О рождении и воспитании детей у ительменов

В общем можно сказать, что ительмены ищут в браке больше удовлетворения своего сладострастия, чем деторождения и увеличения своего племени. Это видно из того, что они всяческими средствами предупреждают беременность и стараются вытравить плод как при помощи разных трав, так и применением сильных внешних манипуляций. Подобно древним германцам, они имели обыкновение выбрасывать на произвол судьбы новорожденных младенцев или даже собственноручно душить их, что случается порою еще и поныне. Такую жестокость следует в корне уничтожить как строгими законодательными мероприятиями, так и выяснением всей ее греховности, особенно указав на это после принятия этим народом христианства. Для уничтожения беременности ительменки пьют Decoctum Thapsiae Kamtschaticae, — кутахшу, или, завязывая на ремнях и бечевках узлы, производят при их помощи свои шаманские манипуляции, будучи твердо убеждены в действенности этого средства.

Изгонять плод ительмены умеют различными способами; но до сих пор я осведомлен об этом лишь понаслышке, сам же не видал, как они в таких случаях поступают. Текущим летом я осведомлюсь насчет этого подробнее. Ужаснее всего то, что они душат младенцев в утробе матери и заставляют старух ломать им там руки и ноги. После этого либо женщины целиком выкидывают плод, либо же он разлагается в утробе и выходит оттуда кусками, причем часто случается, что и мать платится за это своею жизнью. Если младенец рождался в худую погоду или же его родители, по бедности и лени, сговаривались не иметь и не воспитывать детей, чтобы не возиться с ними, то они, нисколько не задумываясь, либо приканчивали их удушением и бросали трупики на съедение псам, либо относили их в лес и живьем оставляли их там на растерзание диким зверям. Но бывали и многие женщины, желавшие иметь детей, такие для ускорения зачатия ели пауков, а для того чтобы после первых родов снова скорее забеременеть, они поедали пуповину младенцев с приправою кипрея. Когда им наступало время родить, они становились на колени и в таком положении рожали в присутствии всех домашних, как молодежи, так и стариков*; зрители при этом от страха по несколько раз выбегали из жилья, но вскоре снова возвращались и с интересом смотрели на процесс родов. Когда младенец рождался, они обтирали и чистили его мягкою травою эхей, перевязывали пупок пряжею из крапивы, срезали пуповину каменным ножом, а на сам пупок клали особо приготовленный кипрей, предварительно ими прожеванный и смешанный со слюною. Новорожденного младенца клали в мягкую траву эхей и заворачивали его в нее, послед же кидался собакам.

Грудница известна ительменам не хуже, чем европейским женщинам, Cotostrum знакомо им как детское лекарство, способствующее удалению meconium (содержимого внутренностей новорожденного) и впоследствии предохраняющее от перхоти и нарывов. Роды они ускоряют принятием внутрь морского растения, называемого у русских морскою малиною, или же шаманскими обрядами. Матери обычно помогают дочерям своим при родах. В общем же они рожают весьма легко, и во время родов и после них число умирающих младенцев незначительно. В мое время произошел однажды довольно редкий случай: женщина родила ребенка так, что младенец вышел на свет не головкою, а заднею частью. Три дня продолжались при этом мучения роженицы, причем шаманка обвиняла в этом несчастье мужа, указав как на причину необыкновенного случая на то обстоятельство, что во время родов муж мастерил сани и сгибал на своих коленях поперечины для них, придавая им нужную загнутую форму. Этот пример показывает всю смехотворность безграничной фантазии ительменов.

После родов родильницы едят уху с сушеными листьями желтушника[1], а несколько дней спустя опять принимаются за свою юколу и тотчас же приступают к обычной работе. Одна женщина, как раз в то время, когда мне случилось ночевать в остроге, почувствовала приближение родов, вышла посреди ночи без света на улицу, чтобы помочиться, а по прошествии нескольких минут вернулась в жилье с новорожденным младенцем, причем по выражению ее лица решительно невозможно было догадаться о случившемся.

После рождения ребенка все находящиеся в остроге люди в радостном возбуждении прибегают в юрту родильницы, берут младенца на руки, целуют и ласкают его; затем они преспокойно возвращаются восвояси, и это событие уже не отмечается никаким празднеством или торжественным обрядом.

Люлек ительмены не имеют. Если младенец заплачет, они засовывают его себе в кухлянку за спину и, подвязав кухлянку крепко ремнем под грудью, садятся на землю и до тех пор раскачиваются всем туловищем, пока младенец не заснет; при этом они все время бормочат себе что-то под нос или поют курильские «хаюшки». Они никогда не пеленают детей, а ночью кладут их себе под кухлянку к груди так, что у ребенка сосок всегда находится либо во рту, либо в непосредственной к нему близости. При этом женщины быстро и крепко засыпают. Кажется, будто дети научены уже самой природой тому, что ни на них, ни на крики их никто не будет обращать ни малейшего внимания: они лежат смирнехонько как ягнята, и все же, даже при такой невероятной беспечности матерей, еще не было примера, чтобы они когда-либо задавили младенца во сне. Они кормят детей грудью до тех пор, пока у них не появляется новый младенец, а потому случается, что иногда ребята сосут грудь в течение 4–5 лет.

На второй год жизни младенцам позволяют ползать подобно жукам на четвереньках по всей юрте, причем им суют в рот кусок юколы, икры или ивовой и березовой коры; нередко случается, что ребята добираются до собачьего корыта и развлекаются поеданием остатков псового корма. Когда же ребята на манер кошек начинают взбираться на лестницу, это доставляет великую радость обоим родителям, которые весело смеются и обмениваются по этому поводу замечаниями.

Имена их — generis communis (общего рода) и заимствованные от разных предметов и происшествий. Часто девочка получает мужское, а мальчик — женское имя. Имя свое ребенок получает лишь через месяц или два после рождения. Если младенец бывает по ночам очень беспокоен, ительмены обращаются к шаманке, которая объясняет причину беспокойства тем, что у ребенка нет своего, настоящего имени и что его по этому случаю тревожит тот или другой из его предков. Тогда родители немедленно меняют имя ребенка и дают ему имя того умершего родственника, на которого им укажет шаманка.

Самыми употребительными у ительменов именами являются следующие: Эрем («господин» или «начальник»), Коско, Липаха, Гтехантатах («черная сажа»), Пиканкур, Галгал, Темпте, Кучиниц. Женские имена такие: Афака, Саакшом, Чекава, Ачек и Агит («все погибли») — в память о том, что раньше в остроге проживало много лиц, впоследствии погибших, Пасуич («слезливая») — в память о том печальном времени, когда родилась носительница этого имени: именно так называется некая проживающая на Голыгине женщина, родившаяся во времена присоединения страны русскими.

Что касается воспитания детей, то чисто телячья любовь родителей к детям столь же велика, сколь велико презрение последних к родителям, особенно когда родители начинают стариться и становятся слабосильными. Дети ругают тогда родителей гнусными словами, нисколько их не боятся и ни в чем им не повинуются. Поэтому детям не только никогда ничего не приказывают, но и не корят их словами, как и не наказывают побоями. Если отец долго не видел своего ребенка, он при свидании очень радуется и крепко его обнимает, но ребенок принимает при этом вид полного безразличия. Дети никогда ничего у родителей не просят, а сами берут все, что им заблагорассудится, и тотчас же прочно утверждаются в правах владения захваченной вещью. В случае желания вступить в брак сын ни единым звуком не сообщает об этом своим родителям, а спокойно отправляется служить туда, где он себе наметил невесту. Вся власть родителей сводится к тому, что они заявляют жениху: «Если сумеешь добиться ее, хватай ее».

С правом первородства, если это касается сыновей, ительмены некоторым образом считаются, потому что старший сын обыкновенно бывает и наиболее сильным среди братьев; впрочем, остальные братья без труда могут не претендовать на наследство, так как все оно сводится обычно к кухлянке, парке, штанам, шапке, топору, ножу, собакам и нартам. Последние вещи всегда остаются в общем пользовании семьи, а что касается одежды покойного, то в былое время ее выбрасывали, так как всякий, кто надел ее, должен был опасаться скорой смерти.

О смерти ительменов и об их представлениях о состоянии тела после смерти сказать больше нечего сверх того, о чем выше уже было упомянуто. А именно: если кто-нибудь опасно заболевал, то его либо живым предоставляли на растерзание собакам, либо бросали на произвол судьбы в жилище, где его тоже пожирали голодные собаки, иногда больные сами умирали в лесу добровольно от голода, отправляясь туда и становясь там добычею диких зверей.

Меньшинство оплакивало своих умерших родителей, но и те, которые печалились о них, очень скоро утешались.