время моего путешествия в Америку они приняли разнообразную окраску, красную и желтую, а некоторые из них стали даже чуть-чуть прозрачными. Эта рыба ловится преимущественно в Авачинском заливе.
Морской ушкан, или морской заяц, Lupus marinus[20], знакомый понаслышке естествоведам и упоминаемый еще у Элиана, представляет собою рыбу, которую также ловят в Авачинском заливе. Впрочем, как в Средиземном море и Великом океане, так и в пресноводных водоемах, по-видимому, должны водиться различные виды этой рыбы; однако ни одно из описаний известных нам сортов не подходит к камчатским морским зайцам. Это чрезвычайно странное существо, по виду своему напоминающее скорее отброс, чем рыбу, как Potta marina или студень, постоянно дрожит; при этом оно почти совсем прозрачно и величиною своею напоминает карпа. Как его голова, так и глаза, пасть и губы очень напоминают заячьи. Внутренности, которыми обладают эти плоские рыбы, издают зловоние навозной жижи. Да и вообще вся эта рыба страшно пахнет и на вид противна. Поэтому ею пренебрегают не только люди, но даже и самые голодные собаки. Я велел ее срисовать, а экземпляр самой рыбы сохранил в спирту.
Быки[21] представляют собою рыбы с двумя рогами или большими иглами на голове; видом своим быки похожи на колючеперых, или Uranoscopi; их ловят весною в Авачинском заливе, и я велел срисовать одного быка, а также храню один экземпляр его в спирту.
Scorpaenae bellonii similis Willughbeii р. 138. Belgarum pothoest Cornubiensibus father lasher dictus (морской скорпион)[22] внешностью своею не особенно отличается от предыдущего вида, разве что он побольше и не имеет рогов. Оба вида этих рыб еще предстоит описать; встречается этот морской скорпион как в Аваче, так и в Пенжинском море[23], и в реке Камчатке.
Рамша, или морской налим[24], — вид крупных налимов, всюду встречающийся в реках как на Камчатке, так и на американских островах в проливе; его еще предстоит описать. Это очень хорошая рыба, но на Камчатке, вследствие наличия множества других, лучших сортов рыбы, ценится невысоко.
Камбала[25], именуемая на Камчатке «сюхслот», или «плоская рыба», водится там в различных видах и весною встречается в устьях рек. Описать ее еще предстоит. Ее также мало ценят на Камчатке, извлекают с большим неудовольствием из сетей и бросают. Ни в свежем, ни в сушеном виде ее в пищу не употребляют. Впрочем, среди ительменов иногда находятся и любители ее.
Вахня[26] представляет собою вид трески[27] или наваги и называется на реке Камчатке «юакал». В случае нужды ее ловят в устьях рек Кыкчик и Воровской, в море. Впрочем, эта рыба не соответствует ни одному виду из описанных авторами. Эта первая из рыб, которую ловят во всех больших реках и бухтах Камчатки. Лишь только речные устья очищаются ото льда, как эта рыба немедленно появляется; в случае необходимости ее можно было бы ловить в течение всей зимы в тихую погоду в море, как это и делают вблизи Хариузовки, Авачи и в Олюторском заливе; на Камчатке попадаются ее наиболее крупные экземпляры. Только в случае нужды признают ее ценность. Когда весною на Камчатке наступает голодное время, что случается довольно часто, все о ней помышляют и уповают только на вахню. Когда же в мае в реках появляется лосось, вахня ценится настолько низко, что ее с пренебрежением выкидывают из сетей на берег. Насколько мне эта рыба понравилась, настолько ее не хвалят местные жители, падкие только на жирную рыбу. Правда, вахня хуже всех прочих сортов лосося, она нежирна, но мягковата, а потому и легко переваривается. Между тем совершенно неверно, как утверждают заправские профессионалы-анатомы, что эта рыба лишена будто бы крови; скорее можно думать, что те, кто это утверждает, лишен глаз или мозга. То же самое можно сказать и о тех, кто уверяет, будто продолжительною варкою ее можно превратить в воду и вернуть к первоначальному естеству.
Assellus major vulgaris, belgarum Gabiliau (треска). Насколько часто рыба эта попадается в Пенжинском море, на песчаных отмелях, на глубине от 20 до 60 саженей, настолько же мало она известна местному населению; последнее интересуется исключительно тою рыбою, которая поднимается по их рекам. А между тем ловля трески, особенно осенью и еще более — весною, при случающихся тогда голодовках, могла бы быть весьма выгодна. Кроме того, известно, что эта рыба легче всякой другой вялится и сохраняется тем дольше, чем она суше. Но принимая во внимание, что наладить ее ловлю без больших судов навряд ли возможно, положение с треской останется таким до тех пор, пока жители Камчатки, подобно архангельцам, не привыкнут строить соответствующие суда и лично выходить в море, чтобы тем самым несколько поправлять свои хозяйственные дела. А это произойдет только тогда, когда на Камчатке прекратится засилие олигархии и когда, вместо казаков, местное население будет управляться более разумными и добросовестными людьми, такими, которые сами не представляют собою треску*.
Acui Aristotelis congener pisciculus pueris cornuliensibus Gea adder dictus (рыба, родственная аристотелевской игле[28] и именуемая корнуэльскими детьми Gea adder). Эта маленькая морская рыбка, длиною не больше пальца, а толщиною с лебединое перо, также ловится в устьях мелких маленьких речек и за непригодностью выбрасывается.
Pisciculus aculeatus Rondeletii anglis a sticlebak (колюшка) passim circa mare ab undis eliminat in littus (игловатая рыбка Ронделеции, именуемая англичанами sticlebak и всюду на берег выбрасываемая морскими волнами). Большинству эта рыбешка неизвестна, потому что никто не обращает внимания на подобную мелочь. Во всяком случае, тут, по крайней мере, выясняется, что Шенфельд не ошибался, утверждая, наперекор мнению других, что эта рыбка водится не только в пресноводных бассейнах и илистых ручьях, но и целыми стаями в море, в соленой воде. Эта рыбка встречается всюду в России и Германии.
«Хакал» — по-ительменски, на реке Камчатке — «хакалч»**[29]. Эта рыба описана в моей Historia piscium («История рыб») под заголовком Obolarius. Эта очень красивая рыбка длиною в палец снабжена длинными, спускающимися со спины до живота, наподобие панциря, чешуйками. У нее позади головы с обеих сторон две серебряные чешуи, напоминающие маленькие серебряные монетки, что и подало мне повод дать этой неизвестной рыбе имя «оболария» («обольщик»). Как спина, так и брюшко рыбки снабжены иглами, похожими на шпоры, и ими она очень колется. Она вся сверкает, как чистейшее серебро, и в самом начале весны во множестве ловится в мелких речках и ручейках, впадающих в море. Особенностью ее, в отличие от строения всех прочих рыб, служит то, что у нее по обоим бокам хвоста находятся два необычных плавника. В вареном виде эта рыба дает вкусную и крепкую уху, которую можно принять за куриный бульон. Поэтому лакомки среди казаков и ительменов и варят ее из-за этой ухи, совершенно так, как у нас в России варят белоозерских или псковских снетков, к семейству которых можно, конечно, отнести и эту рыбу. Рыбешка эта поднимается исключительно из Камчатского моря и нигде не встречается у побережья моря Пенжинского.
Среди рыб, поднимающихся из моря по рекам, похожих по своей сущности на лосося и форель и по вкусу напоминающих последних, первое, лучшее и виднейшее место занимает «чабича»[30], на реке Камчатке именуемая «чавичо»[31]. Около 5 или 6 мая, как только река очистилась ото льда, она поднимается по реке Камчатке. Это почти ежегодно бывает в начале мая, а из Пенжинского моря чавыча идет только около 20 мая, несмотря на то что устья впадающих в него рек расположены несколькими градусами южнее. Поднимается этот вид рыбы в продолжение 5—6 недель, усиленнее же всего ход ее бывает в конце мая. На реке Камчатке она попадается чаще, чем где бы то ни было в другом месте страны. Но выше реки Камчатки ее уже не встретишь ни в одной реке. От последней к югу она также уже не вступает ни в какую большую реку, а лишь в обширный Авачинский залив и в прилегающую к нему бухту. У Пенжинского моря она поднимается только до 540 широты и больше уже нигде там не встречается.
По своей величине чавыча из Камчатского моря многим превышает пенжинскую. Самые крупные рыбы весят от 40 до 45 фунтов. По виду своему чавыча очень походит на лосося, имеет красноватое мясо, весьма жирна, но при этом снабжена очень мелкою чешуею в довольно незначительном количестве. Ительмены разводят на этот счет свою философию, уверяя, что чавыча обменяла чешую на хвостовой плавник сельди, или pinnila adiposa (анальный), имеющийся у чавычи, как у всех frutacei piscos (растениеядных), но отсутствующий у сельди как рыбы malacostomus (мягкоротой) и у уклейки. Не знаю, возможно ли ее вкус предпочесть другой рыбе: она превосходит, по крайней мере в этом отношении, прочих рыб*. Особенною нежностью отличается ее голова и брюшко, они настолько хороши, что при вкушении их находишь некоторое, и весьма значительное, утешение в невольном пребывании на Камчатке. Поэтому все радуются чавыче. Казаки солят ее целыми бочками и чувствуют себя при этом превосходно, особенно в Нижнем остроге, где у них есть и бочки, и соль, в которых ощущается недохватка на Большой реке. В Нижнем остроге из нее также делают юколу, совершенно прозрачную и превосходную на вкус, чего нет в других местах. Головы чавычи туземцы едят либо в сыром виде, либо дают им сперва несколько закиснуть в земле и стать вонючими; для них тогда не существует лучшего лакомства. В ясную и солнечную погоду чавыча поднимается вплоть до самых речных истоков; тем не менее жители Верхнего острога получают ее весьма тощею, сухою, очень крупнозубою и кроваво-красною. Выходя из моря, рыба бела как серебро, без единого пятнышка; пойманная же на расстоянии только четырех верст от устья, она уже много теряет от своей серебристости, и у нее начинают появляться присущие лососям пятна и изъяны. Поэтому я могу определенно ответить на соответствующие вопросы господам ихтиологам, что пятна на лососях и форелях возникают лишь в самих реках вследствие движения рыбы против речного течения. И зубы у них, равно как и загибы на верхней и нижней губах, вырастают также только в реке. При хорошей и ясной погоде рыба поднимается вплоть до Верхнего острога; если же реки начинают мутнеть от частых дождей и становятся илистыми от вытекающих из торфяников ручьев, рыба возвращается, вступая во впадающие в реку Камчатку мелкие речки и чистые ручьи, где она из-за тесноты сильно скучивается, попадает на берег и в результате издыхает.
Другая рыба называется в Охотске неркою[32], по-тунгусски, на реке Камчатке — «кассавес», на Большой реке — «ксиуес», у русских же она из-за красного мяса называется красной рыбой. В начале июня она поднимается с моря и продолжает свой ход до середины этого месяца. Эта рыба ловится как в Камчатском море до Олюторы, так и в Пенжинском до Охотска, где она, за отсутствием чавычи, занимает первое место. Эту рыбу я нашел на расстоянии 500 миль от Камчатки — у мыса Св. Ильи в Америке прекрасно копченой в амбаре на тунгусский манер, равно как сам ловил ее 7 июля у острова Беринга. Она обладает двумя особенностями, а именно: во-первых, некоторое небольшое количество ее в виде передового отряда поднимается подо льдом весьма быстро по рекам к их истокам, так что ее можно встретить часто уже около Начикинского острога, в 136 верстах выше устья, в такое время, когда ее только ожидают в устье Большой реки; во-вторых, эта рыба из обоих морей входит исключительно в такие реки, которые вытекают из озер; если же она поднимается в другие реки, то, я полагаю, рыба выбирает такие речные водоемы по степени иловатости их воды. В реках она долго не остается, а направляется непосредственно в озера; прибыв в озеро, она идет в середину и в глубину водоема на срок до начала августа; затем она подходит к берегам озера и пытается подняться во впадающие в эти водоемы ручьи. Ее в августе вылавливают сетями, в сентябре же бьют копьями и замыкают в запоры. Поэтому в Курильском озере она и дает лучшую на всем Пенжинском побережье юколу, так как ее ловят и сушат в июле и августе, то есть в наилучшее и наиболее сухое время года. На Большой реке и прочих реках, впадающих в Пенжинское море[33], из нее вовсе не приготовляют юколы или приготовляют лишь в незначительном количестве; ее здесь солят и едят в сыром виде. В особенном почете ее сырые или заквашенные головы. Поступая из моря, эта рыба необычайно красива и напоминает чистейшее серебро; ее мясо густо-розового цвета; между мускулами strata musculorum находятся очень красивые белоснежные прослойки жира. Она чрезвычайно приятна на вкус и в этом отношении, как и по фигуре, больше всего подходит к лососю. Самые крупные особи весят от 15 до 20 фунтов.
В начале июля идет третий сорт крупных лососей, называющийся кетою, а по-ительменски — «кайко»[34]. Эта рыба по величине одинакова с предыдущей, обладает очень белым и твердоватым мясом, вкусом несколько похожим на лососевое и по вкусу, запаху близким к треске. Это самая распространенная рыба, встречающаяся в большом количестве в обоих морях и часто вылавливаемая, начиная от Чукотского носа до Лопатки, а оттуда по всему Пенжинскому побережью, во всех больших и малых реках до Охотска и дальше вплоть до реки Амур. В Иркутске мне удалось, благодаря содействию господина вице-губернатора Бибикова, добыть кету длиною в 4 фута, выловленную в реке Амур.
Эта рыба ловится на всей Камчатке чаще и дольше всех прочих, а именно от начала июля и до конца октября. Так как в это время стоит лучшая на Камчатке погода, то эта рыба появляется чрезвычайно своевременно для приготовления юколы, представляющей настоящий камчатский хлеб и главнейший местный провиант.
У кеты во время хода, между прочим, сильно вырастают зубы, которые далеко выдаются вперед и выглядят почти как собачьи. Из кетовой кожи выделывают обувь, которую летом носят женщины при сборе ягод и выкапывании мышиных норок на торфяниках, а зимою при сильном морозе — все во время путешествий. Осенью кета бывает очень тощею и сухою, с совсем красными боками и белоснежным брюхом.
Четвертая и последняя главная рыба именуется у русских белою или белорыбицею, на реке Камчатке — «кихсуес»[35], а на Большой реке — «кихсуис». Она по величине и очертаниям похожа на кету, а по мясу и вкусу — на лосося. Когда она идет с моря, она выглядит совсем серебряною, почему и была названа русскими белою; при подъеме же в реки она, подобно прочим, становится пятнистой и красноватой. Это последняя из рыб, которые стадами поднимаются в реки и составляют главное продовольствие местных жителей. Из белорыбицы изготовляют прекрасную юколу, а из ее кожи — обувь. Так как в это время успевают выварить достаточно соли из морской воды, то те, у которых был весною недостаток ее, теперь постепенно продолжают засолку рыбы вплоть до начала ноября.
У этой рыбы одинаковы с красной рыбой свойства: она поднимается только по тем рекам, которые вытекают из озер, поэтому ее и добывают на этих озерах и в устьях впадающих в последние рек вплоть до начала декабря сетями, копьями и запорами. При каждой старой и взрослой трехлетней белорыбицы состоит годовалый сын, стерегущий после акта размножения икру и подо льдом выводящий впоследствии мальков в море. А так как русские и ительмены считают этих вожатых особою породою рыб, то они и дали им особое название — «милькчич». У этой рыбы после совершения процесса размножения так велики жажда жизни и желание отыскать себе теплые и болотистые глубины, где можно было бы перезимовать, что она проникает из озер в подземные источники и проходы под торфяною почвою так далеко, как только это допускает плотность почвы. Ее можно тогда часто видеть в небольших, в поларшина ширины, лужах стоячей воды на торфе или под ним и, после исчезновения рыбы из озер и рек, вылавливать из этих луж сачками или дать ей в конце декабря замерзнуть на снегу. Подобные места встречаются вблизи Большерецкого и Опальского озер, и ительмены пробавляются этою свежею рыбою до середины февраля[36]. Около же Нижнего и в окрестностях реки Камчатки, где рыба находит достаточную глубину и теплые ключи, она становится очень жирною и вкусною; ее ловят в продолжение всей зимы, и это доставляет тамошним жителям большую выгоду и значительное облегчение в отношении продовольствия, чего лишены другие местности. Так как на достаточной глубине больше тепла, чем в других местах, и рыба получает там возможность столь же тихо и спокойно жить, как в морской пучине, то из этого явствует, что рыба обязана своим ростом, жиром и мясистостью больше спокойствию и получаемой в воде растительной пище, чем какой-либо иной причине и достаточному питанию.
Семга, Salmo, или настоящий лосось, ловится исключительно в реках Иче, Кампаковой и Брумкэ, и нигде больше[37]. Иногда, впрочем, бывает, что, когда при выходе молодняка на море поднимаются сильные бури, последний теряет дорогу к устью родной реки, попадает в другую и в течение 6, 8, 10 лет не возвращается к месту своего рождения, куда его заносит опять-таки подобная же случайность. Если возразят, что такое явление должно из-за частых осенних штормов повторяться ежегодно, то на это можно ответить, что причиною данного явления оказываются такие бури именно и исключительно во время выхода молодняка из рек: если последний попадает в тихую погоду в море и добирается до дна морского как на свою зимнюю квартиру, то его уже не беспокоит даже сильнейший шторм, так как сильное волнение охватывает только верхний слой глубиною в несколько саженей, на дне же, на глубине 60 саженей, море совершенно тихо и спокойно.
Кроме названных главных сортов крупных лососевых, стаями поднимающихся из моря в реки, существуют еще другие виды лосося, которые в течение всего лета поднимаются туда вместе с другою рыбою или небольшими группами, или даже в одиночку, как бы не с определенною целью, а для компании. Эти сорта отличаются от прочих в четырех отношениях: 1) они медленнее других поднимаются по рекам, всюду останавливаясь и задерживаясь; 2) в пути они постоянно едят и, кроме размножения, озабочены добыванием пищи; 3) поэтому они, хотя и бывают наиболее жирны и в период подъема к устью, все-таки и во все прочее время отличаются толщиною и хорошим вкусом; 4) вследствие того, что их продолжительность жизни уменьшается, и, пока их не выловят в январе, зимуют в своих реках и достигают возраста в два—три года, даже в четыре и шесть лет и весною, когда они собираются плыть в море, они оказываются очень мясистыми и крупными, но не особенно жирными. В марте и апреле их ловят мордами и неводами.
Главный сорт этой рыбы казаки называют неподходящим омонимическим именем — «голец», тунгусы в Охотске — «мальма», ительмены на реке Камчатке — «уитлец», на Большой реке — «усич». Самый крупный сорт этой рыбы, достигающий возраста в пять—шесть лет, попадает из моря в реку Камчатку, а оттуда по речонкам, вытекающим из больших озер и впадающим в Камчатку, — в озера. Тут рыбы достигают указанного возраста и роста и бывают от 10 до 20 фунтов весом и размером с чавычу. Крупнейшие после них попадаются в реке Быстрой. Там они называются каменными гольцами, имеют в длину до аршина и в ширину полторы четверти; они черно-бурого цвета, с ярко-красным брюхом и плавниками[38]; у них большие зубы и верхняя челюсть на конце сильно загнута, так что их легко принять за другой вид рыбы.
Трехлетние, перезимовавшие один год гольцы бывают серебристого цвета и, подобно линькам, покрыты мельчайшею чешуею. У них крупные головы, и вдоль linea lateralis (боковой линии) oт valva до хвоста туловище покрыто ярко-красными, величиною с чечевицу крупными пятнами.
Поступающие весною с моря и имеющие двухлетний возраст продолговато-круглые, подобные валикам рыбы полнобрюхи и отличаются превосходным вкусом; мясо их беловато-красное; головы чрезвычайно малого размера. Родившийся осенью и изловленный в начале зимы или весною молодняк совершенно бел как серебро, без пятен, отличается превосходным вкусом и всегда может сойти за настоящую форель. Одни особи его отправляются в море, другие, перезимовав, отправляются туда же в виде настоящих форелей. Там они вырастают и год спустя снова возвращаются в реки, где именуются «мальма». Что касается их роста, то, по моим наблюдениям, они в первый год растут в длину и мало в ширину, на следующий год — менее в длину и более в ширину и в толщину; в течение третьего года голова их достигает своего крупнейшего размера; в продолжение четвертого, пятого и шестого года они увеличиваются в ширину в два раза больше, чем в длину. Быть может, дело обстоит так у всех травоядных рыб. В течение четвертого года челюсть этих рыб сгибается крючком. Поскольку это последнее способствует возможности различать отдельных рыб по возрасту, постольку же меня опечалило то обстоятельство, что я, в силу того, вынужден признать полную несостоятельность mensurationum dymet ricarum per modulos individuales (точных измерений по индивидуальным признакам) и должен был поискать другие характерные признаки, что я и считаю необходимым здесь огласить. Мой прежний метод мог бы показаться ученым вполне приемлемым. Но я вовсе не хочу вводить их в заблуждение своим математическим методом и сбивать с толку аксиомою, будто при росте происходит равномерное увеличение всех частей особи и, следовательно, размеры крупной рыбы должны быть пропорциональны размерам небольшого экземпляра того же вида. Тем не менее мой способ измерения имеет много преимуществ перед измерениями по возрастным степеням (dimensiones per scalas). Эти гольцы, или мальма, ловятся во всех реках и в обоих морях от марта до декабря и сохраняются в засоленном и замороженном виде. В Нижнем остроге на реке Камчатке их ловят вблизи теплых ключей в течение всей зимы. Вблизи Курильского озера с высокой горы в Озерную реку стекает один ручей. У подошвы этой горы гольцы осенью ловятся во множестве, хотя могло бы показаться невозможным, чтобы морская рыба была в состоянии пробраться по крутой горе в озеро, а между тем у них, по-видимому, нет туда иного пути. Так как камчадалам иногда удается поймать эту рыбу в середине зимы, то они утверждают, будто гольцы родятся от куропаток или куликов, превращающихся в рыб во время зимнего перелета через воду и падения в нее.
Гольцы по своей природе играют среди лососей роль щук: они очень падки на икру, которую жадно пожирают, так что их всегда находят с переполненным ею брюхом. Поэтому они, как разбойники, выслеживают все виды рыб и не поднимаются по рекам особыми партиями, как другие рыбы. Этим они наносят огромный вред молодняку.
Другой сорт рыбы, также принадлежащий к семейству лососевых, пребывает с весны и до глубокой осени в реках и называется по-ительменски «микис». Зимою эта рыба подо льдом уходит в море. По величине своей она напоминает красную рыбу, а по фигуре — лосося. У нее крупная чешуя, вся покрытая множеством черных пятен, так что она от головы до хвоста совсем пестра, и только с боку у нее есть большое розово-красное пятно шириною в палец. Эта рыба во всякое время приятна на вкус. Поднимается она по рекам чрезвычайно медленно, постоянно поедая всяческую пищу и особенно рьяно подстерегая переплывающих через реки мышей, которых она и пожирает. Достигая места, где есть много рябины, нижние ветви которой спускаются к воде, она, напрягая все силы, выскакивает из воды и срывает ягоды. Это очень живая рыба, и по вкусу, на мой взгляд, она после чавычи предпочтительнее всякой другой камчатской рыбе.
Третий вид рыбы называется кунжей[39] и, хотя она встречается у берегов обоих морей, она поднимается все-таки исключительно в самые большие реки, особенно часто и охотно держится у больших заливов и является на Аваче первою рыбою; она часто ловится и в Охотске. Величиною кунжа равняется лососю, весит от 10 до 15 фунтов, обладает крупною чешуею со множеством черных и голубых пятен, мясо белое и очень вкусное, деликатесное.
Четвертым видом является известный по всей Сибири и в России хариус[40]. Те его особи, которые поднимаются непосредственно из моря, обладают вдвое более длинным плавником, чем рожденные в реках. Встречается эта рыба в обоих морях, однако не во всяких и не во всех реках. Зимою она подо льдом возвращается в море. Хариус — единственная крупная рыба, общая у Камчатки с Россией и Сибирью.
Кроме этих видов, там существуют еще два сорта рыбы, известные в России:
1) так называемая ряпушка[41], которую часто ловят в Неве и Волхове и которую очень ценят, представляет собою в действительности настоящую разновидность форели;
2) знаменитая в Петербурге корюшка[42], которую также ловят в Неве и которая на Камчатке носит название «кагачу».
Среди рыб, стаями поднимающихся из моря по рекам, я забыл упомянуть об одном виде, встречающемся наиболее часто и использующемся по всему камчатскому побережью от Анадырска до Лопатки и оттуда до Охоты и Урака. Русские называют эту рыбу горбушею[43]. В середине июня она в таком множестве поступает из моря, что заставляет реки выступать из берегов. На всей Камчатке не найдется другой рыбы, которая с такою силою и в таком количестве поднималась бы по рекам. Вследствие происходящей при этом подъеме сильной давки и толкотни эта рыба видоизменяет свою внешность. Отсюда и ее название: не успев отойти и двух верст от устья, рыба начинает сгибать спину, которая раньше была прямою, и получает от этого высокий на спине нарост, или горб, почему ее и называют горбушей. При этом горбатыми становятся самцы, тогда как самки мало или совсем не изменяются. Вследствие обилия этой рыбы к ней относятся с пренебрежением, хотя она на вкус и неплоха; ею наполняют целые лодки и до краев насыпают ее в огромные ямы в земле, где она, наваленная слоями, киснет и гниет. Затем в течение всей зимы эта рыба служит кормом для собак; впрочем, и казаки, и уроженцы тех мест, и ительмены являются такими же ее любителями, как и псы. Если открыть подобную «кислую» яму зимою, то от нее распространяется по всему острогу такое отвратительное зловоние, что от него можно лишиться чувств: она воняет хуже худшего из нужников[44]. Прочую рыбу вешают и высушивают на вольном воздухе, и ею также пользуются в качестве корма для собак.
Те, кто желает лучше приготовить кислую рыбу так, чтобы она сохранялась в целом виде и меньше воняла, те кладут ее в ключи и прикрывают сверху тяжелыми камнями. Хотя при этом много зловония и уходит постоянно вместе со свежею ключевою водою, однако его остается еще столько, что при помощи его можно заставить, без пытки, любого европейца сознаться в чем угодно. Тем не менее, как русские, так и ительмены уверяют, будто таким способом заготовленная рыба похожа на засоленную.
Коряки по Тигилю таким же образом обрабатывают эту рыбу, и когда казаки зимою отправляются к ним, то их радует тигильская кислая рыба в такой же мере, в какой иные люди восторгаются свежею икрою или свежими устрицами.
Помимо названных, на Камчатке там и сям встречаются и такие виды рыбы, которые лишь в некоторых местностях поднимаются из моря или же известны в определенных местах в качестве настоящих озерных рыб. Однако из всех этих рыб мне пока еще не удалось увидеть ни одной, я только слышал о них; тем не менее я, на всякий случай, скажу о них для сведения благосклонного читателя все, что мне довелось узнать.
В Большой реке водится рыба, именуемая ительменами «гахсюс»[45], русскими же — вором. В июле она отдельными особями поднимается вместе с другою рыбою. Ительмены рассказывают, будто она воровским способом составляет свое тело по частям, заимствуя их от всех других поднимающихся по реке рыб; поэтому-то она, как то бывает и с ворами, встречается реже других, честных людей. Так как голова ее похожа на голову горбуши, то, по мнению ительменов, она и заимствовала ее у последней, украв в то же время брюхо — у красной рыбы, спину — у мальмы, а хвост — у чавычи. По этой же причине ительмены никогда ее не сушат, а выбрасывают, полагая, что она и мертвая ворует у прочей рыбы ее пищу. При этом они добавляют, что узнали об этом по тому обстоятельству, что всякая рыба убывает, если рядом очутится гахсюс.
Миноги[46] (Lampretae) водятся как в Большой реке, так и в Утке и Кыкчике.
Вблизи Камбалины, в одном озере, не имеющем связи с морем, водится, как уверяют, рыба, которая больше нигде на Камчатке не встречается[47]. В окрестностях Воровской, Кампаковой и в расположенном на высоких горах озере, на расстоянии двух дней пути от Верхнего острога, будто бы водятся рыбы с двумя головами, но этих рыб мне до сих пор найти не удалось.
В окрестностях Кронок находится большое озеро, в котором водятся два особых вида рыбы, нигде больше на Камчатке не встречающихся; из них представители одного вида вкусом якобы напоминают копченую ветчину[48]. Раздобыть всех этих рыб я постараюсь следующим летом.
В реке Камчатке есть рыба, поднимающаяся с моря весною и в течение всей зимы в огромнейшем количестве и вылавливаемая вблизи горячих ключей; обычно ее сачками вытаскивают из прорубей во льду; она, говорят, очень вкусна, но у тех, кто ест ее впервые, она вызывает сильные желудочные боли. Ительмены называют ее «инаха»[49].
Вблизи Акланского в Олюторском заливе туземцы часто ловят рыбу якобы четырехугольной формы, имеющую во рту четыре зуба наподобие человеческих. Анадырские сборщики податей, забирающие ее, за ее нежность, с собою в Анадырск, называют ее палтусом[50]; впоследствии я соберу о ней больше данных. По описанию казаков, это не что иное, как Lumbus anglorum, что подтверждается и полным сходством ее с изображением на гравюре на меди.
Остается еще одна рыба, именно сельдь. От Авачи и до Олюторы сельдь в Камчатском море встречается очень часто, но чаще всего она попадается около больших заливов, за мысами. Киты преследуют ее так настойчиво, что рыбе приходится отступать в реки и озера. Она в таком большом количестве проникает в бухты, что 24-саженным неводом ее можно за один раз поймать на четыре бочки. В одном озере у подножия Вилючинских гор, уже за пределами Авачинского залива, ее ловят раньше всего, а именно в марте, апреле и мае следующим способом. Осенью сельдь отправляется в Вилючинское озеро, отделенное от моря лишь речкою длиною в 50 саженей и только таким образом с ним связанное; тут сельдь размножается и зимует или, по крайней мере, вынуждена зимовать, потому что при первом же осеннем шторме проходы в озеро или устье реки всегда заносятся песком и галькою и остаются забитыми до весны, когда их взрывают мощное таяние снега и снеговая вода. В марте, когда начинается снеготаяние и вода постепенно уходит через плотину, сельдь ежедневно по утрам подходит к устью и узнает, не вскрывается ли река; рыба остается там до вечера, чтобы подышать свежим воздухом. Ительмены, знакомые с повадками сельди, вырубают во льду дыру, в которую спускают невод; в середине его они прикрепляют несколько блестящих сельдей. Один из ительменов прикрывает прорубь соломенным матом, оставляя свободным лишь одно отверстие; в него он наблюдает за сельдью и устанавливает, когда она зайдет в сеть; заметив это утром при посещении того места и вечером при уходе оттуда, он осторожно стягивает оба конца невода, расширяет прорубь и, убрав с него соломенные циновки, вытаскивает со своими товарищами невод с рыбою на лед. Таким способом туземцы продолжают ловлю все время, пока стоит лед. Когда же в июне реки совсем очищаются от всякого льда, они ловят сельдь, как и прочую рыбу, сетями. На реке Камчатке казаки называют такую сельдь бельчичьею, ловят ее в июле, но ограничиваются лишь вываркою из нее жира, который очень вкусен, имеет белый цвет и отличается плотностью. На острове Карага сельдь является лучшею из рыб, которых там ловят. Эти сельди решительно ничем не отличаются от голландских; в свежесваренном виде они очень вкусны. Я сам, по голландскому способу, засолил на пробу одну бочку, и эта рыба в течение свыше года, в продолжение всей нашей американской морской экспедиции, сохранялась так хорошо, что мы могли все время есть ее с величайшим аппетитом.
Так как рыба вместе с некоторыми сухопутными растениями представляют собою единственный вид продовольствия на Камчатке, то отчасти ительмены, отчасти казаки придумали всякие способы кое-что из них изготовлять, дабы не упустить случая улучшить свои хозяйственные условия и предупредить отвращение, возникающее от постоянного потребления одной и той же пищи. Самый обычный, быстрейшим образом заготовляемый и чаще всего встречающийся провиант как для людей, так и для собак состоит здесь из квашеной рыбы, называемой «кислой». Другой способ приготовления состоит в том, что лучшую рыбу солят и хранят для потребления в хорошо закупоренных бочках, в погребах и ямах в земле. Впрочем, такие запасы приготовляются пока одними только казаками, потому что ительмены до сих пор еще ругают соль, называя ее горькою и, следовательно, не питая к ней симпатии. Последнему обстоятельству немало способствует и тот факт, что соль у них слишком редка и дорога, да для нее не хватает и посуды; к тому же туземцев чересчур часто отвлекают на принудительные работы. Таким образом, если некоторые из них и пожелали бы заняться солеварением, то не нашли бы для этого достаточно свободного времени; нужно думать, что и в этом вопросе когда-нибудь наступит некоторое улучшение. Что касается качества и количества засаливаемой, равно как сушеной и свежей рыбы, то первое среди всех остальных место занимает в этом отношении Нижний острог: там в изобилии и поблизости есть не только пригодный для выделки бочек и посуды материал, но и топливо для варки соли, в чем наблюдается недостаток у населения, живущего вблизи Пенжинского моря. Впрочем, они солят только четыре вида рыбы, именно: чавычу, красную и белую рыбу, а также мальму.
Первый из описанных способов заготовки — квашение рыбы применяется и самоедами, но у них это делается гораздо легче вследствие постоянной мерзлости почвы. Кислая рыба называется на Большой реке «хингуль». У якутов в ходу такой способ: в мерзлой земле они вырывают глубиною в несколько аршин ямы, кладут в них рыбу, либо засыпанную золою, либо предварительно выдержанную в течение нескольких часов в сильном щелочном растворе, и затем покрывают все листьями и землею, так что рыба хорошо сохраняется все лето и зиму. Этот прием гораздо лучше предыдущего: рыба не издает никакого запаха, становясь лишь немного прогорклою и сухою от щелочных солей; по своему вкусу она несколько напоминает толокно или овсяную муку. На Камчатке, впрочем, этот способ неприменим по причине сырой и скоро оттаивающей почвы. Якуты называют таким способом заготовленную рыбу «аргюс».
Тунгусы и русские в Охотске также занимаются этим делом, с тою лишь разницею, что пользуются вместо древесной золы золою от высушенных и сожженных морских водорослей; эта зола превосходит лучший поташ и для достижения конечной цели — предотвратить гниение рыбы — гораздо практичнее, так как в ней совершенно не содержится щелочная морская соль.
Третий, главнейший способ заготовления рыбы впрок состоит в том, что рыбу разрезают вдоль на четыре части или продолговатые ремни-полоски, удаляют из нее кости и сушат на воздухе под навесами, следя за тем, чтобы она от дождя и сильной росы не промокла и не подгнила. Несмотря на то, что в более северных местностях этот процесс просушки протекает, вследствие постоянных ветров, низкой температуры воздуха и сухой погоды весною, чрезвычайно быстро и в короткое время там можно заготовлять невероятно большие запасы рыбы (например, на Оби у остяков и у самоедов по Енисею и около Туруханска, на Лене около Жигана, откуда и доставляется самая лучшая юкола в Якутск и Иркутск), все же процесс этот всюду на Камчатке протекает весьма медленно и не без трудностей из-за постоянных весенних испарений, туманов и дождей. Поэтому вблизи Пенжинского моря население не в состоянии приготовлять юколу из лучшей и наиболее жирной рыбы, но должно дожидаться середины июля и августа, причем за этот срок нередко сгнивает в процессе сушки весь рыбный запас или же, вследствие медленности сушки, в рыбе заводится такое множество червей, что вся земля покрыта ими, как снегом. Таким образом, нередко всю работу на реках и озерах приходится начинать вновь осенью, когда, как бы ни была суха погода, сама рыба тощает, идет реже, а ее ловля протекает медленнее и связана с большими трудностями. Дожди отрицательно влияют на изготовляемую вблизи Пенжинского моря юколу еще и потому, что от сырого воздуха она начинает плесневеть и ржаветь. Хотя в Нижнем остроге, в силу его более северного положения и меньшего количества выпадающих там дождей и испарений, и отмечается то преимущество, что юколу можно изготовлять из всех сортов рыбы, которая там лучше сохнет и не плесневеет, тем не менее и там иногда случается такой грех.
Самая плохая юкола (русские называют ее юхала, а туземцы на Большой реке — «саахл») изготовляется на Верхней вследствие позднего прибытия туда рыбы, хотя весною там стоит прекрасная и очень сухая погода. К тому же рыба поступает туда в совершенно истощенном и плохом состоянии, иногда и в чрезвычайно незначительном количестве, когда год выдается дождливый и торфяниковая влага замутняет воду реки Камчатки, отпугивая рыбу, которая возвращается и поднимается по притокам. Это обстоятельство нередко вызывает в тех краях сильные голодовки.
Лучшая из всех юкол та, которая изготовляется из чавычи и красной рыбы.
За юколой следует борса, «келлепис». Она по изготовлению ничем не отличается от юколы и представляет собою соскобленные ножами с оторванных от рыбы полос кожи остатки мяса, хранимые в мешках с соломою. Борса часто бывает вкуснее юколы, так как, состоя из мелких кусочков, может быстро сохнуть на солнце и не имеет никакой, столь противной горечи. Ее употребляют так же, как в хлебородящих странах пользуются крупою, а именно для придания, через подбавку ее, жидким супам большей густоты и питательности.
Икра, или сухие рыбьи яички, называемая на Большой реке «инэтох», является на Камчатке одним из любимейших и питательнейших пищевых продуктов. Ее приготовляют трояким способом: либо сушат ее на вольном воздухе, а затем подвергают окончательной просушке перед огнем в юртах или жилищах в ее естественном виде, такою, какою она взята из рыбы; либо, для придания ей большего вкуса, ею наполняют полые стебли кача — сладкой травы, шаламея[51] (Barba caprae) или растения кутахшу[52] (Thapsue) и сушат на огне[53]; либо, наконец, икра заворачивается в листья щавеля или белой редьки, и ей придается форма палочек или лепешек в виде пластыря.
Никто не отправляется на промысел или в дорогу без того, чтобы дочь или жена хозяина не снабдили его, в знак своего расположения, несколькими такими палочками. Проголодавшись, он срезает ветку березы или ивы, снимает с нее кору, откусывает кусочек твердой икры и жует ее вместе с корою за милую душу: одна кора не годится в пищу, так как она слишком суха, одна икра также непригодна, потому что от нее склеиваются зубы и она в них вязнет, вкусом напоминая гуммиарабик; в указанном же виде одно восполняет другое.
Дети, у которых еще нет зубов, вместо сосок и пустышек получают тряпочку, вовнутрь которых кладут бисквит или плоды; заменители сосок находятся всегда у них во рту, и я наблюдал, что они никогда или очень редко беспокоили детей, вызывая у них кашель и удушье, не считая того, что они постоянно ползают безволосые и голоногие, как беспомощные существа.
Четвертый способ приготовления икры у туземцев общий с коряками; они кладут икру на слой травы в яму, сверху настилают на нее опять траву, прикрывают все землею и дают икре закиснуть. Зимою эта кислая икра считается ими одним из лакомейших блюд, как у нас икра зернистая. Коряки же сшивают шкуры крупных тюленей в мешок, наполняют его икрою доверху и затем зашивают его; они всюду таскают его с собою, пока икра к зиме не закиснет, и тогда они ее едят с большим аппетитом.
Так как вся эта рыба, подобно лососям, дает очень крупную, величиною с горошину, икру, последняя не идет в засолку; ежегодно казаки солят ее в ничтожном количестве, да и то только икру хариусовую. О том, как они потребляют всяческим образом свежую икру, я расскажу ниже в главе об ительменских угощениях. Следует только заметить, что в то время как икра лосося и его разновидностей считается в теплых странах вредною для здоровья и способствующею дизентерии и всюду там выбрасывается как нечто негодное, являющееся продуктом, внушающим опасения, она в этих местностях употребляется в пищу безо всякого вреда.
Чуприками называется вид полукопченой, полужареной рыбы, пользующейся славою большого деликатеса у всех камчатских жителей. Для приготовления этого лакомства туземцы так натапливают юрту или барабару[54], что в ней становится жарко, как в бане, и обвешивают очаг со всех сторон рыбою, а также кладут ее на деревянную решетку высотою от 5 до 6 футов и до сажени над огнем, после чего плотно замыкают юрту. Когда последняя остынет, чуприки готовы, и я могу сказать, что это один из лучших способов их приготовления: тут все соки и весь жир понемногу прожариваются в рыбе, подвергаясь как бы перегонке при помощи реверберия[55]. При этом все мясистые части рыбы лежат свободно в коже, как бы окутанные плащом. Это очень вкусная вещь. С рыбы снимают кожу, вынимают внутренности, а мясо немного трут руками, так что оно распадается на мелкие крошки. Туземцы очень ловко очищают мясо от костей, сушат затем указанные крошки на соломенных циновках, прячут их в мешки с соломою и в продолжении всей зимы стряпают из них разные вкусные блюда.
Это и есть настоящая камчатская борса, которую таким же способом изготовляют и тунгусы в окрестностях Охотска.
Последний вид их рыбных продуктов состоит из замороженной рыбы, выловленной в ноябре и декабре. Она служит им большим подспорьем.
Помимо этого, они готовят некоторые части рыб кусочками, так как рыбьи головки и брюшки, или пупки как говорят казаки, считаются всеми жителями самыми вкуснейшими рыбьими частями; таким образом казаки солят целые бочки, заполняя их рыбьими головками, особенно ценятся головки чавычи и красной рыбы, а также берутся головки и брюшки других рыб. Такими отдельными частями рыба сохраняется и дольше, и лучше, чем в целом виде, да и на вкус она чрезвычайно приятна, безразлично, потреблять ли ее в мороженом, сыром или вареном виде. Ительмены же, испытывающие недостаток соли, зарывают рыбьи головки прямо в землю и заполняют ими целые ямы. Так же поступают и казаки. Когда кто-нибудь из них приходит к другому в гости, то первым лакомством является блюдо из мороженых кислых рыбьих головок. По запаху сразу, вступая в какой-либо дом, узнаешь, есть ли у хозяина кто-нибудь в гостях.
Рыбьи брюшки, или пупки, туземцы нанизывают на веревки, сплетенные из соломин, и в таком виде кипятят их. Как меня, так и особенно видных казаков и посетителей, они угощали ими, и с этим блюдом можно вполне примириться. На частые мои вопросы, почему они, принимая во внимание сырой климат, не коптят рыбу, как тунгусы или американцы, мне отвечали, что это неоднократно пробовали делать, но рыба от этого получает сильно горький вкус; с этим я согласен, раз жители в качестве топлива, по установившейся здесь неряшливости и лени, пользуются исключительно ивняком, притом сырым и свеженарубленным. Сам же я не преминул попробовать сделать это на сухих дровах, с тем чтобы убедить этих людей в противном и точно установить причину вышеуказанной горечи в рыбе.
Вследствие того, что до сих пор на Камчатке совершенно нет скотоводства, а без масла и сала прожить трудновато, казаки по прибытии своем сюда начали топить рыбий жир и пользоваться им как заменою того и другого. Ительмены же не делали этого ни раньше, ни теперь, за исключением некоторых более зажиточных, а употребляли только жиры китов, морских волков и тюленей, а если их расчеты на этих животных в том или ином году не оправдывались, обходились вовсе без жира.
Жир вытапливается в различных местах из разной рыбы. В окрестностях Большой реки его топят из мальмы и красной рыбы. Оба вида дают жидкий, померанцевого цвета и отдающий ворванью продукт, так как туземцы вываривают его не из свежей рыбы, а из такой, которой они нарочно предоставляют издохнуть в лодках и немного завонять, так как подобная рыба дает, по их мнению, больше жира. Вытапливание совершается следующим образом: когда рыба, по вкусу жителей, становится в течение нескольких дней достаточно кислой, они, все еще держа ее в лодках, поливают ее холодною водою и все время кидают в нее, усердно мешая всю массу, раскаленные камни, до тех пор пока не выварится весь жир, который при этом всплывает на поверхность воды и снимается.
В окрестностях Нижнего острога туземцы раньше топили жир из сельди, которую они ежегодно ловили в устье реки в неимоверном количестве. С 1730 года, однако, эта рыба почти совершенно оттуда исчезла, а в устье стали появляться в качестве редких гостей лишь весьма тощие ее особи, притом в ничтожном количестве. Но так как кроме сельдей там постоянно водятся маленькие рыбки, называемые «хагалчи»[56], притом в таком числе, что в течение двух часов один человек может наполнить ими большую лодку, то эти хагалчи ныне заменяют сельдь; жир их красного цвета и не так чист и вкусен, как сельдяной. К вытапливанию жира в железных жаровнях до сих пор никто не может приступить, потому что это не было в обычае, несмотря на то что таким путем получался бы жир и более вкусный, и более густой. Как на причину, по которой сельди исчезли около Нижнего острога, жители указывают на чрезвычайно сильные и частые землетрясения, начавшиеся с указанного времени и ежегодно ощущаемые в стране.

Назад