КАПИТАЛИЗМО О МУЭРТЕ!

Ведь не советовал великий Конфуций жить в эпоху перемен. Так нет же, взяли эту эпоху да и отворили, как тесовые ворота. Налетай, перемены! Как спел Владимир Высоцкий про «закрытый порт Владивосток», так оно и случилось — открылся, распахнулся... Китайская провинция Хэйлунцзян, считай, поголовно, со всем продажным скарбом своим, перебралась в Приморье. Костюмы «адидас» и пуховики «made in China» преобразили всех нас в детдомовцев послевоенной поры вдесятеро быстрей, чем это всегда делали ивановские ткачи и незабвенная Трехгорная мануфактура.

Одним из первых коробейниковых слов появилось словечко «бартер». Контейнер адидасов меняли на вагон стальных труб (бартер), эшелон пуховиков летел навстречу двум эшелонам леса (бартер!). Тайга вообще первой поплатилась жизнью: сиганувший свечой спрос на медвежью желчь, струю кабарги, женьшень (да все в сушеном виде, чтоб побольше и полегче унести) сработал почище мора-эпизоотии, усеяв сопки и распадки тысячами гниющих медвежьих туш и трупиков кабарожек. Ибо торговцам желчью и струей, вооруженным карабинами, автоматами и стопроцентной атрофией совести, некогда было заниматься ерундой — шкурами, мясом. Из Уссурийского и Амурского заливов теми же темпами и столь же облегченными, в смысле совести, добытчиками стал изыматься «морской женьшень» — трепанг. Он тоже в сушеном виде, однако центнерами, тоннами, уходил «за бугор» и бартером, и за доллары. За четверть, а то и за десятую часть мировой цены.

И все молчали, лишь изредка и почему-то робко пописывая, как попискивая, в заштатных газетенках. «Памятники», в рядах которых рябило от погон, не вдаваясь в подробности насчет снаряжения желчерезов (автоматы, вертолеты), какое-то время повозмущались площадно: «дерьмократы», дескать, продают Россию оптом и в розницу, — и все. И быстренько сориентировались, что им-то продавать тоже есть кое-что. И не просто кое-что, а самое, может быть, дорогое: землю, металл, цветной и черный, всяко-разную ртуть, а потом уже и просто танки, корабли, самолеты, топливо из НЗ.

Отлично помню, как в августе 84-го прямо в заливе Петра Великого, в коем раскинулся Владивосток, здорово ловилась иваси. Траулеры поднимали стотонные уловы, но плавзаводы не принимали эту рыбу — из-за явной примеси нефтепродуктов. Тысячи тонн рыбы, нежизнеспособной уже, мятой в кошельковых неводах, вываливалось обратно в залив. А мимо рыбаков крейсировал авианосец «Минск», оставляя за собой широкий радужный шлейф из тех самых нефтепродуктов. Я голос сорвал, крича об этом в трубку радиотелефона, но ни радиостанция «Тихий океан», ни краевая газета «Красное знамя», которым я адресовал свои репортажи, не обмолвились об этих преступлениях ни словом. Позже мне объяснили: ты с ума, дескать, сбрендил, ведь это же авианесущий крейсер, он же жутко засекреченный, даже имени его упоминать нельзя!..

«Все молчали, говоришь? А ты-то сам что?!» — слышу зычные голоса. И с ходу отвечаю. Собрав досье на преступления в тайге и в море еще в конце 80-х, отдал его в Верховный Совет СССР, избраннику нашему, приморцу, в надежде... Да, блажен, кто верует... А верили мы оба. И он включил в свой доклад мое досье. И слушали парламентарии, рассказывал потом, ох и внимательно... Прошел год, за ним второй... Советы скончались, советчики вырядились (не выродились, нет) в антисоветчиков. А я, уже не веря им, обратился в «Green peace». Ну и нынче вот сопереживаю им в их борьбе с Жаком Шираком на атолле Муруроа в родном Тихом океане. Не до нас теперь и им, видать...

Перечитал написанное и думаю: какие ж мы нынче все увлекающиеся стали! Глядишь: сосед, который всегда только про баб-с да про шнапс, вдруг — про Чубайса, Бурбулиса, Алксниса. Да еще и правильно имена-то их выговаривает. Так и я, грешный, взялся вроде про рыбу писать, а сам туда же... Впрочем, в наше шустрое время дело-то делается быстро, а вот Сказка как раз не так скоро сказывается, как во времена оны. Сказка ведь наша — про черно-белого бычка. А с рыбаком и рыбкой, между прочим, тот бычок одной веревочкой повязан, да как крепко — воистину двойным морским узлом. Ну а все, что доселе тут сказано,- суть не присказка, а уже сама Сказка. Да, вот такая, соцреалистическая.

Дальний Восток — рыбацкий, рыбный край. Рыбы у нас всегда было именно навалом — на всех прилавках, да всех сортов и видов, да за бесценок. И старикам, и студентам, и кошкам хватало, как говорится, за глаза. Перестройка, какие к ней кавычки ни лепи, перекроила почти все в нашей жизни. Перестроились, и достаточно быстро, крупнейшие рыбацкие «конторы» на Дальнем Востоке — рыбакколхозсоюзы, базы тралового флота, Дальморепродукт, Востокрыбхолодфлот.

В результате их перестройки рыба на наших прилавках сначала исчезла вообще, а затем медленно и неохотно стала возвращаться в ином образе. Считай, сказочном — в образе Золотой Рыбки. Но без ее волшебных свойств. Золотой, увы, лишь в цене.

Впрочем, во всем мире дары моря — воистину золотые дары! Лет пять назад в Австралии один старикан, член общества дружбы с нами, русский, точнее — украинец, шибко настойчиво уговаривал меня питаться мясом: «У нас в Австралии все едят мясо!» Я же вообще люблю рыбу, а тут еще и вот что сработало: в вашем капмире, господа (мы тогда еще были товарищи), я ж вижу, каждую копейку считают, а посему, чтоб вас не разорять, давайте уж не будем шиковать вашими стэйками-бифштексами, а возьмем сермяжной рыбки и ею ограничимся. Нет, уперся дед, только мясо у нас в Австралии... И лишь через несколько дней, приглядевшись к ценам, понял я, почему «у вас в Австралии» так налегают на мясо. Салмон, лосось то есть, чуть ли не вдвое оказался дороже «стэйка». Макрель-скумбрия тоже дорога. Самая дешевая рыба — почему-то карп — как раз на уровне свинины. Видимо, потому, что за ним в море ходить не надо, его разводят в прудах. Ну а баранина в Австралии, держащей первое место в мире по овцеводству, вообще съедобной считается лишь до года. Барашек, отметивший всего-то первый свой день рождения, попадает в перестарки и людям отдает лишь руно, мясо идет собакам.

Да, рыба дорога, море не бездонно. Во всем мире это уже давно принято за истину. Японцы, сдается, еще в 70-х первыми на планете дали честное пионерское, что 50 процентов вылова будут воспроизводить искусственно. У нас тоже, помнится, хоть и позже, но раздавались прекрасные призывы: «Да здравствуют садки, а не ловушки!» Подальше лозунгов мы ходить не привыкли. Вот что (лет, почитай, через пятнадцать) сказал побывавший на Сахалине уже бывший «рыбный министр», председатель Комитета РФ по рыболовству В. Корельский: «Последнее десятилетие XX века как никогда трудное для наших рыбаков. Почему? В 1989 году СССР достиг максимальных в мировом масштабе показателей в рыбной промышленности. На это были брошены все силы и возможности. В результате подошли к тому, что корабли посадили, оборудования нового не подготовили, берег забросили, воспроизводством ресурсов не занимались... В конце 94-го года мы сумели приостановить падение в отрасли и сегодня сохраняем рост в добыче и производстве. В среднем по предприятиям он составляет за полугодие 15 процентов. На Камчатке и в Приморье несколько больше — до 20 процентов».

Поразительно, что в речи самого важного рыбацкого начальника, к тому же прогремевшей на Сахалине, где находится главный рыбий роддом, лососевые рыбоводные заводы, ни звука не услыхали мы о воспроизводстве природных ресурсов. Зато «с чувством глубокого удовлетворения» начальник оповестил всех, что правительству страны он таки сумел всучить предложение «рассмотреть вопрос о создании на базе Комитета РФ по рыболовству Министерства рыбного хозяйства РФ». Ура, товарищи! Вот новость великая, ах! Новость радует, конечно, их, москвичей, они ж теперь станут — один министром, а остальные министерскими работниками, не какими-то там комитетчиками. Ну а рыбакам нашим, только не дальрыбовским чиновникам, тоже мечтающим о министерских креслах, а промысловикам и обработчикам, по полгода и больше не вылезающим с морей, жующим гнилую картошку и сушеный лук, пьющим ржавую да опресненную воду, ваша «новость», господа хорошие, простите уж, до тети Фени.

Имею право на сказанное, двадцать лет отдав рыбацкому морю, десять из которых работал во флагманской группе «Дальрыбы». Тогда, в середине 80-х, «Дальрыба» была Главным управлением рыбной промышленности Дальневосточного бассейна, штабом всех промыслов огромного региона.

Перестройка, однако, подняла такую волну на Тихом океане, что взлеты и падения пережили самые, казалось бы, незыблемые управленческие структуры. «Дальрыба» стала рядовым АО, акционерным обществом, владеющим всего-то несколькими судами. Правда, в руках ее начальства остался самый сладкий кус пирога — квоты на вылов, которыми оно ну очень успешно торгует, а также бесценный, надо сказать, рыбачий архив, на который, кстати, имеют равные права все промысловые «конторы», сбежавшие из-под «отеческого» крыла «Дальрыбы».

Рухнула и такая гора, как «Приморрыбпром». О других дальневосточных территориальных управлениях — Сахалинском (СРП), Хабаровском (ХРП), Магаданском (МРП) и Камчатском (КРП) — ничего не скажу, не знаю. А ПРП, потеряв власть над многотысячными рыбацкими базами флотов, так же дружно брызнувшими врассыпную из-под чиновничьего крыла, тоже перекамуфлировался (не в ожидании ли возврата к былому?) в скромное АООТ, купил себе одну-единственную рыбоперерабатывающую плавбазу и вот уже третий год делит власть, шумит, воюет внутри себя, то и дело вывозя сор из родной избы в суд и даже в СИЗО, куда время от времени упрятывает своих начальников, а затем выносит их оттуда на руках. В октябре 95-го радиоуправляемым взрывом был убит во Владивостоке 32-летний генеральный директор ПРП Андрей Захаренко. На второй же день после взрыва избрали нового «генерала». В бывшем штабе рыбацкого Приморья в 1995 году за неуплату были отключены и полгода молчали все телефоны...

Тихоокеанское управление промысловой разведки и научно-исследовательского флота (ТУРНИФ), гордость рыбацкой науки и бездонная, казалось, ее кормушка, вдруг летом 95-го было объявлено банкротом! Дело дошло до арбитражного суда, и лишь осенью страшное Агентство федерального управления по делам о несостоятельности предприятий (ТАФУ ДНП — во аббревиатурка!) отстало от ТУРНИФа.

Проблем у рыбака, как и у всех почти на Руси, — выше головы сейчас. Но удавка, известное ж дело, норовит захлестнуться вкруг горла самой состоятельной, самой зажиточной жертвы. Ориентируясь на мировые цены, рыбак наш как раз и мог бы стать именно таким, самым-самым. Но разве ж у нас дадут? Вот говорящая, да нет, вопящая, притом уже истошно вопящая (из-под удавки ж) цифра: рыбачьи платежи в федеральный и местный бюджет — налоги, пошлины и пр.- 97-98 процентов. Каково?! Пахал, пахал «голубую целину» вечный труженик, «пахарь моря», ну так на, получи — целых две копейки тебе с заработанного рубля! Это чтоб ожирения сердца не было. Что, не нравится? Тогда держи вот еще НДС (налог на добавленную стоимость), причем не на проданную (замороженную, консервированную, копченую и т. д.) рыбу, а на живую еще, бьющую хвостами, едва из воды она перекочевала в твой трюм. А теперь дальше поехали: заморозил ты, к примеру, 160 тонн минтая, погрузил его в рефсекцию и — на Запад. А разбойнички с большой (железной) дороги — бах! — и счетик тебе: вагончики-то, голубь, туда, до столицы нашей Родины, стоят дороже твоей рыбки...

Ну, с разбойничками дело ясное. Мы всегда ж были «впереди планеты всей», вот и тут не сплоховали, взрастив на земле отеческой и мафию со «знаком качества», поразившую мир, и киллеров, и таких вот грабителей «в законе». Хорошо, а как же отцы-то родные, рыбацкие начальники, а?

Вот Юрий Москальцов, бывший начальник той, всеокеанской «Дальрыбы», сохранивший несмотря ни на что генеральский титул: генеральный директор АО «Дальрыба». Вращаясь по инерции в высших кругах (думцы, Н. Астафьев, Корельский, Черномырдин), он и говорит — по той же инерции — от имени всех дальневосточных рыбаков: «Мы... взяли, если можно так выразиться, встречные обязательства: рыбаки-дальневосточники на 10-12 процентов перекрывают прошлогодние объемы добычи, а нам правительство оказывает со своей стороны все меры содействия. Своего-то мы добились (классика: »Мы пахали!« — Б. М.) и даже подняли перевыполнение до 20 процентов, однако ответного отклика, увы, пока не дождались». На вопрос корреспондента рыбацкой газеты о реанимации Минрыбхоза Москальцов ответствует вальяжно (так и видишь его откинувшимся в бархатном кресле): «Это не слухи, а наше предложение, с которым мы недавно выступили в правительстве и намерены это дело довести до конца. Комитет для такой страны, как Россия,- это несолидно... Нам же нужен настоящий хозяин, и для этого дальневосточники не постоят даже перед тем, чтобы передать ему долю своей собственности».

Во как! Хозяин нужен, ну прям позарез, а уж мы для него и живота не пощадим! Только садись, родной, скорей на нашу обветренную шею, а то умаялась она без ярма-то... Впрочем, тут Москальцов от «мы» поостерегся: все-таки собственностью ж делиться надобно...

Хозяин на Руси еще с царских времен, не говоря о сталинских, всегда был с самой большой буквы — Хозяин. Строй, где хозяин — народ, демос, называется демократией. У нас сейчас идет, говорят, процесс демократизации. Кто-то из писателей очень точно это определил: «Демократия отличается от демократизации так же, как канал от канализации».

Хозяин — личность у нас, спору нет, первостатейная, заглавная. Хоть ты как акционируйся! Ну и тут уж, само собой разумеется, от этой личности все и вся у нас и зависит.

Остановимся на трех особо показательных и в меру кратких характеристиках. Бывший «Крабофлот», бывшее управление производственных флотилий, бивших в свое время китов, ныне АО ХК (акционерное общество, холдинговая компания) «Дальморепродукт», «Дальрыбе» уже, слава Богу, неподвластное и потому самое богатое на Дальнем Востоке АО, возглавляет Юрий Диденко. Многострадальный ДМП не раз пытались развалить-растащить, но именно он, Диденко, и именно железной, хозяйской рукой смог поставить гигантское рыбацкое хозяйство на твердые ноги. Краб и красная рыба с одноцветной икрой довольно быстро помогли завоевать валютный рынок, что и спасает рыбаков «Дальморепродукта» от налогового радара. Краб, держащий в клешне флажок, не зря украшает герб (товарный знак) ДМП. Рыбакам в этой «конторе» живется лучше других. Мне приходилось не один год работать с Диденко, когда он возглавлял Владивостокскую базу тралового и рефрижераторного флота (ВБТРФ), и потому могу свидетельствовать: его инфаркты — это рубцы, полученные в битвах с чиновниками, битвах за рыбаков.

АО «ВБТРФ», где президентом Николай Никитенко, вот уже десять лет трясет, как Сахалин. Мой приятель, капитан-директор тунцелова, рассказывает: «База акционировалась, и я, в числе »самых умных«, сгреб все свои деньги, заработанные в тропических морях, горячим потом политые, и накупил акций. А с чем я сейчас остался, ты меня спроси. С пустышкой! Как новорожденный без мамки...» В прессе Приморья (просачивалось и в центральную) прошло немало публикаций о полуподпольных, скрытых от акционеров «дочерних» фирмах, гендиректором которых неизменно числился Никитенко. Фирмы те, числом от восьми до дюжины (точно сосчитать публикаторы так и не смогли), рыбаки окрестили «пиявками». На голову многорукого, как Шива, президента-гендира призывалась кара Фемиды, но он оперативно (это произошло в конце 1993-го) сумел часть фирм прикрыть, а часть легализовал и посадил туда гендирами приближенных. В статье «Трест, который лопнул» газета «Большой Владивосток» писала: «Существовавшие только на бумаге фирмы весьма активно перекачивали деньги, в поте лица вырабатываемые рыбаками, в карманы своих учредителей... «Трест» лопнул. Но вполне возможно, что отвечать по его обязательствам придется базе тралового флота, и не господину Никитенко, а всему трудовому коллективу. Один за всех, так сказать, все за одного!» Так оно и вышло.

В 1995 году разразился еще один ВБТРФовский скандал: экипаж супербазы «Суздаль», находясь в загранпорту и прознав про все художества берегового начальства, подсчитал свой валютный заработок, прослезился, как говорится, и объявил всеобщую забастовку, требуя смены руководства. Меньше чем через месяц мятежный корабль был уже в родных водах, и газета «Рыбак Приморья» в статье «Дальше российского берега не пускать!» сообщала: «Как стало известно нашему корреспонденту, подготовлен приказ руководства базы флота о лишении прославившихся в инциденте «суздальцев» права на загранрейсы. Иначе — об их списании. С возможным последующим увольнением. За нарушение морского устава...» Ну как тут не вспомнить:

А вскоре и саму плавбазу «Суздаль» списали, как говорят моряки, «на гвозди», на металлолом.

Инфарктов ото всех этих дел произошло немало. Но уже не у президента... Продано за границу «на гвозди» рыбацкого флота столько, что гвоздей всей загранице должно хватить лет на сто. В том числе три гигантские ВБТРФовские плавбазы ушли туда года два назад в одночасье. Притом своим ходом ушли, а вот деньги за них, порядка семи миллионов долларов, так и не пришли к акционерам, а по некоторым сведениям, «заблудились» где-то в камышах Швейцарии, государства-банкира.

Ах Конфуций, Конфуций, ах ты ж эпоха перемен! Беспредел получил, похоже, эпохальную прописку в нашей страдалице стране.

В рыбачьем поселке Тафуин (теперь Южно-Морской), что недалеко от Находки, работал некогда и я. Тишайший поселок, негромко-гудевший лишь дважды в месяц — в получку и аванс, нынче вот, в августе 95-го, вдруг забастовал. А причина «гудежа» — прямо противоположная: с мая консервщики не видели получки. «На всяких телохранителей, охранников,- возмущаются они,- да на зарплату начальству денег хватает, а мы должны бедовать?!» Рыбацкая газета писала: «Администрацию АО »Южморрыбфлот« не слишком беспокоит забастовка на консервном, так как она, администрация, хочет пригласить для работы в цехах завода более дешевую рабочую силу из Китая».

Ну что на это скажешь! Руками только разведешь: капитализм ведь... ну да, как учили...

Генеральный директор одной богатой приморской фирмы Владимир Баранов элементарно купил контрольный пакет акций «Южморрыбфлота» и стал дважды директором. Да, вот как нынче просто это делается. Зато жизненная ситуация у рыбообработчиков Южно-Морского теперь — сложней не придумаешь. Что у них впереди — война со штрейкбрехерами, да еще и с импортными?.. Чужие они, мои тафуинцы, для пришлого генерала — вот ведь что.

Там, куда мы устремились пресловутыми семимильными шагами (притом без сапог-скороходов, которых шить еще не научились), да, да, да, там чистенько, сытно, комфортно, там культурные, воспитанные люди, и в городах там вместо чернодымных труб — сады! А в садах «гуляют там животные невиданной красы», а убийцы гуляют не в общественных садах, а в тюремных (ох, тоже зеленых) двориках. Да, там просто замечательно, удивительно, восхитительно, а поначалу и потрясательно. Однако позвольте всем потрясенным, удивленным и восхищенным задать маленький, но — предупреждаю — коварный вопрос: вы знаете как переводится с английского слово friend? Несмотря на предупреждение, большинство воскликнет: друг! К сожалению, в последние годы это высокое звание у нас уронили, говоря по-морски, ниже ватерлинии: шапочный знакомый, особенно если это знакомство как-то выгодно тебе, — уже «друг»; гаражный собутыльник — само собой, а как же, обиж-ж-жаешь, дрруг,- наипервейший «закадыка», «корефан» (могучие синонимы «друга»). И все же, все же, дорогие друзья, друг у меня один. Ну, может быть, два. А приятелей — да, много. Добрых знакомых — вообще море. В английском же языке слова «друг» нет! Это подтверждают этимологические исследования. А friend — это просто знакомый, ну в лучшем случае — приятель. Посмотрите это слово в русско-английском словаре и убедитесь сами (слово «приятель» имеется в виду).

Если взвесить рыбу, пойманную советскими рыбаками и по разным, но одинаково головотяпским причинам вываленную за борт, она способна, пожалуй, уравновесить самые монументальные цифры «наших достижений», которые гордо подпирали мы своими плечами на парадах и демонстрациях. Вот всего лишь одна из таких историй.

«Как не бывает селедки размером с тунца, так и мойва, вопреки нашим желаниям, всегда остается мелкой, — пишет мой приятель журналист в рыбацкой газете. — А рыбака любая мелочь в трале раздражает. Что с ней делатъ? «Нестандарт» обработчики не берут — с ним много возни... И летят десятки, сотни, тысячи тонн ценного пищевого сырья, неудобного для промышленности и торговли, с палубы прямо за борт».

В одном не прав мой приятель: неудобного для торговли тут нет ничего. Недорогой товар у нас всегда привлекал покупателей, создавал репутацию магазину, рынку, палатке, а также служил добрую рекламную службу производителю. А вот рыбпромовским плановикам и проектировщикам — да, мелкая рыбешка традиционно виделась морским мусором. Система! Нам ли, строителям Днепрогэса, Беломорканала, поворотчикам гигантских рек, обращать внимание на «щепки», которые вполне ж естественно «летят»? Несчастные старики, может бытъ, те самые бывшие проектанты мелкоячеистых орудий лова, безжалостных к молоди, и крупноячеистых транспортеров в рыбцехах, роняющих «мелочь» в шпигаты, стоят сейчас в очередях за рыбьими головами (на целую рыбину ведь пенсии не хватит) и костерят демократию, правительство (благо, за костерение нынче на костер не тащат), по-прежнему редко, увы, вспоминая о Боге, воинственно не приемля ни Божьего наказания, ни покаяния.

«Дальрыба», когда еще была рыбачьей главнокомандующей, обрастала, как кит паразитами, всякими гипрорыбпромами, гипрорыбфлотами, копошащимися в складках ее безразмерной шкуры и громко пищащими о своих «достижениях». Самым показательным из них было Центральное проектно-конструкторское и технологическое бюро «Дальрыбы» — ЦПКТБ, в просторечье «Цокотуха». Подавляющий процент там составляли женщины, по внутренней градации — ЛОРы, ЖОРы, ДОРы, т. е. любовницы ответработников, жены и дочери. Один из последних изысков «Цокотухи» (ныне «Дальрыбтехцентр») — технологичная линия приготовления фарша из рыбной мелочи. Угрохав под сей прожект, как водится, уйму денег (не своих же!), «Цокотуха» возгласила, как обычно: при нормальной загрузке линии затраты окупятся! Так что давай наливай, мол, не скупись. Говорит участник эксперимента А. Махно: «Мы трижды выходили в испытательные рейсы. Казалось, еще немного — и цель достигнута. Однако очень скоро надежды сменились разочарованием — все же наше «родное» оборудование ни к черту не годилось... Нужна была более мощная центрифуга... Закупать в Японии — нет валюты... На оборудование средства потом нашлись — купили его у японцев и американцев (а ведь могли бы купить ту центрифугу и в «родном» банно-прачечном комбинате. — Б. М.).

Но к тому времени группа энтузиастов уже распалась... Провалявшись много месяцев на складах, дорогостоящая импортная техника применения так и не нашла». Вот так, ребята: валюта нашлась, а покупка валютная в камышах затерялась. Ох уж эти камыши, камыши... А в «группе энтузиастов», резво махнувших из «Цокотухи» в коммерческие и другие хлебные структуры, разумеется, был и сам Махно. Но история и на этом не кончилась. Эстафету «Цокотухи» принял ТИНРО. Вот недавние откровения его представителя (впрочем, тоже бывшего «цокотушника») на рыбохозяйственном совете при краевой администрации: «За одну только разделочную машину фирмы «Баадер» пришлось заплатить $ 200000. Теперь же все пылится в бездействии, растаскивается, хотя надо всего лишь 350 тысяч долларов, чтобы сдать линию в эксплуатацию...»

«Стоп травить!» — хочется крикнуть по-флотски. Тут ведь уже и подумать пора: а нужно ли продолжать городить огород? Городьба-то золотая. Не лучше ли ту рыбью «мелочь» (в проект «цокотушный» закладывали такие цифры: 15-45 см) не на сомнительный фарш пускать, а свежаком — прямо на прилавок: налетай, народ, у моря живущий и без рыбы оголодавший, покупай недорогую рыбку, неси ее скорей домой, ножичком на дощечке (безо всяких двухсоттысячедолларовых «баадеров») — чик — и на сковородку. Не лучше ли, а? А те $ 200 000 + $ 350 000 + бесконечность отдать бы, например, тем же традиционным рыбоедам на стипендии и пенсии...

А сколько еще подобных историй таит в себе наш доморощенный «социалистический опыт хозяйствования»! Да и не под силу уже таить ему, труп-то в конце концов всплывает все равно.

Кастровское «Патриа о муэрте!» перешло в «Социализмо о муэрте!». Ну а мы, похоже, созреваем для лозунга «Капитализмо о муэрте!» Да, господа-товарищи, созреваем стремительно. Правда, пока не повсеместно...