В ПЛЕНУ ПУСАНСКИХ ИЛЛЮЗИЙ

В. БРАТЧИКОВА

Не так уважительно и гостеприимно, как прежде, встречает нынче заграница российских моряков. Свидетельством тому многочисленные ЧП, связанные с арестом и задержанием в чужих портах наших судов. "РГ" не раз обращалась к этой теме, рассказывая о том, как томятся в зарубежном плену экипажи взятых под стражу, проданных за долги или просто проданных "пароходов" - рыбацких и торговых. По большей части Дальневосточных, активно работающих сегодня на Азиатско-Тихоокеанском рынке. И не менее активно нарушающих общепринятые нормы международного партнерства. В погоне за сиюминутной прибылью судовладельцы отдают собственность акционеров, даже не считаясь с их мнением, в долгосрочную аренду, переводят ее под чужой флаг беззастенчиво обманывают моряков, нисколько не беспокоясь об их дальнейшей участи. Так произошло с командой плавбазы "Спасск", принадлежавшей некогда Владивостокской базе тралового и рефрижераторного флота - материал о ней был опубликован в газете в конце февраля. Правда, оказавшись тогда брошенными хозяевами в канадском порту Виктория, моряки не растерялись и сумели в трудной борьбе отстоять свои права.

В куда более сложную ситуацию попали рыбаки Дальневосточной базы флота из приморского поселка Зарубино, чьи суда регулярно совершают "набеги" на Пусан. Этот крупный южнокорейский портовый город давно уже стал своего рода перевалочной Меккой для паломников Тихоокеанского бассейна, куда они заходят на ремонт, бункеровку или сдачу уловов. Совсем как к себе домой. Более тысячи посещений в год - такую примерную цифру заходов сюда называют сегодня специалисты "Дальрыбы". А вот возвращаются оттуда далеко не все. Не вернулись в порт приписки и четыре зарубинских траулера - "Оболянка", "Остер", "Охота" и "Оржев", которые с января 1995 по март 1996 года поочередно были арестованы корейскими властями.

Об этой истории редакции стало известно в июне после звонка во владивостокский корпункт капитана "Оболянки" Владимира Забродина. Вот вкратце суть того разговора, изложенного затем в одной из наших публикаций. Иностранные партнеры ДВБФ, арендовавшие у нее эти траулеры, выставили руководству базы иск на сумму в несколько миллионов долларов за долги по обслуживанию и ремонту СТРМов. Около двух лет тянулась судебная тяжба, в финале которой все суда были конфискованы и обрели новых владельцев, а их экипажи оказались попросту вышвырнутыми на берег. Не получив причитающуюся им зарплату, рыбаки наотрез отказались покидать Пусан. Но не все: в октябре прошлого года семнадцать человек все же удалось отправить домой - одного из них, механика Касимова, увы, в цинковом гробу. Остальные решили держаться до победного конца. А поскольку он все не наступал и руководство базы флота перестало что-либо даже обещать, Забродин, ярко живописуя злоключения своих товарищей в Стране утренней свежести, обратился в редакцию "Российской газеты" с просьбой о помощи. И вот наш корреспондент в Пусане...

Моя первая зарубежная командировка, больше напоминающая вызов "скорой" к попавшему в беду человеку, началась с неожиданности. Предварительно мы условились с Владимиром Юрьевичем, что сразу же по приезде я позвоню ему по указанному им номеру. Поздно вечером, покинув воздушный автобус, перенесший меня из туманного Владивостока в сияющий огнями пусанский аэропорт, я бросилась к телефону. Однако тот упорно молчал.

Лишь на следующее утро, обратившись в корейско-российское СП "Санг Вон", образованное при участии Дальневосточного морского пароходства (оно спонсировало мою поездку), я с помощью его представителя Джона Ила, немного говорящего по-русски, и переводчицы Ли На Ен связалась с администратором гостиницы, где проживал Забродин. Но и тут меня ждало разочарование: буквально за три дня до моего прилета его выселили из нее.

Было от чего прийти в уныние: где искать человека в огромном, втором в Корее по величине после Сеула города? Спасибо добрым попутчикам. Вместе мы обежали все возможные "явочные" места зарубинцев, нас терпеливо выслушали прохожие, припоминая, где они видели недавно похожих на русских оборванных иностранцев. Но и это не помогло. Даже в злачных кварталах Техаса, как называют самый, пожалуй, оживленный уголок Пусана, пестрящий русскоязычными зазывными вывесками на фасадах здешних забегаловок, горожане недоуменно разводили руками: не знаем, сколько тут каждый день толчется разноплеменного люда.

Добровольные гиды, оторванные от своих забот, уже с огорчением посматривали на часы, как вдруг... Прямо на нас через улицу нетвердой походкой, широко размахивая руками, шел изможденного вида незнакомец. Совершенно босой, в почерневшей то ли от мазута, то ли от грязи рубахе и таких же спортивных брюках. В глаза бросились его невероятная худоба, отсутствующий взгляд и нездорового желто-зеленого, почти пергаментного цвета лицо. Наслушавшись еще от Забродина леденящих душу рассказов о неприкаянном - с ночевками на вокзалах и в подземных переходах, с бесполезными попытками найти хоть грошовую работу - житье-бытье незадачливых мореходов, я, уже почти не сомневалась в том, кого вижу перед собой, двинулась наперерез.

- Простите, вы случайно не из Зарубино?

Незнакомец, похоже, не меньше меня опешил от неожиданной встречи.

- Да, из Зарубино, - глядя на меня с подозрением и любопытством промолвил он. - А вам, собственно, что нужно?

В нескольких словах я поведала ему о цели своего визита и заодно поинтересовалась, где находится капитан Забродин.

- Так он же со мной в одном номере. Если хотите, пойдемте провожу.

Примерно с полчаса мы еще петляли по каким-то узким извилистым переулкам, пока не наткнулись на невзарчное строение, словно нарочно упрятанное в глубину городских трущоб. В тесной, как чулан, пустой и темной комнатенке без окон, с давно выцветшими обоями на маленьких циновках сидели и лежали несколько человек. Излишне говорить, какие чувства владели всеми в момент нашего появления на пороге и позже, когда знакомство уже состоялось. В тяжелой, спертой атмосфере затрапезного номерка, куда моряков из жалости поселили сердобольные хозяева, разговор явно не клеился. Хотелось выйти на свежий воздух, чтобы не видеть этого убожества, не испытывать гнетущего состояния скованности, неловкости, щемящей боли за своих соотечественников, оказавшихся на положении парий - людей забытых всеми, выброшенных за борт жизни. Мы с Забродиным так и поступили - нас на время приютила в Техасе в своем маленьком кафе кореянка Надя, перебравшаяся на родину предков откуда-то с Сахалина.

Ничего нового за разговором мне Владимир Юрьевич и не сообщил: вот так прозябаем - ни работы, ни еды, ни надежды. Да и на что надеяться, когда кругом все чужое - люди, обычаи, язык, а в кармане ни гроша. Еще перебивались как-то в порту на разгрузке судов, куда чудом удалось пристроиться на время. Однако местные профсоюзные лидеры возмутились: своим негде работать, а тут "русские пришли" - пора кончать эту благотворительность.

И началось хождение по мукам. До февраля у рыбаков была хоть крыша над головой, но когда по решению пусанского суда последний траулер, что называется, ушел с молотка, жить и вовсе стало невмоготу - негде и не на что. Жизнь впроголодь, нищенские скитания по улицам, где никому до тебя нет никакого дела, превратились в каждодневную беспрестанную пытку. Немудрено, что многие, очутившись в этом кошмарном аду, дошли до последней стадии истощения - нервного и физического. Нравственные страдания усиливали кожные и желудочные заболевания, ставшие постоянными спутниками отчаявшихся от безысходности моряков. Сам Забродин две недели пролежал в гостинице с приступами непонятной болезни, насмерть перепугав хозяев, которые, опасаясь худшего, поспешили избавиться от незванного гостя. Слава богу, все вроде обошлось, но надолго ли? В разговоре со мной капитан как бы невзначай обронил: по-хорошему нас всех надо на Шепеткова, имея в виду известную лечебницу во Владивостоке. Конечно, это была лишь горькая шутка, хотя в ней, несомненно, есть и доля истины.

Мой собеседник задумчиво смотрит вдаль, куда-то сквозь меня, вспоминая перепетии добровольного пусанского заточения. Именно добровольного, ибо рыбакам не раз предлагали вернуться в Приморье. После выступления в "Российской газете" исполнительный директор ДВБФ М.Коваленко "железно" пообещал рассчитаться с ними. А сумма набежала приличная. Возвращайтесь, мол, домой, не упорствуйте понапрасну - там разберемся. А что разбираться - 600 работников единственного зарубинского предприятия уже третий год не могут пробиться к кассе. Счета пусты и даже судебные исполнители бессильны вытребовать по искам задолженность по зарплате. И откуда взяться деньгам? От продажи флота? Так его уже практически нет - все и без того давно продано. Гендиректора, а сейчас и внешние управляющие меняются, как узоры в калейдоскопе: был Ким, Де, Вонгай, теперь вот Пак, а положение все хуже и хуже. Краевые власти стучат кулаком по столу, требуя от администрации обанкротившейся компании расплатиться с экипажами конфискованных в Корее судов, да что толку, база флота предприятие не государственное. Закрыть его, пустить всю собственность с аукциона и рассчитаться таким образом с коллективом - тоже не выход. На ДВБФ худо-бедно, но держится весь поселок весь поселок, ликвидация ее означала бы для него полную экономическую и социальную катастрофу.

Нет, возвращаться ни с чем к женам и детям, ожидающих своих кормильцев, в беспросветной нужде - этот вариант рыбаки сходу отвергли, не потому, что унизительная, для всякого человека, полная лишений жизнь под небом Пусана, войдя в привычку, воспринималась уже иначе. Можно ли привыкнуть к такому вообще? К жалким подачкам, к милосердию горожан, случайным "смешным" заработкам где придется. Что на них купишь - немного поесть да дешевой корейской водки, чтобы заглушить жгучую тоску. Но алкогольный дурман еще больше разрушил душу, и не только ее. Однажды, припоминает Забродин, в привокзальном туалете нашли труп неизвестного русского матроса. Позже зарубинцы его опознали - это некий Александр Черников. Откуда он взялся, никто не знает, просто прибился к таким же горемыкам, как сам, а после вдруг также неожиданно исчез. Экспертиза установила: смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. Разбираться с этим делом никто не стал, к тому же у погибшего не нашли никаких документов. Выпил, мол, человек, упал и разбил себе голову. Так и похоронили его у чужой земле. По фамилии, которую он раньше назвал рыбакам, через российское генконсульство в Пусане были разосланы запросы по всем городам и весям Дальнего Востока, но все оказалось безрезультатно.

Что же держало тогда измученных невыносимыми условиями пусанской жизни людей в этом чужом, равнодушном к их страданиям городе? Как-то в руки рыбакам попал номер "РГ" с корреспонденцией об экипаже плавбазы "Спасск". Пример владивостокских моряков разбудил угаснувшую было надежду. Появился шанс через Международную федерацию транспортников (JTF), членами которой были и зарубинцы, повлиять на несговорчивых работодателей. Рыбаки обратились в южнокорейское отделение JTF. Там вызвались было помочь, даже нашли адвокатов, но узнав, что просители в профсоюзе числятся лишь формально и ни разу не платили членских взносов (всего-то доллар в год на человека!), деликатно отказали им в своем содействии. Теперь капитан сокрушенно вздыхает: эх, кабы знать, что все так повернется, разве б мы пожалели отдать какой-то несчастный доллар!

III

С Забродиным мы разговаривали долго. К тому времени я уже знала, что злосчастная одиссея зарубинских скитальцев близится к концу. Как ни странно, но ее столь скорому завершению немало помог сам Владимир Юрьевич, обратившись в нашу газету, которую, как выяснилось, внимательно читают не только в России. Генконсул РФ в Пусане Валерий Ермолов при встрече со мной подтвердил:

- Да, я знаком с этой публикацией, но не во всем согласен с Забродиным. Мы ведь тоже внимательно следили за развитием событий. И, поверьте, были не просто наблюдателями. Звонили, писали письма в краевую администрацию, на базу флота, информировали о происходящем представителя Президента в Приморье, требуя как можно быстрее вернуть рыбаков на родину. И их тоже уговаривали одуматься, тем более что ДВБФ согласилась взять на себя все расходы по их возвращению. Больше того, по просьбе капитанов я лично обращался в пусанский суд с вопросом о возможности погасить часть долгов по зарплате из средств, полученных от продажи траулеров. К сожалению, это было сделано с большим опозданием. Подай рыбаки встречный иск раньше, возможно, они бы своего добились, но когда судебное решение принято и вступило в силу, изменить что-либо уже невозможно. В сложившейся ситуации единственным разумным выходом было покинуть Пусан и на месте, дома во всем разобраться. Удивительно еще такое долготерпение корейских иммиграционных властей, которые могли насильственно депортировать моряков, потерявших после продажи судов статус неприкосновенности, гарантированный международным правом. Однако всякому терпению есть свой предел. После выступления газеты нам просто предложили, установив жесткие сроки, вывезти своих граждан за пределы Республики Корея. Пришлось вести с ними тяжелую разъяснительную работу, настойчиво убеждать их в бессмысленности своего упорства. Мы даже вызвали сюда представителя Дальневосточной базы флота. В конце концов сопротивление удалось сломить, но это потребовало невероятных усилий.

Сложная все-таки штука истина. Признаюсь откровенно: беседуя с Забродиным, я целиком была на его стороне. Одно лишь смущало - передо мной сидел не простой рыбак, а хоть и бывший, но все же капитан, командир, руководитель. Вспомнилась старая песенка: "капитан-капитан, подтянись!". Но особой подтянутости во всем облике моего собеседника не было видно и следа. Обросшее многодневной щетиной лицо, дрожащие руки, угрюмость во взоре. Какими же тогда должны быть подчиненные? И другое не давало покоя: рыбаки бедствуют, ночуют под открытым небом, а их шеф хоть и в плохонькой, но все же гостинице. Кстати, генеральный консул в разговоре со мной заметил: нельзя все принимать на веру - далеко не все зарубинцы пали духом, смирились с участью жалких изгоев. Почти то же самое повторил мне при встрече и бывший стармех с "Оржева" Апполон Каппес. Сейчас он в совете директоров ДВБФ, прилетел в Пусан по поручению руководства забирать своих товарищей, с которыми сам провел шесть месяцев в пусанском плену.

- Увидел я здесь своего моториста, Славу Погодина. Обнялись, а потом спрашиваю у него: ну как, рассказывай. А что рассказывать, отвечает он. Работали в порту по 16-18 часов, я бригадирствовал, деньги делили поровну. Тяжело, конечно, было, но кое-что заработали, домой не с пустыми руками поедем... Вот так. Смогли, значит, найти себя люди в этой экстремальной ситуации. Встретил я еще нашего радиста Сашу Жердева: умница, светлая голова, прирожденный организатор. До последнего дня, то есть пока судно не забрали, вел бортовой журнал. За ребятами следил как нянька в детском саду, чтобы не дай бог с ними чего не случилось. Да, было пять-шесть человек опустившихся, которых кроме водки ничто не интересовало, - продолжает Апполон Зольфович. - Они бродили где попало, и валялись по подземным переходам, но зачем же всех по ним равнять? А потом чего греха таить - многих корейцы приютили в своих семьях - была у них крыша, и еда и все остальное прочее. Некоторые не хотели уезжать не потому, что не получили своей зарплаты, а по другим причинам - нашли здесь дело, обзавелись новыми знакомыми - жалко было все бросать. Была тут одна женщина, буфетчица из экипажа - не буду называть ее фамилию. Яркая, как рекламная афиша, шикарный бюст, который шокирующе действовал на здешних пусанских мужиков. ее в любой ресторан брали, везде она была нарасхват. Так я ее и не уговорил вернуться. А что мне, мол, в вашем Зарубино делать, мне и тут хорошо, и власти мне не указ - дам кому надо 250-300 долларов - и никаких вопросов...

- А почему вы им денег не высылали? - вспомнила я сетования Забродина.

- Как же не высылали? Пусть небольшие суммы для них, но мы перечисляли на агентирующие фирмы. Капитаны их получали, а вот как ими распоряжались - спросите у них... А вообще я должен сказать, что вся эта неприглядная история лежит на их совести. Характером оказались слабоваты наши капитаны. Они были ими только по должности, а на деле... - Каппес сокрушенно махнул рукой. - Потеряли мы их...

Из Пусана во Владивосток я возвращалась с первой партией вызволенных из "заточения" рыбаков. Однако их лица не светились радостью долгожданной встречи с родиной - на них лежала печать безмерной усталости от пережитого да унылое отчаяние, какое бывает у людей, которых не ждут и чье будущее не вселяет бодрости и оптимизма. Остальные должны вернуться следующим рейсом. Еще пять человек пожелали добираться домой морем. Я долго думала: почему? А все объяснилось просто: рыбаки имеют право, при наличии, разумеется, соответствующего ценза, беспошлинно ввозить в Россию подержанные иномарки. Вот и продали они его, это право, нашим туристам, с которых таможенники чуть не три шкуры дерут за импортный автомобиль. Ох уж этот наш удивительный российский рынок, где даже льгота выступает товаром!

Но честно сказать, не это меня волновало. Уже вернувшись домой, я случайно узнала, чем обернулось для нескольких пусанских "пленников" их длительное отсутствие. Распались три семьи - молодые, подававшие когда-то надежды на долгое семейное счастье. Жены обрели новых мужей, дети остались без отцов. А сколько таких житейских трагедий уже было, сколько их еще впереди? И кто в них виноват - сами ли рыбаки, или те, кто отправляет их в неизвестность, может, и сам того не зная, чем закончится очередной рейс "в загранку"?

Мы многого еще не знаем, нахрапом, наобум, завоевывая зарубежный рынок. Лезем со своим уставом в чужой монастырь, не уважая чужих законов, элементарных правил добросовестного партнерства. И это невежество слишком дорого нам обходится: редеет российский флот, "уплывая" в чужие руки, страдают люди - наши граждане, брошенные на произвол судьбы, оставшиеся без перспектив и средств к существованию. Кто хозяева в нашей стране? Почему государство безучастно наблюдает за всем этим, не ставя на место зарвавшихся дельцов, не протягивает руку помощи оказавшимся в беде моряков? Нет законов, нет механизмов такой защиты? Значит, надо их выработать. Возможно, создать специальный, причем обязательно государственный страховой фонд для предприятий морской специфики - как раз на тот самый "непредвиденный" случай. Чтобы моряки, попав в подобную переделку, могли воспользоваться средствами этого фонда, а не ходить с протянутой рукой по улицам Пусана. Эту идею высказал мне, между прочим, генеральный консул Валерий Ермолов. А может, надо просто ужесточить государственный контроль за внешнеэкономической деятельностью рыбаков, возродить институт спецэкспортеров, как предлагает "Дальрыба". Или ввести статью в уголовный кодекс, предусматривающую суровые меры к тем, кто беззастенчиво разбазаривает акционерную собственность. Вариантов много. Но главная их суть должна сводиться к тому, чтобы исключить из нашей жизни истории, подобные этой. Чтобы в ее конце не стояло сакраментальное и зловещее - "продолжение следует".

спец. корр. "Российской газеты" специально для "Рыбака Приморья".

Содержание