Назад

Тридцать третья глава.

О делах политических и о том, как по естественному праву живущие in statu naturali (в первобытном состоянии) ительмены решают возникающие между ними недоразумения

По поводу имени Коач Эрем, которым ительмены называют ее императорское величество и что означает «повелитель солнца», я узнал, что в былое время у них действительно были эремы, или повелители, которым они добровольно предоставляли властвовать над ними, ставя, однако, их тут же в известность, что власть его касается только военных походов и что ительмены отнюдь никому не дают права выступать в роли судьи в делах частного характера. Кроме того, ительмены содержат во всех острогах или при отдельных родах особых старшин, обычно наиболее преклонных по возрасту и наиболее толковых людей. Они называют их «каасу уизучич», то есть удальцами, которые решительно ни с кем не считаются и на всех в остроге нагоняют страх. Таким старикам они из страха поневоле предоставляли власть над собою. Впрочем, и старшине они повиновались только в таких делах, на которые уже было дано общее согласие всех прочих ительменов. Старшина не пользовался правом телесного наказания или властью над жизнью своего подчиненного; ему предоставлялось лишь право по личному усмотрению донимать словами людей беспокойных и плохо настроенных. Если один ительмен убивал другого, то родственники убитого мстили умерщвленнием убийцы. Они являлись к острогу, где проживал виновный, сообщали о нанесенном им оскорблении и требовали выдачи убийцы для отмщения. Если последнего выдавали, то они убивали его точно таким же способом, каким он умертвил их родственника. В случае же отказа в выдаче и заступничества за него всего острога, чем последний как бы выражал одобрение совершенному убийцею поступку, дело часто доходило у них до войны, и тогда за обиженных родственников вступался опять-таки весь острог. В случае, если подвергавшиеся нападению считали себя слишком слабыми для должного отпора, они призывали на помощь соседей. Победившая сторона забирала противников в плен, превращая пленных в рабов, женщин и девушек — в своих наложниц, всех же попадавшихся им в руки взрослых мужчин они убивали, чтобы впредь ничего с их стороны не опасаться.
Если кто-нибудь прогонял свою жену, она мстила тем, что предоставляла кому-нибудь «хватать» себя.
Если ительмены находили в своей среде вора, то обкраденный им мог его бить сколько угодно без того, чтобы избиваемый смел защищаться. Таким образом, на вора налагалось клеймо бесчестия, никто никогда уже не заключал с ним дружбы, и вор, следовательно, был обречен на одинокое, без чьей-либо поддержки существование. Если им попадался вор, который уже совершил несколько краж или обворовал многих, его привязывали к дереву, растягивали ему руки, которые привязывали к шесту, прикрепляли к кистям его рук бересту и зажигали ее. Руки получали тогда такие ожоги, что пальцы их уже на всю жизнь оставались пригнутыми к ладоням, и таким образом вору навсегда попортили средства для совершения покраж, и в нем всякий тотчас признавал вора, которого следует беречься.
Если у ительменов случилась кража и они не могли разыскать вора, старшины созывали всех жителей поголовно в острог, сообщали им о воровстве и убеждали сознаться, кто совершил кражу. Если же вор все же не объявлялся, все садились в круг, разводили огонь и приступали к шаманству. Под конец обряда брали по клоку шерсти с загривка, спины и ног каменного барана и, произнося благословения, кидали их в огонь, высказывая при этом пожелание, чтобы у совершившего кражу скрючились ноги и руки. Рассказывают, будто это много раз действительно случалось. И здесь люди оттого очень боятся воровать, что все свято верят в действенность такого рода гадания.
Из-за владения землей и жильем у ительменов не происходило споров, потому что каждый жил свободно, где хотел, страна всем была открыта и каждому разрешалось селиться, где угодно по собственному усмотрению. Оттого-то у них никогда не было недоразумений и относительно границ, так как обычно каждый оставался на жительство у той реки, где он родился, в реках же было гораздо больше рыбы, чем было возможно наловить и съесть.
В случае ссоры ительмены сильно ругали друг друга, что у присутствовавших при этом вызывало смех. Но так как они понятия не имели о стыде и чести, то дело этим и ограничивалось, никогда не доходя до драки.
Я привожу здесь примеры ительменских ругательств. Из них явствует их не лишенная комизма, хотя и богатая фантазия:
«Кейран» или «кейранациц» — «падаль».
«Кадахвич» — «повешенный».
«Кожа» — «собака».
«Котанакум» — «широкозадый».
«Канауг» или «канеух» — «сосун».
«Балах долем» — «я тебя изнасилую».
«Чашеа» — «лисица»; «насингез» — «выдра» (так называют людей, обманывающих других на словах).
«Ушахчу» или «осгахч» — «лесной черт».
«Кана» — «черт».
«Каикчич» — «француз». Ительмены вообще уверяют, будто они страдали французской болезнью всегда, во всяком случае, еще задолго до прибытия русских, и заявляют, что в прежние времена симптомы этой болезни были гораздо тяжелее, чем ныне: раньше у них сгнивали носы и выпадали волосы на голове и из бровей.
«Квалуч» — «эй ты, ворон».
«Кокузикумах» — «колючий, как терновник, зад».
«А сто пининг книтич» — «чтоб тебе в зад 100 ламп».
«Лигнурен», «кольвурен» — «тигильский грязноштанник».
«Киллеререм кальк киллеререм» — «колодезный скрипач». (В былые времена, как говорят, около Верхнего острога живали такие циники, которые вырывали в земле ямки и в них оставляли следы своего сладострастия.)
«Окамахсеран кунгонг осахчомчанг уропилас» это — «острог, пользующийся гнусною славою», так как живущие там женщины будто бы отдавались псам; ругательством служило указание на то, что именно там родился собеседник.
«Хауеллакумах» — «гладкий зад, всегда готовый к педерастии».
«Таталгучага саллу» — «ты всех чертей в себе кормишь» (так они называют обжору).
«Куучанг каилуг» — «жри икру с человечьим калом».
«Калкелахтс» — «перевернись трижды на своем membra genitali (половом органе)».

Назад