Архангельские мореходы
Путь в КамчаткуПетр I высоко оценил деяние Атласова присоединение далекой Камчатки к России. Край этот, дивный и богатый, был просто необходим сейчас царю. Ему срочно нужны были огромные средства, чтобы пробить стены шведских и турецких крепостей, стоящих на пути России к берегам Балтийского и Черного морей. Нужно было воевать те берега, но для войны необходимо пополнить казну. От этого сейчас зависело будущее государства Российского: либо стать в ряд великих держав мира, либо остаться дремучим медвежьим углом, страной варваров и отсыпаться себе на задворках истории. Так думал царь.
Сибирская пушнина в те годы имела исключительное по важности значение. Потому что давала верные деньги. А они были нужны, чтобы строить заводы и лить чугун, создавать верфи и спускать на воду корабли, формировать новую армию и флот, вооружать полки и оснащать суда. Немалые деньги... Выбивать их из народа, вытягивать их из бояр, давить торговой пошлиной посадский люд и купцов? Все это уже было сделано по указу Петра: и за вековые бороды налоги собрали, и колокола церковные перелили на пушки...
А Камчатка виделась несметным кладом: водились здесь дивные соболя, лисицы-огневки и чернобурки, морские бобры с мехом красоты невиданной и речные выдры черное и красное золото в сороках и вязках:
Но труден был путь государева ясака с Камчатки: где пешком, где на собачьих нартах, оленьих оргизах или верхом на лошадях двигались казачьи отряды из Якутска в Анадырский острог, а уж оттуда, через горные хребты и болотистые низины, спускались в остроги Камчатки. Годами шли. Места были опасные. И не только тысячными своими верстами, снежными и морозными зимой, с комаром и гнусом летом; жили в тех местах племена воинственных чукчей и коряков, и потому не один казак похоронен был в вечной мерзлоте северной тундры или брошен на съедение полярным волкам, песцам да воронам.
Однако жизни казачьи в те времена и на полушку не тянули: Царь, всем сердцем болея за великую Россию, не считался с огромными людскими жертвами. Мучило его лишь то, что эти северные народы, разгромив казачьи отряды, грабили и царский ясак не доходила в итоге пушнина до Сибирского приказа в Москве, не превращалась в звонкие золотые червонцы, а затем в черный порох, медные пушки, солдатскую амуницию да корабельные паруса.
И повелел потому царь Петр искать путь морской в Камчатку, чтобы сохранить в целости драгоценный ясак для России.
Камчатские казаки и без указа понимали, что нужно искать морской путь, ибо те места, что для царского ясака таили угрозу, их собственными потом и кровью были политы щедро.
Поначалу решено было ходить на байдарах от устья реки Камчатки до Олюторы-реки, а уж оттуда через Олюторский острог добираться до крепости на Анадырь-реке. В 1712 году десятник Василий Щепетной построил здесь зимовье, оградив его земляным валом, а в 1715 году было закончено и строительство крепости на Олюторе, которую коряки с той поры так и прозвали Уйвулен-Крепость, а затем переделали в Вуйвен Вывенку. Но жизнь ее оказалась недолгой: коряки из самого крупного и воинственного племени олюторов напали на крепость, сожгли ее, а гарнизон полностью уничтожили, так что ясак снова до царя не дошел.
Пытались пробиться на север и по западному побережью Камчатки от устья реки Тигиль до реки Пенжины, а оттуда на Анадырь пешком через Акланский острог. Но и тот острог недолго простоял на воинственной корякской земле, раздираемой ожесточенными междоусобицами. И потому Петр запретил пользоваться этой северной дорогой и велел искать морской путь на Камчатку из Охотска.
Уже в марте 1710 года сибирский губернатор, князь Гагарин, требовал от якутского воеводы Траурнихта: «...с Ламы проведывать путь через море на Камчатку».
Отсюда и должны были двинуть мореходы через грозное море «в Камчатку», проторить дорогу морскую в землю, столь нужную в этот нелегкий час государству Российскому. У охотских приказчиков к тому же были и свои планы, связанные с расширением собственных вотчин-присудов на Севере. Те места у Тайгоносского носа считались гибельными: непроходимые скалы-непропуски, воинственные, враждующие между собой племена местных коряков, тысячи верст пути до ближайших русских острогов и зимовий. Да, трудно было разогнуть в прямой и короткий путь эту чертову кочергу северной дороги: Якутск Анадырская крепость Камчатка.
Первую попытку выполнить царский указ предпринял в 1712 году охот-ский приказчик Петр Гуторов, который одновременно попытался привести в российское подданство и «немирных» тайгоносских коряков.
Замысел приказчика был чрезвычайно прост: он хотел на батах-однодревках (то есть выдолбленных из одного тополевого ствола) пройти вдоль побережья моря Ламского (Охотского) и выйти к камчатскому побережью. Теоретически этот замысел выглядел вполне реальным: лет шестьдесят назад прошел этой же морской северной дорогой, только в обратном направлении, мореход Михаил Васильевич Стадухин. Спустился он от устья реки Пенжины до устья реки Охоты, откуда и начал Гуторов свой поход. Практически же идея эта была более чем утопической: на вертких батах опасно и по рекам сплавляться, а уж по такому сердитому, щедрому на шторма морю ходить было и вовсе безрассудством.
Но они все же пошли, достигли устья реки Игликан (ныне Сиглан), добрались до большого корякского поселения. Однако дальше двинуться уже не смогли тунгусы-проводники отказались сопровождать казаков, понимая, что те идут на верную смерть. Пришлось возвращаться в Охотск:
Так что первому блину, действительно, выпало быть комом: И все-таки было пройдено 500 первых морских верст по Охотскому морю. А это вселяло надежду на успех.
По именному указуВидя, что без опытных людей морской путь на Камчатку вряд ли проложить, Петр I именным указом отправляет в 1714 году в Сибирь архангель-ских мореходов Никифора Тряску, Кондратия Мошкова, Якова Невейцына и Ивана Бутина. Прибыв в Тобольск, получили те жалование от сибирского губернатора князя Гагарина по 40 рублей в год и по пять рублей кормовых. Здесь же по приказу Гагарина к ним присоединился голландец Генрих Буш, знающий толк в морском деле. Еще недавно он служил рейтаром у шведского короля Карла XII и был взят в плен под Выборгом. Теперь же, приняв его на русскую службу, сибирский губернатор положил Бушу жалование 15 рублей в год, укрепил им отряд архангельцев, перед которыми ставились большие задачи. Кроме мореходов (хотя каждый из них был и кораблестроителем «лодейщиком»), в него вошли также и плотники Кирилл Плотницкий, Иван Каргополов, Варфоломей Федоров, Михаил Карамакулов.
В Якутске был сформирован еще один отряд теперь к мореходам присоединились казаки во главе с пятидесятником Кузьмой Соколовым. В наказной памяти пятидесятника было записано: «У Ламского моря усмотря к морскому ходу для строения лесных угодий, построить теми присланными плотниками морские суда.., с теми мореходы и плотники и с служилыми людьми итти через Ламское море на Камчатский нос без всякого содержания.., из Камчатских острогов итти тем же путем на Ламу». В этот охотский отряд вошли Яков Невейцын и Никифор Тряска. А Бутин и Мошков должны были заняться «поиском незнаемых земель» противу устьев рек в Восточно-Сибирском море. В Якутске архангельцы расстались.
23 мая 1714 года отряд прибыл в Охотск и сразу же приступил к подготовке похода: в верховьях реки Кутхуй, верстах в 75 от устья Охоты, нашли подходящее место и заложили судно. Через два года, в мае 1716-го, работу закончили и спустили судно на воду. Это была «лодия наподобие архангелогородских соем, шитая вичами». Назвали ее «Восток» (по другим источникам «Святое Ламское море», «Охота»). Морской историк Ф. Веселаго занес эту лодию в свой «Список русских морских судов с 1668 по 1860 год»: «Лодья без названия, размерами 8 1/2 ? 3 ? 3 1/2 сажени; заложена в мае 1714 года и спущена в мае 1716 года. Место строительства Охотск, строитель Плотницкий».
16 июля 1716 года лодия вышла в море. Вел ее Никифор Моисеевич Тряска. Сначала он повел ее на север, по маршруту Петра Гуторова, но затем шторм оторвал суденышко от берега и унес в открытое море. Однако команда приблизились к Камчатке, море-плаватели увидели землю где-то в районе Утхолокского мыса. И: снова ветер изменился на противный и погнал лодию на запад, назад, почти к тому же месту, откуда и начала свое плавание.
Отстоявшись у берега, переждав шторм и приведя судно в порядок, снова пошли к Камчатке. На этот раз встреча с ней произошла где-то в районе реки Тигиль. Отсюда пошли на юг, вдоль побережья. Нужно было изучить этот берег, отыскать удобные бухточки и заливы, осмотреть устья рек, чтобы можно было в дальнейшем при случае заходить сюда и укрываться от штормов. Так и шли до реки Крутогоровой, а здесь, на берегу, встретились с первыми камчадалами, которые свели их с казаками ясачными сборщиками. Дальше шли уже с ними, торопились поспеть в Большерецк. Но не успели осень все же обогнала их, начались шторма свирепые, долгие. Пришлось поставить лодию на зимовку в устье реки Колпаковой. Мореходы с командой остались при судне, а казаки с Кузьмой Соколовым во главе отправились в Нижнекамчатский острог, где находился приказчик Камчатки пятидесятник Алексей Петриловский. Здесь Соколова ожидали отнюдь не мореходные занятия: приказчик Петриловский натворил столько злого на Камчатке, что пришлось Соколову сажать его под караул и принимать дела, ведать ясачным сбором, а уж по весне, с грузом государевой пушнины, возвращаться назад, к лодии, чтобы выполнить вторую часть наказа вернуться в Охотск.
17 мая 1717 года мореплаватели пересекают Охотское море и выходят к Тауйской губе. Вот-вот появится уже Охотск. Но: судно попадает в ледовый плен и дрейфует совсем недалеко от берега. Близок локоток, да не укусишь. Лишь 8 июля расступаются льды, и Тряска приводит наконец лодию в Охотск. Дорога была проторена. И еще одиннадцать лет водил судно-лодию («Восток» «Святое Ламское море» «Охота») к камчатским берегам мореход Никифор Тряска.
В 1725 году у тех берегов лодия попала в сильный шторм и была выброшена на берег в районе реки Ичи. Тряска подвел под днище городки (катки) и лодию оттащили подальше от хищных волн. Но ветер достал ее и здесь и бросил на камни. Всю зиму чинил судно Тряска и лишь весной 1726 года привел его в Большерецк. Однако приказчик все же посчитал судно непри-годным к плаванию и только в 1727 году вернулось оно в Охотск. Это было последнее плавание: по приказу Витуса Беринга лодию к тому времени, действительно, уже очень ветхую сожгли, чтобы взять с нее все железо для нового корабля.
Железо в Охотске было на вес золота. И нужно полагать, что взятое с «Востока», все оно нашло применение при постройке первого на Тихом океане русского военного судна, знаменитого бота «Святой архангел Гавриил». На нем было совершено немало славных плаваний с участием тех же архан-гельских мореходов.
Большой Камчатский нарядЕдва вернулся Никифор Тряска из первого камчатского похода в 1717 году, как из Якутска прибыли в Охотск Иван Бутин и Кондратий Мошков. А с ними и срочная бумага от якутского воеводы Ельчина готовиться к новому походу.
Земляки рассказали Тряске с Невейцыным последние новости: недавно воевода Яков Агеевич Ельчин вернулся от царя. Государь интересовался новыми землями в Восточном море противу устьев северных рек, а воевода, якобы, только в смущении руками разводил: я, мол, только четыре года назад принял сей обширный край и до окраин еще не добрался. А царь повелел: отправляйся тогда на окраины и опиши все, что своими глазами увидишь, и Курильские острова, и Шантарские, и на восток и на полдень от Охотска и Камчатки. Людей дам, денег получишь, мореходов бери архангельских и подробно потом расскажи царю своему обо всем:
Кланяясь, покинул воевода царские покои. Вслед ему указ Петра: встать во главе Большого Камчатского наряда-экспедиции, стало быть, пройти сушей и морем земли русские на востоке, описать новые, незнаемые, что, по слухам, имеются противу устьев рек Лены и Колымы, Камчатки и Охоты, Пенжины и Анадыря. Денег на то не жалеть, людей брать по надобности. Мореходами назначить тех архангелогородцев, что были отправлены на море Ламское еще в семьсот четырнадцатом. Но только-только закрутил Ельчин все «экспедичные» дела в Сибири, отправил первые партии казаков-землепроходцев к устьям северных рек кочи рубить и шитики китовым усом вязать, готовя суденышки эти морские для вояжа дальнего, послал первые морские отряды из Охотска к Шантар-ским островам и из Большерецка на Курилы, как повязали воеводу по злому доносу. Свезли в Москву в канцелярию тайную, и сгиб он где-то там во время пыток по государеву «слову и делу».
И остановилось колесо, так лихо им раскрученное: Только мореходы архангельские по-прежнему делали свое нужное дело, точно не касались их никакие исторические ветры и шторма, торили дороги в море Ламском-Охотском и пробивали первые тропки через Курильские переливы в море Восточное:
Тайная воля ПетраДавно уже была открыта архангелогородцами морская дорога на Камчатку. Еще раньше разведан Иваном Козыревским путь к полуденным островам и получены первые сведения об «Апонском» государстве:
И теперь архангелогородцам предписано было проложить маршрут на полдень.
В 1719 году по личному указу Петра Великого посланы на Северо-Восток геодезисты Федор Лужин и Иван Евреинов.
Зачем? Выяснить, «сошлась ли Америка с Азией, что надлежит сделать не только Зюйд, но и Ост и Вест, и все на карте исправно поставить».
Это на бумаге. Но известно, что, кроме письменных указаний, были получены геодезистами и устные инструкции. Вот потому и направились они на Курилы на лодии «Восток» с мореходом Кондратием Мошковым.
Первоначальный маршрут был тот же, что и у Тряски с Невейцыным в 1716 году, на Западную Камчатку, до устья реки Ичи. Здесь в 1720 году геодезисты высадились на берег и положили на карту западнокамчатские реки, затем побывали в долине реки Камчатки, провели и здесь глазомерную съемку местности, а потом сделали это же и на восточном побережье полуострова.
А 22 мая 1721 года вывел Кондратий Мошков лодию из Большерецка, чтобы выполнить вторую часть плана, и повел «Восток» на полдень, минуя один за другим четырнадцать островов Курильской гряды.
И здесь геодезисты продолжали ту же работу, что делали на Камчатке, вели глазомерную съемку островов.
Наконец стали на якорь у острова Шумшу. Можно было теперь и отдохнуть ведь проделана огромная по объему и значимости работа, пройден немалый путь среди многочисленных островов совсем еще неизвестного русским мореходам архипелага.
Но и здесь судьбе было вольно распорядиться по-иному: налетевший шторм оборвал оба якорных каната и бросил суденышко на откуп волнам. Лодия лишилась управления и спасение могло принести уже не столько искусство морехода Мошкова, сколько воля рока и мужество всей команды.
Семь дней гоняло «Восток» по волнам, грозя разбить о подводные скалы и остроконечные кекуры, выбросить на каменистые острова или расщепить свинцовыми кувалдами волн: Их унесло в неизвестность, к острову Хоккайдо, то есть непосредственно к самой Японии, и они считали себя погибшими.
Но вот упал ветер, улеглась волна и разлилось по океану жидкое желтое солнце. Привязав вместо якорей пушку и наковальню, отстоялись у какого-то острова и привели в порядок паруса, превращенные ветром в лохмотья, а потом пошли на норд вдоль островов. Скоро они были уже в Большерецке. Здесь Мошков обзавелся якорем, но только деревянным: не было на Камчатке железного. Для тяжести и крепости оковали ему этот якорь: сковородами. Что делать? Здесь, на окраине России, все еще только-только зарождалось и до железа ли было:
12 июля 1721 года Мошков благополучно доставил геодезистов в Охотск, а 30 ноября 1722 года в Казани Евреинов докладывал царю о выполнении его тайного приказа об установлении русских границ на Тихом океане. И Петр, говорят, был велми доволен своими людьми.
Первая КамчатскаяИ снова суждено было архангелогородцам идти дорогой, указанной для них Петром Великим. На этот раз они должны были определить границу своего государства на крайнем Северо-Востоке, между Азиатским и Американским материками. Руководителем этой экспедиции был назначен лично Петром капитан-командор Витус Беринг. По его же, Петра, приказу в 1725 году было построено в Охотске небольшое судно для экспедиции «Фортуна», которое в 1727 году, к приезду Беринга в Охотский порт, было спущено на воду.
Правда, несмотря на название, «Фортуне» не суждено было совершить историческое плавание по Берингову морю: задачи ее были гораздо скромнее доставить членов экспедиции со всем имуществом в Большерецк.
На Камчатке, в урочище Ушки, в долине реки Камчатки (между нынешним городом Ключи и рабочим поселком Козыревском) был заложен 4 апреля 1728 года и спущен на воду в июне того же года уже упоминавшийся бот «Святой архангел Гавриил», вписавший немало страниц в историю тихоокеанского флота.
13 июля 1728 года в вахтенном журнале бота появляется первая запись: «В половине 2-го часа сотворя молитву отвалили от берега и поплыли вниз по реке Камчатке. В половине 3-го часа приплыли к устью реки Камчатки и легли на якорь за противным ветром».
14 июля вышли в открытое море. В числе 39 членов экипажа «Гавриила» были архангельские поморы Кондратий Мошков и Иван Бутин.
В конце июля бот прошел мимо устья реки Анадырь, идя на север. Пройдена губа Святого Креста, Чукотский Нос, открыт остров Святого Лаврентия...
13 августа бот вошел в пролив, который позже будет назван проливом Беринга в честь капитана бота «Св. Гавриил».
Стоял туман, «великий туман с мокротою». Корабль находился за 65-м градусом северной широты, то есть уже в Северном Ледовитом океане. Но члены экипажа этого не знали, блуждая в туманах. Тогда Беринг предложил своим помощникам изложить собственное мнение о возможности продолжения этого плавания. Шпанберг предложил вернуться. Чириков идти дальше, вплоть до устья реки Колымы (при этом он даже не подозревал, что пролив был пройден задолго до них Семеном Дежневым и Иваном Голыгиным).
Беринг поддержал Шпанберга возвращаться. Возвращаться, хотя фактически так и не был получен руководителем экспедиции ответ на поставленный Петром Первым вопрос о границе двух материков, а соответственно, и о северо-восточной границе России. И потому команду «возвращаться» можно было бы предполагать только в следующей редакции:
«Чтобы повторить плавание на следующий год и разобраться точно в существовании пролива между Америкой и Азией».
Но на следующий год Беринг не стал повторять этот поход. Узнав от камчадалов о некой большой земле, лежащей противу устья реки Камчатки, он попытался найти ее, но безуспешно, и ушел в Охотск, не подозревая, что ему снова приказано будет продолжить это плавание в Великом океане, и тот, не найденный им сейчас, остров станет последним пристанищем командора. Это и будет остров Беринга.
По-разному, как мы знаем, отнеслись и относятся историки к итогам Первой Камчатской экспедиции. Ломоносов признавал, что «Беринг не напрасно думал, что он по данной себе инструкции исполнил», то есть дошел до той крайней точки в северных широтах, где уже ясно было, что далее Азия с Америкой сойтись не могут. Но он и упрекал командора:
«Однако жаль, что идучи обратно, следовал тою же дорогою и не отошел далее к востоку, которым ходом, конечно бы, мог приметить берега Северо-Западной Америки».
И это суждено было сделать другим. Но опять же нашим архангель-ским мореходам.
Земля Кыымылат, или АляскаИтак, Беринг не поставил точки над «i» в этой географической загадке сошлись ли, нет ли между собой материки и не увидел берегов Большой земли, как называли в те времена Аляску.
И снова бот «Св. Гавриил» бороздил просторы Берингова моря. Подштурман Иван Федоров и геодезист Михаил Гвоздев вели его к американ-ским берегам. Лоцманом на «Св. Гавриил» был назначен Кондратий Мошков.
И вот из рапорта Михаила Гвоздева: «Августа 21 дня пополуночи (1732 г.) в 3-м часу стал быть ветер, подняли якорь, паруса распустили и пошли к большой земле и пришли к оной земле, стали на якорь и против того на земле жилищ никаких не значилось, и подштюрман Иван Федоров приказал поднять якорь. И пошли подле земли к южному концу. У южного конца к западной стороне видели юрты жилые версты на полторы и к оному жилью за противным ветром в близость подойти не возможно и пошли подле земли на южную сторону и стало быть мелко и дошли до семи и до шести сажен и от того места возвратились назад и пошли в бейдевен, чтобы не отдалять от оной земли и стал быть ветер приземной крепкой: и подштюрман велел курш держать: и таким крепким ветром отошли от берега и пришли к четвертому острову августа 22 дня и за великою погодою у оного острова на якорь стать было невозможно и когда стали подходить ко оному четвертому острову, парусы подобрали и без парусов от того четвертого острова отнесло: и тогда же пришли ко мне служилые Ефим Пермяков, Лаврентий Поляков, Федор Паранчин, Алексей Малышев с товарищи и просили о возврате, чтоб возвратиться на Камчатку, понеже де кормов у их малое число, также де и не могут из судна воду уливать:» Поддержал тогда служивых и мореход Мошков. Ведь дело было сделано путь к этой самой Америке найден, а приближались осенние шторма, и измученные плаванием люди и потрепанный волнами бот могли не выдержать новых испытаний.
28 сентября 1732 года «Св. Гавриил» подошел к устью реки Камчатки. Увиденную с судна землю Гвоздев назвал чукотским словом Кыымылат, или землей эскимосов. Название не прижилось, и долго еще в обиходе звучало: Большая земля по эскимосски Аль-ак-шак Алякса, а потом уже Аляска:
Да и о самом этом мореходном подвиге русских людей мир узнает нескоро. Подштурман Федоров умрет в 1733 году. Геодезист Гвоздев по государеву «слову и делу» доносу будет брошен в тобольскую тюрьму и выйдет он оттуда лишь в 1738 году, когда в Охотске вовсю уже шла работа по подготовке Второй Камчатской экспедиции. В тот год и узнают в Охотске об открытии Большой земли, составят на основании судового журнала Федорова карту обследованного на «Св. Гаврииле» района.
А двумя годами раньше историк Миллер найдет в якутском архиве «отписки» Семена Дежнева о походе с устья Колымы на Чукотский нос, то есть из Северного Ледовитого океана в Тихий.
Так что теперь было совершенно ясно между Азией и Америкой существует пролив.
И начат был новый поход теперь уже к берегам Русской Америки.
И еще одно открытие.
Вот уже известно россиянам: там, на восходе солнца, лежит в океане не только Большая земля, но и тянется к ней драгоценное ожерелье из многочисленных островов, богатых голубыми песцами и бесценными морскими бобрами. Потянулись к ним с Камчатки тончайшие нити промысловых экспедиций российских аргонавтов, отправившихся из Суздаля и Великого Устюга, Соликамска и Тотьмы и из того же Архангельска на край земли в поисках удачи и счастливой доли.
Шли непрерывным потоком на восток поморы, закаленные в штормах Великого Студеного океана, шли покорять Великий, или Тихий океан.
Но первыми были архангельцы. Именно они, русские мореходы, выросшие на берегах Ледовитого океана и Северной Двины, с детства выучившиеся мореходному искусству, первыми проложили морские дороги здесь, на краю земли Русской, первыми вышли к берегам неведомой Америки и «Апонского» государства. Именно они Никифор Тряска, Яков Невейцын, Кондратий Мошков и Иван Бутин.
Шел уже 1751 год. То есть прошло уже около сорока лет с тех пор, как по указу Петра Первого отправились архангельские мореходы и кораблестроители в дальний путь, в окраинные земли, где один год жизни двум, а то и трем годам равен был. И выносливости этих людей просто поражаешься. В 1728 году, когда Беринг взял в свою команду Кондратия Мошкова и Ивана Бутина, те вынуждены были обратиться к командору с просьбой выплатить им жалование «для расплаты долгов и для покупки платья». Что же заставило их превратиться из бравых моряков в просителей? «Служили мы: мореходами для перевозки через море от Камчацкой земли до Охотского острогу ясашной казны, а в прошлом 1727 году взяты мы из Охотского острогу сюда на Камчацкую землю на судах для перевозки команды вашего благородия служителей и протчих вещей, а денежного жалованья: не получали Кондратий Мошков с 726 году, Иван Бутин с 723 году и по ныне. А об оном жаловании просить было некогда, понеже, когда прибудем отсюда в Охотский острог с казною... то паки подчиненные комиссары нас возвратно на Камчатку и за такими отлучками вошли в великие долги».
А в 1751 году, вероятно, уже получив пенсион и будучи в преклонном возрасте, ведет Иван Бутин промысловое судно знаменитого камчатского купца Никифора Трапезникова «Борис и Глеб» к Алеутским островам осваивать новые русские земли.
С. ВАХРИН
|
Содержание |
|