ИЛИ КИТЫ,
ИЛИ БОЧКИ БЕЗ СЕЛЬДИ

Владельцу небольшого китобойного траулера «Нюбрэна» Яну Одину Улавсену приходится больше опасаться других. В 1992 году двое американцев из «Си Шеперд» («Морской пастух») уже пытались потопить его судно «в наказание за убийство китов». Улавсен возглавляет «Альянс высоких северных широт» — союз ведущих организаций рыбаков, китобоев и охотников на тюленей из Норвегии, Гренландии, с Фарерских островов и из Исландии. Защитники китов считают Улавсена «врагом номер один». Сам же он и владельцы еще 55 норвежских китобойных траулеров называют себя простыми тружениками моря, чье занятие ничем не отличается от труда «животновода, который выращивает скотину на убой».

Норвежцев не останавливают не только протесты экологов, но даже залпы из «пушек большого калибра». В мае 1993 года Европейский парламент принял резолюцию, в которой осудил «убийство китов» как «жестокость», которая не «может рассматриваться как промысел с коммерческими целями». А в октябре того же года президент США Билл Клинтон пригрозил Осло экономическими санкциями, если норвежцы не откажутся от китобойного промысла. Правда, эта угроза до сих пор не реализована.

«Никто из защитников китов не может сказать, почему именно кит представляет собой какой-то особый, более уникальный вид по сравнению с другими животными, — парирует Ян Один Улавсен. — Разговоры об »уме китов« и о некой »цивилизации китов« — не более, чем миф. Однако этот миф почему-то нашел плодородную почву в общественном сознании и оказывает влияние на решения политиков».

В 1996 году Норвегия установила для себя квоту отбоя китов в 425 особей. 18 мая США заявили Норвегии официальный протест в связи с началом китобойного промысла. А несколькими днями раньше министр иностранных дел Германии Клаус Кинкель возглавил у себя на родине демонстрацию протеста по этому же поводу. В Норвегии к этому отнеслись относительно спокойно.

«Ничем не оправдан тот факт, что большинство стран мира не хотят прислушаться к доводам Норвегии, объясняющим то, почему мы продолжаем этот промысел, — сказал мне в интервью министр рыболовства Норвегии Ян Хенри Ульсен. — Реакцию в мире и особенно в Германии можно назвать чрезмерной. Во-первых, мы ведем промысел китов не столько для коммерческих целей, сколько для регулирования численности китов, биобаланса в море. Если не контролировать популяции китов и тюленей, пищей для которых служит сельдь, запасы этого вида промысловой рыбы безвозвратно иссякнут. Во-вторых, Норвегия ведет промысел строго ограниченного количества китов, имея весьма точные данные об общем поголовье этих животных. И в-третьих, речь идет только об одной разновидности китов — полосатике малом. Стадо этого вида далеко от исчезновения, я убежден, что международные протесты основаны на эмоциях, а не на ясном представлении ситуации».

Камень преткновения во всех этих эмоциональных перепалках — полосатик малый, отнюдь не самый крупный из всего китового семейства (до 10 метров при весе до 8 тонн). Но у этого скитальца Атлантики есть одна удивительная черта — он, в отличие от всех остальных своих собратьев, меню которых в основном состоит из криля, — большой любитель сельди. И даже не мальков, а сельдевой мелочи, которую, по мнению норвежцев, поглощает в неуемном количестве. Поголовье полосатика малого в Северной Атлантике составляет сейчас, по оценкам, 110 тысяч особей (не считая 760 тысяч этого вида в Южной Атлантике). Норвежцы подсчитали, что это стадо съедает в год около 2 миллионов тонн сельди. «Даже в лучшие промысловые годы, — говорит Ян Хенри Ульсен, — Норвегия столько сельди не вылавливала». При росте поголовья китов, считают здесь, существует опасность, что запасы сельди будут полностью исчерпаны, даже если вообще прекратить промысел этой рыбы.

Кроме столь невезучего полосатика малого, на которого охотятся норвежцы, в Мировом океане водится еще около 80 видов китов, весьма отличающихся друг от друга по размерам, поведению и характеру питания. Самый большой из всех — голубой кит, достигающий 33 метров в длину при весе 150 тонн. Охота на него полностью запрещена, и Норвегия поддерживает этот запрет. Самый маленький — так называемый зубатый кит — не превышает в длину двух метров.

Норвежцы утверждают, что сегодня речь не идет о масштабном промысле, который имел место во всем мире в 30-е, 40-е, 50-е годы. Тогда в самом деле океаны бороздили плавучие фабрики водоизмещением в десятки тысяч тонн, бившие китов без разбора для добычи китового жира, который в те времена представлял большую коммерческую ценность, теперь же промысел ведется небольшими суденышками, и по сравнению с промыслом плавучих фабрик его можно считать мизерным.

Сегодня Осло, судя по всему, устало от круговой обороны и решило перейти в наступление, заявляя, что у его китобоев есть все юридические основания продолжать ограниченный промысел китов. Смысл норвежской аргументации в том, что никто, собственно, и не отменял принятую еще в 1946 году 17 странами «Конвенцию о регулировании китобойного промысла», которая была учреждена Международной китобойной комиссией (МКК). В Конвенции говорилось о «сохранении стада китов в целях упорядоченного развития китобойного промысла» и о том, что «увеличение поголовья китов позволит увеличить и их отлов».

«В МКК восторжествовали эмоции, а не научная оценка», — обиженно говорят норвежцы, оставшиеся в абсолютном меньшинстве. Одним словом, не имея в своем багаже никакой поддержки, норвежцы сочли, что настала пора самим начать отстаивать свое право на традиционный промысел. Норвежское правительство указало на парадоксальность того, что МКК формально ни разу не попыталась пересмотреть Конвенцию, в которой черным по белому по-прежнему записана цель: развивать китобойный промысел. В результате в 1993 году, не нарушая принципов Конвенции, но и без разрешения МКК, Норвегия возобновила ограниченный коммерческий китобойный промысел, правда, при одном ограничении — не экспортировать мясо кита.

В 1986 году МКК остановила промысел китов на пятилетний период «в связи с отсутствием сведений о поголовье». Норвегия присоединилась к мораторию с 1987 года. В 1992 году научный комитет МКК оценил численность полосатика малого на севере Атлантики в 87 тысяч. Даже эти заниженные, как выяснилось позже, данные свидетельствовали, по мнению Норвегии, о том, что ограниченный китобойный промысел в Северной Атлантике может вестись без опасности исчезновения морских гигантов. Справедливости ради стоит отметить, что научный комитет МКК дал даже рекомендации относительно ограниченного боя китов. Однако годом позже тот же научный комитет МКК, в который входят, в частности, США, Новая Зеландия, Великобритания, Нидерланды и Австралия, дал задний ход и высказался против коммерческого промысла китов.

Судя по высказываниям норвежских официальных лиц, в спорах вокруг китобойного промысла они считают себя в состоянии «круговой обороны» со времени введения моратория. К его началу число стран-членов МКК выросло с 17 до 37. Более всего потомков викингов ранит, и здесь, конечно, нельзя не учитывать эмоций, то, что в комиссию вошла даже такая (сарказм норвежский) «морская держава», как Швейцария. Более того, статус наблюдателя в комиссии получили 86 различных неправительственных природоохранных и прочих организаций. Норвегия осталась в одиночестве со своим желанием продолжать китобойный промысел. Сегодня абсолютное большинство из нынешних 37 стран-членов МКК не согласны с целями, записанными в конвенции от 1946 года, и являются ярыми противниками убийства китов.

Вообще норвежское правительство в своем решении «пойти на Вы» отнюдь не в первую очередь думало о сохранении запасов сельди, когда в одностороннем порядке сняло мораторий на китобойный промысел. Не в меньшей степени оно заботилось о том, чтобы сохранить традиционный уклад жизни на севере Норвегии и традиционные источники дохода населения. Все годы, когда норвежцы были участниками моратория, жизнь на Лофотенах, мягко говоря, еле теплилась. Все китобои были вынуждены перейти на обычный рыбный промысел. При нестабильных ценах на рыбу доходы населения на Лофотенах резко пошли на убыль. Наметился отток людей с Лофотенских островов и из северных районов Норвегии в более выгодные с экономической точки зрения районы. Потенциально это становилось базой для роста безработицы. Можно, наверное, представить, сколь непопулярно было решение правительства присоединиться в 1987 году к международному мораторию на бой китов в стране, жизнь которой прямо связана с морем.

Итак, сегодня «китятину», которая, кстати, стоит раза в три дороже самой лучшей говядины, можно отведать, пожалуй, только в Норвегии. Утверждают, что мясо кита удивительно вкусно и ни с чем не сравнимо. Я, правда, так и не отважился его попробовать.

Ульф Эллингсен, владелец крупнейшей на Лофотенах рыбоперерабатывающей фабрики, сказал мне, что мясо кита в Японии, куда оно прежде в основном и поставлялось, стоит до 500 долларов за килограмм. Экспорт в Японию был для фабрики весьма прибыльным делом. По его словам, «японцы особенно ценят вкус половых органов китов-самцов и платят огромные деньги».

Однако Ян Один Улавсен отрицает, что в целом китобойный промысел, особенно после запрещения экспорта «китятины», служит источником колоссальной наживы для самих китобоев. Он недолюбливает перекупщиков мяса кита с рыбоперерабатывающих фабрик и хотел бы сам торговать этим товаром прямо с борта своей шхуны. «Пока мясо дойдет до магазина, скажем в Осло, цена на него «накрутится» до 125 крон (около 20 долларов) за килограмм. А я мог бы предложить его по цене 40 крон, — говорит он. — Нам далеко до того, чтобы стать миллионерами». Туша одного кита после разделки продается китобоем на рыбоперерабатывающую фабрику приблизительно за 9400 долларов. При этом судовладелец тратит большие средства на содержание судна, его оснастку, топливо, зарплату наемным рабочим. Короче, доходы от продажи кита «хотя и покрывают расходы, но дают небольшую прибыль». Только одна, например, специальная граната, которая крепится на конце гарпуна, стоит 500 долларов.

«Легко, конечно, запрещать то, что не связано с твоим образом жизни, — возвращается Ян Один Улавсен к мораторию МКК и протестам экологов. — Трудно спорить с теми, кто в данном предмете не разбирается. Большинство наивно думают, что мы с гарпуном в руке высматриваем в волнах последнего кита. Что бы ни говорили, Норвегия будет продолжать китобойный промысел. Только так можно сохранить уклад жизни норвежских китобоев».

Судя по всему, противоречие, в котором находятся Норвегия и весь остальной мир в лице МКК и защитников живой природы, далеко от развязки. Сегодня трудно надеяться, что, с одной стороны, кто-то услышит доводы Норвегии в пользу боя китов, а с другой — что норвежское правительство оставит население севера страны без хлеба насущного.

Китобойный промысел для многих народов является одним из основных занятий и часто единственной возможностью прокормиться. Эскимосы Аляски, Чукотки и Гренландии, некоторые прибрежные племена североамериканских индейцев испокон веков добывали и продолжают добывать не только мелких китообразных — белуху, нарвала, но и крупных китов: серого и гренландского. Коммерческим промыслом китов в ХIX-ХХ веках занималось большое количество стран, в том числе, например, Финляндия, Англия и, конечно, СССР, трагический вклад которого в истребление китов в Мировом океане очень велик.

После того, как МКК ввела институт международных наблюдателей на китобойных судах, и самое главное — после практически полного истребления крупных китов, СССР прекратил промысел, но скорее всего не из-за давления мировой общественности, а по чисто экономическим причинам. Просто китов стало невыгодно добывать, поскольку затраты на содержание китобойных флотилий и организацию промысловых экспедиций не окупались из-за элементарного отсутствия объектов промысла — крупных китов.

В то же время такие страны, как Япония, Норвегия и некоторые другие, не прекращали промысла, правда переключились полностью на более мелких китов — малого полосатика. Численность этих китов продолжала оставаться довольно высокой, тем более, что после почти полного истребления крупных усатых китов (синего, горбача, финвала) у малого полосатика почти не осталось конкурентов в питании.

Очевидно, что сейчас, когда численность большинства видов крупных китов после многолетнего отсутствия промысла начинает медленно восстанавливаться, вопрос о возобновления китобойного промысла будет вставать все чаще и чаще. Очевидно, будет подниматься он и в России. Механизм формирования общественного мнения давно известен: нас постепенно приучают к мысли, что численность вида восстановилась, давайте проведем исследования и для научных целей выделим небольшую квоту, а дальше, как говорится, больше — квоты постепенно увеличиваются и промысел набирает силу.

Норвегия, при всей моей неприязни к китобойному промыслу, вряд ли будет выходить за рамки дозволенного, и скорее всего будет придерживаться рекомендаций научного комитета МКК, кроме того, эта страна действительно проводит серьезные научные исследования малого полосатика. Но вот что ждет нашу страну, где исследования китообразных практически прекращены, сказать трудно. Возможно, что скоро и Россия начнет организовывать промысел китов, только в каких формах?