LOGO
РЕГИОНАЛЬНЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ ДАЙДЖЕСТ
ЭКОНОМИКА, ЭКОЛОГИЯ, ИСТОРИЯ, КУЛЬТУРА
Дэвид Холтхаус
© 2001 New Times, Inc. All rights reserved
Перевод: Staff Ink

КИТЫ

 
УМИРАЮЩИЕ ЭСКИМОСЫ ЧУКОТКИ НА КРАЮ СВЕТА И НА ГРАНИ ВЫМИРАНИЯ ОТ ГОЛОДА СПАСАЮТ СВОЮ ЖИЗНЬ И СВОЮ КУЛЬТУРУ, ВОЗРОЖДАЯ УТЕРЯННЫЕ ТРАДИЦИИ КИТОБОЙНОГО ПРОМЫСЛА.
ТЕПЕРЬ ИХ БЕСПОКОИТ ТО, ЧТО КИТЫ ОТРАВЛЕНЫ.
 
Китовый череп
Кто-то сказал, что самая опасная дичь, на которую когда-либо охотился человек, — это серые киты. Более чем в два раза крупнее знаменитых белых акул, они вырастают до 15 метров в длину и могут весить до 36 тонн. Очень сообразительные и контактные, серые киты обычно податливы и способны к общению с человеком, если не игриво любопытны. Самки серых китов известны тем, что подталкивают своих щенков к контакту с посетителями мексиканских китовых заказников, словно если они были бы в специальных зоопарках.
Не стоит бояться серого кита — но только если вы не собираетесь его убить. Тогда правила меняются. В отличие от других китообразных, служащих добычей человеку, серые киты отчаянно сопротивляются при охоте.
«Они очень агрессивны, очень умны и очень опасны. Они знают, когда на них охотятся», — сказал Михаил Зеленский, китобой из удаленного района Чукотки. В американском китобойном фольклоре многочисленны рассказы о серых китах, атакующих 80-футовые шхуны, использующих свои огромные носы как тараны, чтобы пробить борта деревянных судов. Представьте теперь охоту на таких чудовищ с байдар, сделанных из выбрасываемого на берег плавника и кожи кита, в Беринговом море, за 10 миль от берега.
«Я видел, как серые киты преследуют лодки, — сказал Зеленский. — Они появляются сзади и пытаются разломать их, либо они плывут под водой, неожиданно всплывают и подбрасывают лодку и людей в воздух». На Чукотке китобойный промысел является и средством выживания, и церемонией. Без китового мяса и жира тысячи людей в забытом регионе могли бы погибнуть от голода.
Однако существующая явная физическая опасность при охоте на китов — не единственная угроза ненадежному существованию этого народа. Чукотские охотники недавно обнаружили еще более коварную опасность. Вот уже три года, говорят они, примерно один из десяти серых китов, убитых и отбуксированных на берег, при разделке туши источает невыносимое химическое зловоние. Киты настолько загрязнены неизвестным веществом, что даже голодные ездовые собаки отказываются от вонючего мяса. Появление этих «вонючих китов», как прозвали этих отравленных левиафанов, совпадает с внезапным спадом в общей численности серых китов.
Хотя ученые и занимаются мониторингом загадочных моров, открытие явно загрязненных китов прошло неопубликованным. Однако для людей, которые питаются китовым мясом, последствия слишком ясны. «Если живы киты, то и мы живы, — сказал Владимир Етылин, председатель недавно образованной Ассоциации коренных морзверобоев Чукотки. — Если они погибнут, мы погибнем вместе с ними».
У края земли есть название — Чукотка. Изогнутый выступ, связывающий северо-восточный фронтир Азии с бурным слиянием Тихого и Атлантического океанов в 80 милях от Аляски, Чукотский полуостров так отдален, что даже не показан на многих картах мира. Земля и ее люди существуют между краями наших представлений, на границе существования жизни. На этом полуострове есть два времени года: самая длинная, самая холодная и самая жестокая зима, которая когда-либо выдерживалась коренными народами планеты, — и остальные четыре месяца.
Начало весны для большей части северного полушария может считаться временем обновления, но на Чукотке это время умирания. По тундре все еще рыскают зимние циклоны, ветер охлаждает температуру до 40° С ниже нуля, а от поселка к поселку все еще ездят врачи, ампутируя отмороженные пальцы на руках и ногах. Мартовско-апрельский сезон, хоть и не самое холодное и темное время на Чукотке, но одно из самых мучительных для эскимосов и чукчей, населяющих полуостров. Их зимние запасы обогревательного жира и пищи почти истощены. Голод становится их тенью под мертвенно-бледным арктическим солнцем. Единственное, что они могут, — так это приготовить оружие и ждать возвращения китов.
В начале лета более 20 тысяч серых китов проходят к Чукотке из мест своего размножения — из восточной части Тихого океана — в места летнего нагула в Беринговом и Чукотском морях. Серые киты нагуливаются здесь, питаясь донными ракообразными, а осенью, когда северные моря начинают замерзать, отправляются в морские заливы и лагуны Калифорнийского полуострова, к побережью Мексики.
На большем отрезке своего 12-тысячемильного миграционного путешествия вверх и вниз вдоль Тихоокеанского побережья серые киты охраняются международным законом и служат достопримечательностью для туристов. Только достигнув берегов Чукотки, они превращаются в пищу.
Коренные морзверобои Чукотки, так же как и их предки, с незапамятных времен ведут промысел серых китов в безжалостных водах с небольших лодок. В течение промыслового сезона с мая по сентябрь они убивают множество этих великолепных морских млекопитающих, мясо и жир которых они потребляют всю зиму. Такой стиль выживания существовал по крайней мере 5 тысяч лет, имея лишь один короткий, но жестокий перерыв — подъем и падение советской империи.
Со стороны моря берега Чукотки представляют собой множество серповидных бухт, разделенных высокими утесами в форме рогов. В отдаленном прошлом каждая из таких бухт служила местом для поселения коренных жителей. Утесы отграничивали охотничьи участки, а люди, жившие между ними, практиковали первобытную форму коммунизма, проистекающую не из политики, а из необходимости. Потребовалось немало лет, прежде чем советские властители обратили свое внимание на самые далекие пределы нового доминиона. К Чукотке серьезного интереса не проявлялось вплоть до окончания Второй мировой войны, когда начали устанавливаться первые фронты холодной войны. Вдохновители Москвы решили, что оставлять этих бронзовокожих людей, не охваченных советским строительством, так близко к США было бы немудро. Пришел приказ: собирайтесь и идите с нами. Коренных жителей заставили покинуть свои мелкие береговые поселения, где они жили в землянках и ярангах, и переселиться в объединенные поселки, где они были втиснуты в бетонные многоквартирные башни. Вместо охоты и собирательства им был предложен упорный труд в государственных хозяйствах, занимающихся выращиванием пушных зверей. Это был неприятный и унизительный труд. Извратив традиционную культуру, эскимосов заставляли кормить песцов мясом серых китов, которых добывали с китобойных судов советских коммерческих флотилий.
«Традиционный китобойный промысел, ведущийся для прокорма, а не для торговли, является основой нашей жизни, нашей культуры, нашего языка, — сказал Етылин, председатель новой группы морзверобоев Чукотки. — Когда это у нас отняли… мы начали забывать свою принадлежность к уникальному народу. Мы начали забывать свои традиции. Мы потеряли себя». Прошли десятилетия. Алкоголизм и самоубийства поглотили много душ, так как коренные жители Чукотки становились все более и более зависимыми от правительственных субсидий, дотаций, централизованной доставки продуктов, одежды и топлива. Но затем подвоз прекратился.
Голова кита
После распада Советского Союза, когда новое правительство Российской Федерации с убийственной скоро- стью взялось за переход от командной экономики к рыночной, на Чукотку денег уже не осталось. Она была отрублена от продовольственных, ресурсных проводов. «Правительство буквально сказало этим людям: «Извините за неразбериху. Теперь вы свободны. Так и быть, побудьте опять коренными жителями», — сказал Том Альберт, ученый-зоолог из Барроу (Аляска), интенсивно работавший последние 15 лет с морскими охотниками-китобоями на Чукотке. — Возникла только одна небольшая проблема. Они почти забыли, как это делается». Более 50 лет советского управления были достаточно долгими для двух поколений мужчин, которые стали взрослыми, ни разу не строя кожаную байдару, не умея читать небеса перед надвигающимся штормом, никогда не держа гарпуна в руках перед носом серого кита. Их жены не научились, как разделывать тушу, как плести сети, как шить из оленьих шкур теплую, водонепроницаемую охотничью одежду. Потеряв базовые знания и традиционные инструменты, коренные жители Чукотки столкнулись с простой альтернативой — либо опять начать китобойный промысел, либо ждать ответа, позволит ли им мир вымереть, как сомалийцам, от голода.
Прошлым летом коренные охотники добыли в Беринговом и Чукотском морях 113 серых китов. Позапрошлым летом их было 121. Этим летом, с новым вооружением, они впервые запланировали добычу в 135 голов — цифра максимально разрешенного в соответствии с международным законом изъятия.
17 тысяч коренных жителей Чукотки эффективно вернулись к своему традиционному способу жизни, базирующемуся на охоте на морзверя (промысел ведется также на моржа, тюленей и гренландского кита). Они научились заново многим древним навыкам, в том числе постройке охотничьих лодок — байдар — из плавника и китовых шкур. И они сейчас расселяются по старым местам, восстанавливая десятки исторических поселений на побережье.
«Вернуться к старому способу жизни для нас — не романтический выбор, — говорит Етылин. — Когда мы вновь начали охоту на китов, мы думали только о том, как бы выжить. Сейчас же мы понимаем, что, может быть, мы спасли не только свою жизнь, но и свою культуру».
Однако несмотря на подъем движения за возрождение, существование коренных народов Чукотки все еще остается под угрозой. Три последние зимы на северо-востоке Азии были одними из самых холодных за всю историю метеонаблюдений. В январе этого года аномально холодный фронт вызвал опускание ртутного столбика в термометрах до 55° С ниже нуля на целых две недели. Погибли по крайней мере 113 человек. В прошлом году из-за болезней и недоедания в одном поселке умерло почти 10 % населения. На Чукотке обычна цинга, быстро растет число заболевших раком, в то время как рождаемость резко снизилась — в два раза по сравнению с 1986 годом.
Коренным китобоям Чукотки есть о чем беспокоиться. Они озабочены тем, что многие поедаемые ими серые киты отравлены, только в меньшей степени, так что от них не несет зловонием. Они озабочены тем, что моры среди серых китов приведут к тому, что Международная китобойная комиссия сократит их квоту на вылов или вообще запретит промысел. И они озабочены тем, как много существует защитников прав животных, которые будут рады поддержать это решение. Активисты, выступающие за запрет китобойного промысла, любят цитировать праправнучку Джеронимо, которая на собрании коренных общин на острове Оркас в 1998 году заявила: «Есть древнее пророчество, в котором сказано: мир придет к человечеству, когда мы будем жить в мире с китами и услышим их песню». Но морзверобои Чукотки говорят, что им не хватает времени для мира и китовых песен. Они слишком заняты тем, как бы добыть жира, чтобы не умереть с голода.
Без спасательного костюма (а у охотников на Чукотке нет ни одного такого) человек может прожить в водах ледовых морей между Чукоткой и Аляской всего несколько минут. «Было много трагедий, — говорит Зеленский. — Люди попадали в воду. Иногда их удавалось вовремя спасти, иногда нет». Но сейчас погибают все меньше. С каждым новым сезоном морзверобои Чукотки становятся все опытней, все организованней, все вооруженней. В это лето, после девяти лет многотрудного опыта, они выйдут в море на крепких баркасах с новыми навесными моторами, имея радиопередатчики, бинокли, навигационные устройства и современные гарпуны с взрывающимися наконечниками.
Первые несколько сезонов были по сравнению с этим просто хаосом. Охотники выходили в море на бедно оборудованных суденышках, собранных из утиля, найденного в разрушающихся совхозах. Их оружием были разношерстные и плохой конструкции копья. Одна артель нашла противотанковое ружье, брошенное после расформирования советской пехотной дивизии, установила его на вершине морского утеса, возвышающегося над узким проливом, и обстреливала проплывающих мимо китов: оружие в стиле Навароне. Другие охотники вернулись в покинутые родные поселки на побережье и копались в грудах мусора, пытаясь отыскать еще пригодные бракованные гарпуны.
Однако наиболее популярным оружием того времени были карабины и винтовки АК-47. Эти ружья зарекомендовали себя превосходными инструментами для убийства людей. Убить ими кита, однако, было примерно так же, как попытаться завалить лося дробовиком.
«На это требовалось много пуль и много времени, — сказал Етылин. — Предприятие это было очень опасным, потому что раненые киты становились злыми и могли сделать что угодно. Эти винтовки были плохи и для нас, и для китов, но это было единственное оружие, что мы имели».
Отчет, подготовленный российским правительством в 1996 году, описал жестокие способы убийства животных чукотскими китобоями в сезон 1995 года, когда было убито 85 серых китов. Как указывается в отчете, на убийство одного кита требовалось от 225 до 700 винтовочных пуль. В среднем по 400 пуль на кита. Время между первым выстрелом и смертью кита достигало от одного до девяти часов. В то же время те же самые охотники сейчас могут убить кита в считанные секунды и одним единственным ударом.
Разница в оружии. Вместо винтовок большинство чукотских китобоев сейчас использует метательные гарпуны с взрывающимися наконечниками, более известные как дротиковые ружья. Первое дротиковое ружье было изобретено коммерческими китобоями в 1848 году для более быстрого вытаскивания загарпуненного кита. Конструкция оружия осталась более или менее неизменной. Дротиковое ружье работает как миниатюрная трехступенчатая ракета, помещенная на конце копья в дуло ружья. При атаке на кита, нажатие спускового крючка вызывает разрыв 12-калиберного патрона, который запускает дротик с взрывным устройством замедленного действия. Дротик прокалывает китовую шкуру и жировой слой, проникая глубоко к жизненным органам кита. Несколькими секундами позже взрыватель замедленного действия взрывает внутри кита бомбу, обычно мгновенно убивающую животное.
Контакты между американскими китобоями и эскимосами Аляски и Чукотки привели к тому, что дротиковые ружья стали использоваться во всех морзверобойных культурах. В старые времена эскимосский способ охоты на китов заключался в том, что морзверобои медленно и бесшумно гребли вдоль берега, подстерегая плавающих вблизи берега китов, затем наносили удар гарпуном, привязанным веревкой к плавающим пузырям, сделанным из кожи тюленя (в основном надутых кишок). Пузыри тащились за китом, тормозя его движение и затрудняя его погружение под воду. Охотники преследовали добычу, пока кит не ослабевал и не подпускал лодку совсем близко. Тогда гарпунщик вонзал в голову кита копье с тяжелым наконечником. Те же пузыри предотвращали утопление мертвого кита, когда его буксировали к берегу.
В конце прошлого века коренные морские охотники Аляски и Чукотки модифицировали дротиковые ружья, подсоединив к ним тюленьи пузыри, и начали использовать их вместо классических гарпунов. Это сразу привело к возрастанию добычи на обоих берегах Берингова пролива.
Однако две традиционные морские культуры ожидала разная судьба. В то время как народы Чукотки были порабощены и доведены до обнищания, их аляскинские собратья хорошо снабжались и становились богаче благодаря более сочувствующему правительству.
Разделка кита
Немного истории. В 1971 году Конгресс США принял закон, называющийся «Акт по земельным требованиям коренных жителей Аляски», по которому коренные жители Аляски получили 1 миллиард долларов на капитализацию и создание региональных местных корпораций. Морзверобои инупиатов, населяющих северный берег Аляски, образовали Региональную корпорацию Арктического Склона и обложили большим налогом крупные нефтяные кампании, выкачивающие сырую нефть на территории Аляскинского Северного Склона. Часть прибыли была потрачена на образование Китобойной комиссии аляскинских эскимосов — известной и сильной коалиции, которая стала отстаивать права аляскинских коренных морских охотников, а с течением времени — и коренных морских охотников в других странах. В 1997 году, например, Китобойная комиссия аляскинских эскимосов вместе со своими юристами и защитниками успешно отстояла в суде дело, возбужденное индейской общиной Маках из штата Вашингтон, по которому общине вновь, после 70-летнего перерыва, был разрешен промысел на серого кита. После того, как община Маках получила международное одобрение на охоту, Комиссия наняла в Норвегии специалиста по китобойному вооружению, который стал работать как консультант общины.
Аляскинские морские охотники оказали своим собратьям на Чукотке крупную помощь, подарив радиоприемники, компасы, бинокли, навесные моторы, денежные средства для покупки топлива, а самое главное, дротиковые ружья. Нескольких чукотских охотников они обучили тому, как правильно и безопасно пользоваться дротиковыми ружьями, а также профинансировали программу, по которой были найдены и наняты в качестве инструкторов несколько чукотских жителей, помнящих, как строить традиционную охотничью байдару.
Столь же значимой была программа, по которой аляскинцы обучили чукотских охотников, как работать с Международной китобойной комиссией — бюрократическим институтом, определяющим квоты на «традиционный промысел кита для нужд местного населения» для серого и гренландского китов (аляскинские эскимосы в основном ведут промысел не на серого кита, а на гренландского, находящегося под угрозой исчезновения).
Образованная для подавления хищнического китобойного коммерческого промысла, Международная китобойная комиссия в 1986 году объявила мораторий на коммерческий промысел китов. Как исключение, она позволила ограниченный «аборигенный традиционный промысел кита для нужд пропитания» коренными народами с выполнением двух условий: этот народ должен иметь «потребность в питании» мясом кита, и добыча китов должна быть традиционна для их культуры.
Противники традиционного китобойного промысла спорили, что в амбразуры многозначности толкования правил Комиссии можно запросто бросить гарпун. «Это исключение из глобального запрета на промысел под видом «возвращения к старым способам промысла» может открыть доступ к охоте для практически любой группы, населяющий морское побережье более 100 лет, — сказал Эндрю Христи, информационный директор природоохранного Общества Морских Пастухов — группы экологов-активистов. — Азиатский черный рынок и контрабандные потоки вывоза китового мяса уже сейчас представляют собой довольно оживленный бизнес… Возрождение сотен «духовных, культурных» групп морских охотников по всему миру приведет к раздуванию этих потоков до широкой магистрали».
Оппоненты также осуждают гибкое определение традиционной охоты, данное Китобойной комиссией. «Вы слышите фразу «аборигенный традиционный промысел кита», и она вызывает в воображении романтический образ охотников, гребущих на каноэ с копьем в руке, — говорит Дэвид Смит, основатель и директор по программам организации «Защита морского побережья» — постоянной группы в Великобритании, выступающей против китобойного промысла. — Реальность же выглядит совсем по-другому. Мы говорим с вами сейчас о людях, вооруженных взрывающимися устройствами, преследующих китов на моторных лодках и координирующих свои маневры с помощью радиопередатчиков. Это трудно назвать традиционным природопользованием».
Отсутствие подвесных моторов, сказал Етылин, приводило к тому, что его предки в основном добывали молодых китов, которые держались ближе к берегу: «Они убивали много маленьких китов. Теперь у нас квота, поэтому мы будем искать крупных». Когда Етылина спросили, считает ли он гарпуны с взрывающимися наконечниками и винтовки традиционным оружием, он вздыхал, пока вопрос переводился. Затем в его взгляде зажегся огонь, и он эмоционально ответил: «Мы приспосабливаемся, чтобы выжить. В этом наша традиция».
Сегодня коренные зверобои Чукотки научились новой технике охоты, которая их предкам не требовалась. Теперь, когда они оказываются рядом с серым китом, отдыхающим у поверхности, перед ударом они ждут, пока кит не выдохнет из дыхала. Если дыхание кита выдает предательское зловоние, то «вонючего кита» оставляют плавать. Если оно чисто, они убивают кита. Коренные китобои затрудняются при описании этого зловонного запаха: они говорят, чтоон не похож на запах бензина, и не похож на запах гниющего мяса. Наибольшее сходство он обнаруживает с запахом «лекарства». Никто еще не знает, что это такое, и чукотские морские охотники боятся. «А что если отравлены все киты, но пахнут плохо только очень сильно отравленные? — спрашивает Етылин. — Если это правда, тогда все мясо, которое мы едим, отравлено, и мы, наверное, отравляем себя, когда его едим. Но выбора у нас нет».
Эти страхи имеют под собой основания.
Серые киты питаются с морского дна. Для заглатывания мелких ракообразных и криля со дна океана они используют отсасывание, затем фильтруют воду сквозь китовый ус и переваривают отфильтрованную добычу вместе с песком и другими донными отложениями. Как следствие, они сильно уязвимы для тех загрязняющих веществ, которые накапливаются на дне океана. «Не нужно быть большим ученым, чтобы понять, что серые киты вероятно поедают на дне загрязненных морских водоемов бог знает что, — говорит доктор Том Альберт, старший научный сотрудник Департамента управления животным миром в округе Аляскинского Северного Склона. — Если кит так воняет, что люди не могут его есть, то — что бы это ни было — вероятно, оно содержится в очень больших концентрациях, и это значит, что проверить это вещество не составит труда, даже в тех китах, которые загрязнены, но не пахнут». Этим летом исследователи, финансируемые Службой морского рыболовства, поедут на Чукотку и отберут образцы из добычи китобоев. «С большой вероятностью в течение года мы будем знать, что в этих китах, — сказал Альберт. — Тогда мы должны попытаться выяснить, насколько это вещество вредно и откуда оно».
Доктор Тодд O’Хара — специалист по загрязняющим веществам морских млекопитающих, возглавляющий эту летнюю команду исследователей — говорит, что одним из возможных загрязнителей в этом случае являются промышленные растворители. «Они достаточно летучи, чтобы быстро вступать в реакцию с воздухом и продуцировать сильный запах», — говорит он. Растворители могут также накапливаться в жировых тканях кита.
Однако, как предупреждает O’Хара, промышленные растворители могут быть только одним из нескольких возможных объяснений феномена вонючих китов. «У этих китов наблюдаются метаболические нарушения, такие как истощение и кетоз (перенасыщение кетоновыми кислотами, которые вырабатываются в крови при быстрой потере веса). Именно они могут давать этот неприятный запах при дыхании животного, а также запах тканей животного».
Другими словами, вонючие киты могут вонять потому, что умирают от голода.
Это согласуется с недавно наблюдавшимся резким возрастанием числа выброшенных на берег истощенных серых китов, находимых мертвыми вдоль их миграционных путей. Зарегистрированные выбрасывания серых китов на берег были относительно постоянны до 1999 года, когда вдруг число случаев возросло с 20–50 до 282 в год. В прошлом году на побережьях было найдено более 300 трупов серого кита. Ученые боятся, что еще больше китов умирают мучительной смертью в открытом океане.
Параллельно с этими морами наблюдается резкий спад рождаемости серого кита. В 1977 году на местах размножения в мексиканских лагунах наблюдалось 1520 серых китов, в прошлом году их было только 282.
Ни один из этих индикаторов неутешителен для вида, недавно отмеченного как первый вид, восстановивший свою численность. Биологи только разрабатывают теории, пытающиеся объяснить этот зловещий спад.
Одна из гипотез состоит в том, что вид достиг предела экологической емкости местообитаний, а это означает, что места обитания китов не могут больше поддерживать размеры китовой популяции. Другая гипотеза — что мелкие животные, поедаемые серым китом, вымирают из-за глобального потепления и следующих за ним климатических изменений в Беринговом и Чукотском морях. Местные охотники отмечают, что серые киты стали наблюдаться в северных морях с каждым летом все дольше, и в Отчете 1999 года о состоянии популяций видов, находящихся под угрозой исчезновения, отмечается, что серые киты расширяют свой летний ареал, очевидно, в поисках альтернативных мест нагула. Оба наблюдения указывают на проблему поиска пищи.
Может оказаться, что за пределами мест размножения серые киты поедают друг друга. Может оказаться, что исчезает их источник питания. Может оказаться, что они отравлены загрязняющими веществами.
А может оказаться, что верны все эти предположения.
Самые верные ответы на эту загадку могут быть спрятаны в мясе свежезабитых чукотскими охотниками особей. «Хороший вопрос — это почему мы решили изучить этих китов только сейчас, при приближении кризиса? — говорит O’Хара. — Мы не так умны, как о себе думаем».
В Барроу (Аляска) делегация морзверобоев и активистов коренных народов Чукотки приняла участие в ежегодной конференции Китобойной комиссии аляскинских эскимосов.
В повестке дня конференции были совещания по выработке стратегии, где чукотских морских охотников обучали тому, как подготовиться к будущей сессии Международной китобойной комиссии. На этой сессии, в то время как противники китобойного промысла будут скрежетать зубами за пределами зала заседаний, группа приехавших издалека коренных морзверобоев будет просить разрешения на повышение квоты на добычу серых китов (по данным научного комитета МКК, из чукотско-калифорний-ской популяции серых китов ежегодно можно изымать 482 кита, и при этом численность этой популяции ежегодно будет возрастать на 2 %).
Томас Напагеак, председатель Китобойной комиссии аляскинских эскимосов, официально пригласил чукотских охотников в Барроу: «Вы проделали долгий путь, и мы будем продолжать поддерживать вас в любое время, когда вам будет нужно. Мы бы хотели когда-нибудь и сами приехать к вам». Пока длилась конференция, китобойный капитан из Барроу Рон Брауэр, внук легендарного американского китобоя Чарли Брауэра, основавшего вместе со своими молодыми племянниками в Барроу в суматохе 1890-х годов оружейную мастерскую, — закончил партию из 30 дротиковых ружей, изготовлением которых занимался в течение последнего месяца. Вернувшись в зал Центра наследия инупиатов Барроу, Владимир Етылин поблагодарил ассоциацию аляскинских китобоев за этот ценный подарок. «Теперь, когда мы получаем 30 новых дротиковых ружей, почти все наши баркасы, где не было оружия, теперь вооружены… Наши ожидания на добычу в следующем году очень высоки. Надеемся, что впервые нам удастся добыть максимальное число серых китов, разрешенное нам МКК, что подготовит нас к запросу увеличить квоту в 2002 году. Мы понимаем, что единственный способ получить удовлетворяющую нас квоту в 2002 году — это продолжать работать совместно с нашими друзьями из Америки. И, наконец, мы знаем, что время движется вперед, и нам следует позаботиться о смене поколений. Нам нужно, чтобы наша молодежь двигалась вперед. Вот почему мне приятно сообщить вам, что моя дочь Ольга скоро приедет в Барроу для работы в офисе ККАЭ, чтобы лучше узнать, как организовать промысел и как сохранить нашу культуру».
Старые морские охотники
Тем же вечером, пока он ждал, когда танцоры из Чукотки и Барроу совершат праздничное выступление в честь удачного прошедшего летнего охотничьего сезона, Етылин признал, что в мире существуют миллионы людей, считающих, что его культура, основанная на убийстве китов, не стоит сохранения. «Мы пытаемся понять этих людей, но не можем, — сказал он. — А что бы случилось, если бы мы начали говорить французам, что есть лягушек — отвратительно и они должны прекратить это делать, потому что это нарушает права лягушек? Мы бы посмеялись над этим. Но люди говорят: «О, нельзя стрелять китов, потому что киты — магические животные», — и они совершенно серьезны. Но это неправильно. Те, кто работает против нас — выходцы из богатых стран. У них есть все. Они просто должны оставить нас в покое».
Но это вряд ли произойдет.
В то время как коренные народы по всему миру борются за возрождение утерянных традиций, активисты охраны природы все еще ведут битву за спасение китов. Эти две стороны — противоположные берега культурной пропасти, обе заявляющие о моральной правоте своих требований. Пока не победит одна из этих сторон, проблема местных охотников, убивающих китов во имя своей культуры (не говоря уже о наполнении своих желудков), будет оставаться в состоянии неразрешимого противоречия. «Китобойный промысел — это отходы древней интуитивной жизни, — сказал Дэвид Смит, сотрудник организации «Защита морского побережья». — Киты — это существа, прошедшие долгую эволюцию, они высоко развиты. Они имеют право, чтобы с ними обращались повсюду с состраданием и сочувствием. Вы не можете просто извинить бойню этих существ, разыгрывая карту «культурных ценностей». Смит считает, что можно сделать исключение для коренных народов, находящихся на грани вымирания от надвигающегося голода. «Но в таких случаях оставшаяся часть мира имеет моральный императив снабжать этих людей продовольствием и работать с ними рука об руку, чтобы остановить массовую резню».
«А вот этого не нужно, спасибо, — сказал Етылин. — Мы хотим сами себя кормить. Охота на китов — это то, что дает нам гордость. Это то, что напоминает нам, кто мы такие».
 
 

КОММЕНТАРИЙ ДЕНИСА ЛИТОВКИ

младший научный сотрудник группы по изучению морских млекопитающих ЧукотТИНРО
 
Во всей огромной России аборигенная добыча китов ведется только на Чукотке. Промысел регулируется требованиями Международной Китобойной Комиссии и его успех во многом зависит от социально-экономических факторов жизни в регионе, экологии местообитаний этих крупнейших существ на планете и от состояния их популяций.
По мнению российских и американских исследователей, численность калифорнийско-чукотского (американского) стада серых китов к настоящему времени достигла оптимального уровня, а вследствие цикличности всех процессов в природе следует ожидать снижения численности популяции. Косвенным подтверждением начала этого процесса, возможно, является снижение уровня воспроизводства популяции, о чем недавно говорилось на 16-м российско-американском рабочем совещании по морским млекопитающим в Калифорнии. Серые киты другой, почти вымершей (охотско-корейской или азиатской) популяции, которая сейчас насчитывает около 100 особей, становятся объектом назревающей битвы между общественными экологическими организациями и нефтегазопромышленниками Дальнего Востока в связи с разработкой нефти на шельфе Охотского моря. На том же совещании как российскими, так и американскими учеными высказывались серъезные опасения за судьбу азиатской популяции серых китов.
Что касается мониторинга загрязнения мяса добытых зверей. В 1999 году у восточного побережья Чукотского полуострова было добыто 10 серых китов, мясо которых имело лекарственный запах. Это сразу стало известно общественности и специалистам. К началу следующего китобойного сезона были разработаны специальные методики сбора и консервации образцов. Количество таких китов в 2000 году сократилось до 4 особей, и это не позволило провести достоверный анализ тканей убитых «вонючих» китов. Поэтому пока трудно судить об истинных причинах этого явления.
Однако я очень хорошо помню, что люди были вынуждены есть это «вонючее» мясо, потому что просто нечего было есть (пришлось и мне питаться им). Конечно, если в тканях присутствовали токсичные вещества, это мясо навряд ли будет полезным для здоровья людей. Еще с этим запахом пытались связать рост заболевания дизентерией в поселках, но специалисты санитарно-эпидемиологической станции этого не подтвердили.
Для ученой братии все, что нельзя пощупать или измерить, порой вызывает недоверчивую улыбку. Но мы не можем сбрасывать со счетов многовековой опыт охотников-морзверобоев, которые, возможно, и могут определить по дыханию кита, пахнет ли его мясо лекарством или нет. Однако из своего опыта могу сказать, что охотники преследуют того кита, которого могут добыть, особенно, когда на успех охоты может повлиять надвигающийся шторм. Дыхание у всех китов зловонное, а в местах нагула киты параллельно испражняются, поэтому европейцу-исследователю по дыханию очень трудно отличить нормальных китов от «вонючих». Морзверобои-старейшины говорили мне, что им во все времена попадались серые киты, тюлени и даже утки с подобными запахами. Только в 1999 году это проявилось массово и достигло внимания СМИ и Международной Китобойной Комиссии (МКК).
Вне всяких сомнений, нужно заострить внимание общественности, различных фондов и политиков на данной проблеме для проведения детальных целенаправленных исследований. Всем давно известно, что в тканях морских млекопитающих (пингвинов, тюленей, дельфинов, белух и др.) накапливаются токсичные, в том числе хлорорганические соединения, имеющие длительный период полураспада, и которые, вероятно, являются причиной выбросов этих животных на берег и их гибели в Мировом океане. Теперь жертвами промышленной индустрии, возможно, стали серые киты и коренные жители Чукотки, употребляющие китовое мясо в пищу.
Конечно, невозможно представить жизнь прибрежных аборигенов Чукотского полуострова без китов. Для них это не только традиционный объект охоты, но и ценнейший источник белковой пищи, особенно для жителей, оказавшихся на грани выживания. Китовая кожа («мантак» /эск./ или «итхильгын» /чук./) — это для коренных жителей как шоколад для европейцев, вкусно и питательно. Вся огромная масса кита используется коренными жителями: в пищу идут язык, сердце, мозг, кожа и мясо без сухожилий. Остальное уходит на корм собакам (например, голова принадлежит охотнику, который первым загарпунил кита).
Для полноты картины приведу краткое описание современной аборигенной охоты на серого кита, свидетелем которой я стал в селах Лаврентия и Лорино Чукотского района в 1999 году. С проблесками зари все охотники уже на берегу с разрешением на охоту от пограничников, лодки стоят у береговой полосы с моторами, заправленными баками и заваленные по самые борта аккуратно сложенным охотничьим снаряжением. По негласной команде 6–8 моторных лодок и один большой катер БМК отчаливают от берега и рассыпаются в разные стороны. Никакой связи между лодками, кроме визуальной, нет. Группами по 2–3 лодки в хорошую погоду начинается преследование по всей акватории сразу нескольких китов. Самое главное — это обмануть хитрого зверя, который как будто играет, не чувствуя опасности, и вонзить в него первый контрольный гарпун с ярко красным поплавком «пых-пыхом», который будет показывать, где находится кит. Для этого лодки гонят кита веером, не давая ему повернуть и поднырнуть под днищами, а кроме этого, стреляют по нему, чтобы напугать и не дать полностью профильтровать легкие. Затем одна из лодок вырывается вперед, и бригадир или самый опытный охотник бросает гарпун. В хорошую погоду контрольный буй ставится с первой попытки, а во время осенних штормов — с четвертой или с пятой. Самое эффективное и гуманное оружие для добивания кита — это датинг-ган (или в народе «пушкан»), который представляет собой длинное древко с тяжелым наконечником из небольшой пушки с присоединенным поворотным гарпуном. При броске сразу же втыкается в тело гарпун на длинном лине с поплавком, и срабатывает 5-секундный предохранитель пушки, из ствола которой под воздействием мощного заряда вылетает снаряд 10-го калибра, который взрывается в туше зверя, вызывая мгновенную гибель. Однако при отсутствии этого современного приспособления, используемого аляскинскими эскимосами для охоты на гренландских китов, чукотские аборигены используют достаточно мощное оружие — карабины «Тигр», пули которого имеют калибр 7,62 мм. На добивание кита с помощью этих ружей уходит не более 50 патронов и не более 50 минут, как правило, 10–15 патронов и 7–10 минут. Затем кита вытаскивают на поверхность воды, распутывают от линей, оставляют контрольный «пых-пых» и буксируют к берегу, где уже дежурят трактора для вытаскивания на сушу кита, все местные жители с ведрами и бидончиками. Начинается разделка.
В досоветский период материалом для изготовления поплавков «пых-пыхов» служили шкуры тюленей и желудки моржей и китов. А добивание проводили самые опытные и старые охотники, с размаху прокалывая туловище кита в районе сердца длинными и очень острыми копьями. В некоторых современных поселках Чукотки зверобои возродили эти древние технологии и способы охоты, выходят под парусом и на веслах на кожаных байдарах, а также используют добойные пики.
Что можно сказать относительно увеличения промысла китов. С каждым годом аборигенный промысел серых китов на Чукотке расширяется. Опытные охотники обучают своих сородичей в других селах. Таким образом, число поселков, занимающихся добычей китов, постепенно увеличивается. Выделяемой квоты на все поселки уже не хватает. Охотники считают, что квоту нужно увеличивать, учитывая при этом не только увеличение числа китобойных поселков, но и компенсируя долю «вонючих» китов. Между тем, биологические запасы популяции позволяют увеличить промысел в несколько раз. На наш взгляд, с учетом возросших потребностей коренного населения Чукотки в продукции китобойного промысла и доли «вонючих» китов в добыче, можно увеличить размер квоты аборигенной добычи серых китов на 40–50 особей.
Однако нужно напомнить, что добыча китов производится только для нужд коренного населения Чукотки, а любое коммерческое использование продукции китобойного промысла запрещено.

Фотографии А. Кочнева, Д. Литовки, М. Литовки

print

Содержание

BACK NEXT