Тридцать третья глава.О делах политических и о том, как по естественному праву живущие in statu naturali (в первобытном состоянии) ительмены решают возникающие между ними недоразуменияПо поводу имени Коач Эрем, которым ительмены называют ее императорское величество и что означает «повелитель солнца», я узнал, что в былое время у них действительно были эремы, или повелители, которым они добровольно предоставляли властвовать над ними, ставя, однако, их тут же в известность, что власть его касается только военных походов и что ительмены отнюдь никому не дают права выступать в роли судьи в делах частного характера. Кроме того, ительмены содержат во всех острогах или при отдельных родах особых старшин, обычно наиболее преклонных по возрасту и наиболее толковых людей. Они называют их «каасу уизучич», то есть удальцами, которые решительно ни с кем не считаются и на всех в остроге нагоняют страх. Таким старикам они из страха поневоле предоставляли власть над собою. Впрочем, и старшине они повиновались только в таких делах, на которые уже было дано общее согласие всех прочих ительменов. Старшина не пользовался правом телесного наказания или властью над жизнью своего подчиненного; ему предоставлялось лишь право по личному усмотрению донимать словами людей беспокойных и плохо настроенных. Если один ительмен убивал другого, то родственники убитого мстили умерщвленнием убийцы. Они являлись к острогу, где проживал виновный, сообщали о нанесенном им оскорблении и требовали выдачи убийцы для отмщения. Если последнего выдавали, то они убивали его точно таким же способом, каким он умертвил их родственника. В случае же отказа в выдаче и заступничества за него всего острога, чем последний как бы выражал одобрение совершенному убийцею поступку, дело часто доходило у них до войны, и тогда за обиженных родственников вступался опять-таки весь острог. В случае, если подвергавшиеся нападению считали себя слишком слабыми для должного отпора, они призывали на помощь соседей. Победившая сторона забирала противников в плен, превращая пленных в рабов, женщин и девушек в своих наложниц, всех же попадавшихся им в руки взрослых мужчин они убивали, чтобы впредь ничего с их стороны не опасаться.
Если кто-нибудь прогонял свою жену, она мстила тем, что предоставляла кому-нибудь «хватать» себя.
Если ительмены находили в своей среде вора, то обкраденный им мог его бить сколько угодно без того, чтобы избиваемый смел защищаться. Таким образом, на вора налагалось клеймо бесчестия, никто никогда уже не заключал с ним дружбы, и вор, следовательно, был обречен на одинокое, без чьей-либо поддержки существование. Если им попадался вор, который уже совершил несколько краж или обворовал многих, его привязывали к дереву, растягивали ему руки, которые привязывали к шесту, прикрепляли к кистям его рук бересту и зажигали ее. Руки получали тогда такие ожоги, что пальцы их уже на всю жизнь оставались пригнутыми к ладоням, и таким образом вору навсегда попортили средства для совершения покраж, и в нем всякий тотчас признавал вора, которого следует беречься.
Если у ительменов случилась кража и они не могли разыскать вора, старшины созывали всех жителей поголовно в острог, сообщали им о воровстве и убеждали сознаться, кто совершил кражу. Если же вор все же не объявлялся, все садились в круг, разводили огонь и приступали к шаманству. Под конец обряда брали по клоку шерсти с загривка, спины и ног каменного барана и, произнося благословения, кидали их в огонь, высказывая при этом пожелание, чтобы у совершившего кражу скрючились ноги и руки. Рассказывают, будто это много раз действительно случалось. И здесь люди оттого очень боятся воровать, что все свято верят в действенность такого рода гадания.
Из-за владения землей и жильем у ительменов не происходило споров, потому что каждый жил свободно, где хотел, страна всем была открыта и каждому разрешалось селиться, где угодно по собственному усмотрению. Оттого-то у них никогда не было недоразумений и относительно границ, так как обычно каждый оставался на жительство у той реки, где он родился, в реках же было гораздо больше рыбы, чем было возможно наловить и съесть.
В случае ссоры ительмены сильно ругали друг друга, что у присутствовавших при этом вызывало смех. Но так как они понятия не имели о стыде и чести, то дело этим и ограничивалось, никогда не доходя до драки.
Я привожу здесь примеры ительменских ругательств. Из них явствует их не лишенная комизма, хотя и богатая фантазия:
«Кейран» или «кейранациц» «падаль».
«Кадахвич» «повешенный».
«Кожа» «собака».
«Котанакум» «широкозадый».
«Канауг» или «канеух» «сосун».
«Балах долем» «я тебя изнасилую».
«Чашеа» «лисица»; «насингез» «выдра» (так называют людей, обманывающих других на словах).
«Ушахчу» или «осгахч» «лесной черт».
«Кана» «черт».
«Каикчич» «француз». Ительмены вообще уверяют, будто они страдали французской болезнью всегда, во всяком случае, еще задолго до прибытия русских, и заявляют, что в прежние времена симптомы этой болезни были гораздо тяжелее, чем ныне: раньше у них сгнивали носы и выпадали волосы на голове и из бровей.
«Квалуч» «эй ты, ворон».
«Кокузикумах» «колючий, как терновник, зад».
«А сто пининг книтич» «чтоб тебе в зад 100 ламп».
«Лигнурен», «кольвурен» «тигильский грязноштанник».
«Киллеререм кальк киллеререм» «колодезный скрипач». (В былые времена, как говорят, около Верхнего острога живали такие циники, которые вырывали в земле ямки и в них оставляли следы своего сладострастия.)
«Окамахсеран кунгонг осахчомчанг уропилас» это «острог, пользующийся гнусною славою», так как живущие там женщины будто бы отдавались псам; ругательством служило указание на то, что именно там родился собеседник.
«Хауеллакумах» «гладкий зад, всегда готовый к педерастии».
«Таталгучага саллу» «ты всех чертей в себе кормишь» (так они называют обжору).
«Куучанг каилуг» «жри икру с человечьим калом».
«Калкелахтс» «перевернись трижды на своем membra genitali (половом органе)».
|